Игорь Зимин - Благотворительность семьи Романовых. XIX – начало XX в. Повседневная жизнь Российского императорского двора
Добрые дела В. Ф. Громова получили признание на самом высоком уровне. В 1857 г. он награжден орденом св. Станислава II степени, а детский приют св. Сергия получил наименование «Громовского». В следующем году благотворитель был избран почетным членом Санкт-Петербургского совета детских приютов. Благотворительная помощь, которую оказывал детям В. Ф. Громов, не ограничивалась только этим заведением. Он жертвовал на содержание воспитанниц в школах Санкт-Петербургского женского Патриотического общества, помогал в организации концертов, лотерей и прочих благотворительных мероприятий. В 1859 г. В. Ф. Громов взял на себя содержание дома призрения малолетних бедных в Петербурге, входившего в Императорское Человеколюбивое общество. Всего на благотворительную помощь детско-юношеским учреждениям призрения этот человек израсходовал не менее 260 тыс. руб. только наличными, не считая покупки дачи и строительства дома для приюта св. Сергия. Широкая благотворительная деятельность В. Ф. Громова служила примером для его родственников. Первая его супруга – Федосья Тарасьевна – была попечительницей приюта св. Сергия. Двоюродный брат, Московский купец К. С. Громов, пожертвовал этому же приюту 15 тыс. руб. После кончины В. Ф. Громова на средства его второй супруги – Александры Демьяновны – надстроили третий этаж в здании Громовского приюта. Младший брат – И. Ф. Громов – взял на себя содержание дома призрения малолетних бедных.
За благотворительную деятельность В. Ф. Громов был удостоен различных наград и поощрений. Золотую медаль на аннинской ленте он получил в 1835 г., в 1854 г. – орден св. Владимира IV степени. Представление к ордену «вне правил», минуя предшествующие, более низкие степени орденов, могло осуществляться по высочайшему повелению. Эту награду Громов получил за благотворительность, не связанную с призрением. В период крымской войны он построил за свой счет десять гребных канонерских лодок. За пожертвования Санкт-Петербургскому совету детских приютов Василий Феддлович в 1852 г. удостоился «высочайшего государя императора благоволения». В следующем году был «осчастливлен высочайшим благоволением государыни императрицы» и в 1857 г. награжден орденом св. Станислава II степени. В 1858 г. Громов получил орден св. Анны II степени за пожертвования тысячи рублей на создание нового иконостаса в андреевском соборе в Кронштадте. Содержание им дома призрения малолетних бедных Императорского Человеколюбивого общества было отмечено орденом св. Владимира III степени. За помощь Патриотическому обществу Василий Федулович дважды удостаивался «всемилостливейшей государыни императрицы признательности». Эти награды и поощрения он ценил как всякий лояльный подданный российской короны.
Однако главным стимулом благотворительности для него было стремление исполнить свой христианский долг. Земные награды «…его как-то не вполне радовали, но чаще навевали на него грустные мысли. «нет, копеечное дело лучше для Бога, чем тысячное, – говаривал он в интимной беседе со своими приближенными, – о копеечном знает лишь он один, а с тысячным ни от кого не спрячешься, а оно всем бросается в глаза, а некоторым даже и колет их, и за него лишь люди хвалят и награждают! не от того ли и Христос-то говорил, что трудно богатому войти в Царство небесное?»[589]. Поэтому Громов избегал разговоров о своих благотворительных делах, а «…на все красноречивые изъявления благодарностей постоянно говорил облагодетельствованным: „ну, полноте, полноте! не благодарите меня, а благодарите Бога, давшего мне возможность вам помочь!“» и с этим или торопливо старался отделаться от благодарившего, или при невозможности этого перебивал речь его каким-нибудь посторонним вопросом»[590].
В. Ф. Громов мыслил в рамках религиозной традиции, требовавшей «не трубить перед собой», делая добро. «копеечное дело» подходило для этого лучше всего. Однако Громов понимал, что оно не приносит реальной пользы нуждающимся. Известность для него была неизбежным бременем, которое сопровождало любое масштабное благотворение. Слова Громова о том, что доброе дело некоторым колет глаза, было неслучайным. Злые языки упрекали его в том, что он щедро жертвовал не свои деньги, а из капитала первой супруги. Поводом для сплетен послужило то, что супруга В. Ф. Громова была помощницей мужа в делах, являясь «…хранителем всех принадлежавших ему запасных капиталов и личным – по его особе и главным – по делам его казначеем»[591]. Часть своего личного капитала она завещала родственникам, часть – на благотворительные цели. Завещание супруги Громов исполнил в точности. Но, кроме того, в ее распоряжении находились деньги, полученные супругом от продажи лесных угодий в Финляндии. Завещание, составленное до поступления этих средств, впоследствии не менялось, поэтому «…по силе его на долю церквей, монастырей, бедных и сирот уже выпадал капитал не в 70 тыс. руб., по прежнему предположению покойной, а слишком 400 тыс. руб. серебром!»[592], из этих средств Громов и жертвовал на благотворительные цели, исполняя завещание. Приведенный пример – свидетельство того, что крупный благотворитель, в особенности публичная фигура, неизбежно находится в центре общественного внимания, которое не всегда доброжелательно. Одни критикуют его поступки, другие ищут в них корыстные мотивы.
Исходным стимулом благотворительности, как отмечалось, было стремление помочь обездоленным. Но люди, жертвовавшие детским приютам и другим заведениям Ведомства императрицы Марии, знали, что крупные пожертвования вознаграждаются общественным признанием и правительственными знаками отличия. Наименование некоторых приютов Ведомства императрицы Марии в честь благотворителей в какой-то степени было поощрением со стороны государства, поскольку ведомство формально считалось государственной структурой. В то же время такая форма поощрения была наиболее значима с точки зрения общественного признания заслуг благотворителя, имя которого постоянно упоминалось в связи с учреждением, которому он помогал.
Ордена и чины тоже способствовали общественному признанию заслуг в деле помощи бедным. Но ценность этих наград заключалась в том, что они давали сословные (если благотворитель не был потомственным дворянином) и служебные привилегии. Лица, жертвовавшие детским приютам ведомства императрицы, могли рассчитывать максимум на чин V класса, то есть статского советника. Жалование более высоких чинов за благотворительность законоположениями ведомства, как и Человеколюбивого общества, не предусматривалось. Производство в чин IV класса осуществлялось, как правило, по выходе в отставку. Однако по данным «Памятной книжки Ведомства учреждений императрицы Марии, состоящих под непосредственным их императорских величеств покровительством в Санкт-Петербурге и его окрестностях», вышедшей в 1879 г. и содержащей сведения по 1 мая 1879 г., благотворители И. Ф. Базилевич и И. Е. Кондоянаки получили чин действительного статского советника в 1878 г., т. е. не выходя в отставку и оставаясь на службе в ведомстве Императрицы Марии[593]. Можно предположить, что в этих и подобных случаях чин действительного статского советника присваивался, в виде исключения, по высочайшему повелению.
