Лев Троцкий - Портреты революционеров
Со времени рассказанных событий мною воды утекло. Если уже десять лет тому назад в действии были факторы, гораздо более могущественные, чем советы Ленина, то сейчас и вовсе наивно было бы апеллировать к Завещанию как к актуальному политическому аргументу. Интернациональная борьба между двумя группировками, выросшими из большевизма, давно переросла судьбу отдельных лиц. Ленинское письмо, известное под именем Завещания, сохраняет ныне главным образом исторический интерес. Но история, смеем думать, тоже имеет свои права, которые к тому же не всегда вступают в конфликт с интересами политики. Элементарнейшие из научных требований: правильно устанавливать факты и проверять слухи по документам можно, во всяком случае, одинаково рекомендовать как политикам, так и историкам. Его следовало бы распространить даже на психологов.
Принкипо,
31 декабря 1932 г.
Красин
Леонид Борисович Красин родился в 1870 году в даровитой семье как самый выдающийся из даровитых братьев. К революционному движению он примкнул еще студентом. Он жил и учился в Германии, прекрасно знал немецкую технику и культуру и свободно владел немецким языком.
Красин не умел быть долго в меньшинстве. Он не боялся решительных мер, и в этом смысле он был революционером. Но он требовал, чтоб революционные меры дали немедленное решение. Он вполне естественно примкнул к революционному движению и столь же естественно стал на сторону большевиков. Когда соотношение сил снова сдвинулось в пользу монархии, Красин примкнул к крайней левой фракции отзовистов, отколовшихся от Ленина. Красин хотел бойкотировать III Думу и вызвать развязку при помощи искусственных мер, доступных героическому меньшинству. В качестве химика Красин знал, что такое динамит, в качестве политика он не боялся его употребления. Но бойкотировать Думу значило бойкотировать поражение революции и его последствия. Реалисты непосредственных достижений часто превращаются в иллюзионистов, когда действительность поворачивается к ним неблагоприятным концом. Так произошло и с Красиным. Но его связь с левым авантюризмом длилась недолго. Реалистическое чутье взяло верх. Однако Красин не вернулся к Ленину, который кропотливо собирал физически и морально уцелевших от великого разгрома 1905—1907 годов и восстанавливал партийную организацию снова в подполье, – Красин отошел не только от ультралевого крыла, но и от партии в целом. Он не умел долго оставаться в меньшинстве и терпеливо подготавливать отдаленный день.
Люди золотой середины часто думают, что революционный образ мыслей является продуктом нетерпеливого темперамента. Это не так. Политика революционных экспериментов и авантюр диктуется, правда, психологией нетерпения. Но действительно революционная политика требует, в числе других качеств, умения ждать и долго оставаться в меньшинстве. Ритмы революционной закономерности совсем не совпадают с ритмами индивидуальных аффектов. Революционер должен уметь подняться мыслью над отдельными эпизодами и этапами исторического процесса, прежде всего над его отливами, не для пассивного выжидания, а для активной подготовки. Этой способности у Красина не было. Именно поэтому, несмотря на то что он был революционер и большой человек, он не был большим революционером.
В 1908 году Красин был связан с Алексинским, вообще с группой «Вперед». В одной из записок Ленин вспоминает, что Алексинский через Красина взял у него летом или осенью 1908 года книгу.
Отойдя от партии в годы контрреволюции, он укрепил свои связи с промышленным миром, с которым не порывал никогда. Революционный отлив сменился с 1910 года капиталистическим прибоем. Красин брал реванш на новом поприще. Инженер и предприниматель брал реванш за поражения пролетарского революционера. Острый взгляд, творческую подвижность мысли и способность к смелым решениям Красин перенес на арену промышленного предпринимательства. Война открыла еще больший простор в этой области. Февральская революция застала Красина богатым человеком.
В 1918 году Красин занимал пост председателя чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии. Одновременно был членом президиума ВСНХ и народным комиссаром торговли и промышленности.
На заседаниях Совета Обороны чаще всего в прениях выступал, пожалуй, Красин, как можно судить по председательским записям Ленина. Красину же давались различные административно-хозяйственные поручения: расследовать вопрос о запасах обуви в Питере; ввести третью смену на тульских военных заводах; мобилизовать повозки военного образца.
Назначенный сперва комиссаром торговли и промышленности, Красин был впоследствии оставлен во главе специального Комиссариата внешней торговли. Но в течение ряда лет этот комиссариат выполнял скромную торговлю. Красин поэтому всегда был занят десятком дел, лежащих вне его ведомства: на нем лежала одно время забота о снабжении армии в качестве чрезвычайного уполномоченного Совета [Труда и] Обороны, и, когда новая экономическая политика расширила возможность связи с внешним миром, Красин, не покидая поста народного комиссара внешней торговли, совершил ряд длительных дипломатических экскурсий в Европу.
С мая 1920 года до марта 1921 года Красин развивал в Лондоне энергичную кампанию за юридическое признание Советского правительства.
В конце 1924 года Красин был назначен послом в Париж и стал там преемником Извольского[135]. Успехом там его деятельность не была увенчана. Годом позже он в качестве простого уполномоченного был переведен в Лондон.
Так как Красин по своему образованию и деловым отношениям был тесно связан с Германией и во время войны руководил немецкими промышленными предприятиями в России, то белая эмиграция после того, как Красин стал советским сановником, пустила слухи, будто Красин, на самом деле настроенный вполне патриотически, был немецким агентом во время войны и превратил секвестрованные немецкие предприятия в опорные пункты немецкого влияния. Сфорца говорил с Красиным об этих слухах, и вот что тот, по словам графа, ответил ему:
«Может быть, моим долгом было бы поступать таким образом, но я этого не делал. Великие князья и генералы не нуждались в нашей помощи для разрушения России».
Очищая Красина от нелепого обвинения, Сфорца изображает, однако, мимоходом службу интересам немецкого штаба как «долг» большевиков. На этом не стоит останавливаться, но почтенный джентльмен вкладывает эту оценку в уста Красина, придавая ей тем характер аутентичного свидетельства. Красин был послом Советского правительства, вожди которого отрицали идиотскую клевету об их содействии немецкому штабу. Если б даже их отрицание противоречило действительности, и в этом случае у Красина не было бы ни малейшего интереса дезавуировать и компрометировать свое собственное правительство и себя самого в глазах чуждого и враждебного ему дипломата. Но Красин, кроме того, был большевиком и хорошо знал, что такое большевизм. Он не мог сказать того, что ему вкладывает в уста Сфорца, ища подкрепления для нелепых легенд белой эмиграции.
