Исаак Дойчер - Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940
Перед самым Рождеством он поехал вместе с Кнудсеном и несколькими молодыми норвежцами в дикую скалистую местность к северу от Хоннефосса, надеясь, что несколько дней физической деятельности на свежем воздухе смогут улучшить его здоровье. Следует обратить внимание на время его поездки — год спустя на процессе Радека и Пятакова Вышинский заявит, что в это время Пятаков приезжал к Троцкому с секретным визитом; а сам Пятаков признается, что летал в Осло самолетом из Берлина и прямо с аэродрома поехал на машине на встречу с Троцким. Эти обвинения были опровергнуты норвежскими властями, которые заявили, что ни один германский самолет не приземлился на аэродроме в Осло ни в конце декабря 1935 года, ни за несколько месяцев до этого, ни после этого; а коллеги Троцкого доказали, что никак нельзя добраться на машине до того места, где они находились в это время с Троцким. «Зима была исключительно суровой, бездорожная местность была полностью завалена сугробами и схвачена арктическим льдом. Мы хорошо это запомнили, потому что однажды во время поездки машина Троцкого застряла в снегу и во льду. Мы были на лыжах, а он на лыжах ходит неважно; а поэтому нам пришлось организовать обычную спасательную операцию, и мы очень переживали».
Вскоре после этого случилась одна из тех резких перемен в его состоянии здоровья, которые озадачивали его докторов, и он восстановился и возобновил написание «Преданной революции». Из-за этого он был занят следующие шесть месяцев, пока не завершил эту книгу.
«Преданная революция» занимает особое место в литературных трудах Троцкого. Это была последняя книга, которую ему удалось завершить, и, в некотором роде, его политическое завещание. В ней он дает свой окончательный анализ советского общества и исследование его истории до середины сталинской эры. Будучи самой сложной, эта книга сочетает в себе все слабые и сильные стороны его мышления. Она содержит много новых и оригинальных мыслей о социализме, о трудностях, с которыми должна бороться пролетарская революция, и о роли бюрократии в рабочем государстве. Он также анализировал международное положение Советского Союза перед Второй мировой войной и пытался проникнуть в будущее смелыми и отчасти ошибочными предсказаниями. Эта книга — глубокий теоретический трактат и научный труд; творческое подтверждение классических марксистских взглядов и манифест «нового троцкизма», призывающий к революции в Советском Союзе. Троцкий в этой книге проявляется во всех своих способностях: как беспристрастный и строго объективный мыслитель, как лидер потерпевшей поражение оппозиции и как страстный памфлетист и полемист. Полемический вклад создает самую эзотерическую часть этого труда и стремится затмить объективную и аналитическую аргументацию. Благодаря обилию идей и художественной силе она стала одной из наиболее плодотворных книг этого столетия, как поучительной, так и сбивающей с толку, и ей было суждено вызвать к дополнительной жизни не одну другую работу из области политического сочинительства. Само ее название станет одним из тайных паролей нашего времени.
«Преданная революция» была критической реакцией Троцкого на решающий момент сталинской эры. Официальная Москва только что провозгласила, что Советский Союз уже достиг социализма, — до сих пор она довольствовалась более скромными претензиями, заявляя, что были заложены лишь «основы социализма». Что дало смелость Сталину провозгласить не менее чем приход социализма, это прогресс в индустриализации, первые поверхностные признаки консолидации колхозов и облегчение, которое ощутил народ оттого, что остались позади голод и резня начала 30-х годов. Новой Конституции, «самой демократической Конституции в мире», суждено было стать кратким изложением новой эпохи: номинально она отменяла дискриминацию в отношении членов бывших классов собственников и вводила всеобщее и равное избирательное право. Этим предполагалось, что диктатура пролетариата уже не нуждается в особых конституционных гарантиях, потому что возникло практически бесклассовое общество. И все же, несмотря на предоставление всем гражданам равных прав на голосование, эта Конституция лишала всех права выбирать, за кого голосовать, и, в отличие от предыдущих советских конституций, официально вводила однопартийную систему. Эта система и монолитная партия, как утверждала пропаганда, создают саму суть социалистической общности людей, которую не разорвет никакой конфликт классовых интересов, в то время как многопартийная система отражает врожденные противоречия буржуазного общества.
Но это было и временем растущего неравенства, когда быстро расширялся разрыв между высокими и низкими заработками, когда «социалистическое соревнование» переродилось в дикую свалку за привилегиями и предметами первой необходимости, когда стахановское движение довело эту свалку до каждого заводского станка и каждого угольного пласта в стране и когда контраст между достатком немногих и нищетой многих принял самые отвратительные формы. Сталин, проводя жестокий курс против сторонников уравниловки, помещал себя во главе нуворишей, разжигал их аппетиты, высмеивал слабые угрызения совести, которые их сдерживали, и превозносил новое неравенство как достижение социализма. Обретала очертания новая бюрократическая организация. Она была тщательно классифицирована по рангам, титулам и резко дифференцированным привилегиям, и каждая маленькая ступенька на всех многочисленных лестницах власти была отмечена с неестественной точностью. Нигде этот поворот от ранних «пролетарских демократических» путей к новой диктатуре не был так отчетливо выражен, как в Вооруженных силах, где вновь были введены звания и знаки отличия царских времен. Среди этих празднований прихода социализма в воздухе витал некий запах Реставрации. Система образования и духовная жизнь нации были глубоко затронуты. Прогрессивные школьные реформы 20-х годов, вызывавшие восхищение у многих зарубежных деятелей просвещения, были заклеймены как ультралевые уклонения, а классные комнаты и аудитории заполнил тяжелый, всевозрастающий националистический традиционализм и старомодная отеческая дисциплина, подавлявшие дух молодого поколения. Бюрократическая опека над наукой, литературой и искусством становилась невыносимо деспотической. В каждой отрасли государство осуществляло абсолютную власть вызывающе и нагло, прославляя себя в качестве высшего гаранта общества. А деспотический носитель власти превозносился как отец народов, источник всей мудрости, благодетель человечества и творец социализма.
