Эммануил Казакевич - Весна на Одере
Несмотря на боевую горячку, капитан Чохов почти беспрерывно думал свою думу. Наконец он решил поделиться со Сливенко. Как-то раз, отозвав старшего сержанта в сторонку, Чохов показал ему план Берлина с обведенными красным карандашом зданиями рейхстага и правительственных учреждений на Вильгельмштрассе.
- Вот куда нам нужно попасть, - сказал он. - Хорошо бы самого Гитлера захватить... Ну, это, конечно, неизвестно... Но хоть ворваться туда первыми.
Сливенко посмеивался.
- Хорошо-то хорошо, - сказал он наконец, - да кто знает, по какой дороге мы пойдем. Город большой...
Чохов согласился с ним, но стал доказывать, что идут они прямо, можно сказать, в том направлении и что невредно приготовить красный флаг, знамя победы, чтобы водрузить его на рейхстаге.
События следующих дней подтвердили сомнения Сливенко. Полк, заняв целый ряд городских окраин, вдруг снова очутился в обильно усеянной озерами сельской местности.
Берлин оставался где-то в стороне, и только артиллерия, стоявшая всюду и везде, - в оврагах, вдоль дорог, на опушках рощ, - только она одна, казалось, воевала с Берлином.
Орудия стреляли как раз по тем объектам, о которых мечтала душа Чохова: по целям 105 и 153.
Цель 105 обозначала германский рейхстаг, цель 153 - имперскую канцелярию.
Артиллеристы находились в состоянии лихорадочного возбуждения и гордо посматривали на проходящую мимо пехоту, у которой руки коротки, чтобы достать то, что могут достать артиллеристы.
Рослый солдат, казавшийся малюткой возле своей огромной пушки, вертя многочисленные рычаги, кричал перед каждым выстрелом:
- А этот доворот прямо Геббельсу в рот!
Другой, безусый, совсем еще мальчишка, забавлялся, старательно надписывая на снарядах мелом разные затейливые надписи, вроде: "Гитлеру Аде от доброго дяди".
Слова артиллерийских команд звучали теперь по-особому торжественно:
- По германскому рейхстагу, дивизионом, шесть снарядов, огонь!
- По фашистскому логову, угломер 47-20, прицел 25, четыре беглых, огонь!
Чохов смотрел, как артиллеристы возятся у своих орудий, как они подтаскивают и вкатывают в них большие блестящие снаряды, и чуть ли не завидовал этим самым снарядам, которые через несколько мгновений разнесут в куски какую-нибудь стену последней твердыни фашизма.
Вскоре перестали попадаться на пути и артиллерийские позиции. Дорога шла строго на запад, по прилегающим к Берлину дачным местам. Таков был приказ. Чохов недоумевал.
К вечеру 22 апреля рота, опрокинув немецкий заслон, вырвалась к какой-то реке.
Весельчаков приказал готовиться к переправе. Солдаты разулись, сняли гимнастерки, связали сапоги и одежду в узелки.
К реке подошли несколько артиллеристов.
- Поддержите? - спросил Семиглав.
- Поддержим, ребята, не бойтесь, - ответил кто-то из артиллеристов.
- А мы и не боимся, - гордо произнес Семиглав, хотя он немножко и боялся этой темной холодной реки, по которой придется плыть.
Чохов должен был переправиться вплавь вместе со своей ротой, но он был одет и обут как обычно. Его маленькие хромовые сапожки поскрипывали. Он не считал возможным для офицера раздеваться, только вынул из гимнастерки свой комсомольский билет и удостоверение личности и, сняв фуражку, заложил их туда. Потом он спустил ремешок фуражки и закрепил его под подбородком, для того чтобы она не слетела.
Солдаты сели на берегу, опустив ноги в воду.
- Не курить! - предупредил старшина.
У самого берега вскоре появилась группа людей. Узнав среди них командира дивизии, Чохов встал.
С комдивом были Лубенцов, Мигаев и другие офицеры. Они некоторое время молча смотрели на противоположную сторону. Там было темно и тихо, немцы ничем не обнаруживали своего присутствия.
Чохов слышал издали, как комдив дает указания артиллерии о порядке огневого прикрытия переправы. Потом генерал подошел ближе к пехотинцам и, присмотревшись в темноте к неясным очертаниям солдатских фигур, спросил:
- Пехота готова?
- Так точно, товарищ генерал! - отчеканил Чохов.
Улучив подходящий момент, капитан подошел к Лубенцову.
- Куда мы идем? - вполголоса спросил Чохов. - Берлин-то уже почти сзади остался.
Гвардии майор улыбнулся:
- Ничего не поделаешь.
Оказалось, что дивизия после форсирования реки Хавель повернет на юг и пойдет по западным пригородам Берлина на Потсдам. Соседние дивизии имели схожую задачу: блокировать Берлин с запада.
Таким образом, на долю этих соединений выпала обязанность осуществить третью часть сталинского плана берлинской операции: окружить столицу Германии, в то время как сталинградские гвардейцы генерала Чуйкова и ударные части генералов Кузнецова и Берзарина брали Берлин в лоб.
Чохов не мог не подивиться грандиозности операции по окружению и взятию германской столицы. Смирившись, он должен был признать всю ничтожность своих маленьких честолюбивых планов перед величием общей задачи.
В 23 часа начали стрелять орудия, и солдаты по этому сигналу медленно полезли в воду. Вода была холодная, темная и как будто густая, казалось, что можно резать ее ножом на черные полоски.
Дно ушло из-под ног, и люди поплыли, держась одной рукой за доски, плотики, бочки и другие подручные средства, а другой загребая воду. На западном берегу что-то запылало, осветив на мгновение плывущие головы и высоко поднятые в обнаженных руках винтовки.
Как и следовало ожидать, заговорили пулеметы с немецкого берега.
- Скорей! - торопил людей Сливенко.
Пули с визгом врезались в воду, которая еле слышно пошипывала от их прикосновения.
Рядом кто-то охнул. Сливенко схватил человека за руку и потащил его за собой, но тот захлебывался, что-то бормотал и ухватился за плечо Сливенко. Сливенко ушел с ним под воду. Инстинктивно он при этом закрыл глаза, но под водой открыл их. Он увидел, что на поверхности реки стало совсем светло, может быть, от пожара.
Сливенко рванулся вперед, вынырнул и опять пошел под воду, но ощутил под ногами дно и тут же почувствовал, что его схватила чья-то сильная рука.
- Живы? - услышал он над собой голос капитана, но ответить не смог, так как ловил широко открытым ртом живительный, сладостный ночной воздух.
Пулеметная очередь рванула по воде, кромсая ее в клочья. Солдаты побежали.
Сливенко тащил за собой раненого. Река становилась все мельче. Пулеметы с нашего берега заливались все громче.
Мокрый песочек. Травка. Сливенко упал на берег и крикнул слабым голосом:
- Ура!..
Тут же он застрочил из автомата, и рядом с ним начали стрелять другие. Где-то рядом стрелял из ручного пулемета капитан. В воздух взмыли подряд две ракеты, и стало светло, и Сливенко мог бы уже оглянуться и посмотреть, кто лежит рядом с ним раненый или даже как будто мертвый. Но он не решался смотреть и все стрелял, время от времени слабо крича привычное слово "ура" неизвестно зачем.
