Константин Лагунов - Так было
Не вставая из-за стола, мужчины закурили. Богдан Данилович ощупывал взглядом статную фигуру Ульяны, которая крутилась волчком, прибирая со стола. Ему все время хотелось погладить женщину или ущипнуть ее. Но рядом был Клопов.
— Что-то меня в сон кинуло, — извиняющимся голосом проговорил Богдан Данилович, поглаживая ладонью выпуклый, словно отполированный, череп. — С дороги, видимо. С вашего разрешения пойду прилягу на диван.
— Усталость всегда сон нагоняет. Ложитесь.
Шамов прилег да сразу и заснул. Проспал до тех пор, пока за ним не пришли из правления.
— Все приехали, — сообщила посыльная.
3.Окна затянули негустые сумерки. Богдан Данилович сладко потянулся, зевнул. Не спеша оделся, ополоснулся студеной водой и отправился в правление.
Там действительно собрались все. И Новожилова, и Плесовских, и уполномоченный райкома Андрей Федотов. Вид у всех усталый, глаза ввалились, щеки запали. Они равнодушно откликнулись на бархатное шамовское «здравствуйте, товарищи». И как ни в чем не бывало продолжали свой разговор. Шамов насупился, прошел к столу, сел. Выждав паузу в разговоре, строго сказал:
— Мне нужно кое-что выяснить у вас, товарищ Новожилова. — И принялся не спеша, с пристрастием расспрашивать колхозных руководителей. Сколько посеяно, да чего, да какой процент к плану. Потом посыпались вопросы об агитаторах, беседах и докладах, «боевых листках» и лозунгах. Плесовских поначалу отвечал обстоятельно, называл нужные цифры и фамилии, с вниманием выслушивал длиннейшие замечания. Потом ему, видимо, надоел этот допрос. Он стал отвечать неохотно и скупо.
— Товарищ Шамов, — сухо сказал Андрей. — Нам с Плесовских пора ехать в тракторную бригаду. Может, поедем вместе? По пути обо всем договоримся.
— Благодарю. Я уже имел счастье встречаться с вашими трактористами. Два круга проехал и контргайку потерял. Сидит горюет, с прицепщицей в прятки играет.
— Какую контргайку? — На лице Федотова недоумение.
— Ту, которой колесо крепят. Ясно, если такими темпами…
— Постойте, — перебил его парторг. — Как фамилия тракториста?
— Запамятовал. — Шамов недовольно поморщился.
— Он пахал на повороте к селу?
— Да.
Все рассмеялись. Теперь пришла очередь Шамова недоумевать.
— Над чем вы смеетесь? — спросил он Федотова.
— Вас разыграли, — проговорил сквозь смех Андрей. — Это Колька Долин. Он в прошлом году, говорят, быку под хвост ваты подложил и зажег. Ужасный выдумщик. Никакой контргайки он не терял, потому что… в тракторе ее не существует. Потеха!
— То есть? — побагровел Шамов. — Я не мальчик, чтобы со мной шутили подобным образом. Это еще что за фокусы? Его надо немедленно вызвать сюда и наказать. Да так, чтобы другим неповадно было.
— За что наказывать? — изумилась Новожилова.
— За хулиганство. За политическое хулиганство, — отчеканил Шамов.
Федотов встал. Свел у переносья белесые брови.
— Ну, уж если говорить начистоту, то вам, товарищ Шамов, следовало знать, какими гайками и что крепится у трактора, прежде чем разговаривать с трактористом. А то мы привыкли давать общие указания да общие советы, а в деле не разбираемся. И думаем, что осуществляем руководство. Поэтому Долин так легко и разыграл вас. Потеха.
— Не вижу ничего потешного в этом! Я не механик МТС и не агроном. Партийный работник должен быть организатором масс. Понимаете?
— Понимаю. Дай столько-то молока, столько-то хлеба — и весь сказ. А как? Это не ваша забота. Пусть об этом думает председатель. Тогда зачем мы вмешиваемся в его дела? И что сеять, и где сеять, и когда — все предписываем. Да и по этому расписанию он без догляду уполномоченных пальцем не смеет шевельнуть. Дела не знаем, а командуем. Погонялы какие-то.
— Это что-то новое, — с плохо скрытой угрозой проговорил Шамов, покачивая головой. — Значит, вам не нравятся основные принципы партийного руководства сельским хозяйством? А вы знаете, что они выработаны Центральным Комитетом партии и, безусловно, одобрены…
— Бросьте вы.
— Послушайте, товарищ, э-э, Федотов. — Богдан Данилович тоже встал. Гордо вскинул голову, презрительно сощурился. — Не кажется ли вам, что вы забываетесь…
— Нет, товарищ Шамов, не кажется.
— Я попрошу… — Голос Шамова поднялся ввысь и зазвенел: — Я по-про-шу…
— Можете не просить. Бесполезно. Мы сейчас уезжаем в бригады. Там и заночуем. Поедемте, если есть желание, выступите с докладом.
— Вы мне не диктуйте! — закричал Богдан Данилович. — Я сам знаю!..
— Тогда до завтра. — Слегка припадая на правую ногу, Федотов пошел к выходу. Следом вышли парторг и Новожилова.
Шамов зашагал по комнате. Старые половицы гнулись и жалобно повизгивали под его шагами.
— Подлец, — бормотал Богдан Данилович. — Негодяй. Я тебе разъясню, кто из нас старше. Я научу тебя уважать мнение заведующего отделом.
Вдруг он остановился, замотал головой. Его душила ярость. В эту минуту он до конца понял свое бессилие. Что он сможет сделать этому нахалу? Ничего. Вынести на бюро райкома вопрос о политико-массовой работе на весеннем севе в колхозе «Новая жизнь»? Нет, не годится. Этот комбат пойдет в лобовую, припомнит дурацкую историю с контргайкой, и он, Шамов, окажется в смешном положении. Да… Он вспомнил недавний телефонный разговор с заместителем редактора областной газеты. Тот просил написать статью о форме и содержании политической работы. Шамов обещал подумать. Теперь он напишет эту статью. Да так напишет, что этому наглецу комбату несдобровать. А заодно, между строк, он высечет и его супругу, и их общего кумира — Рыбакова.
Богдан Данилович довольно потер длиннопалые руки, и в его сознании стали складываться строки будущей статьи…
«Товарищ Сталин учит, что успешное решение хозяйственных задач зависит от уровня политико-массовой работы… Всякий, кто пренебрегает этим указанием, обретает дело на провал… Уполномоченный райкома партии — это прежде всего политический работник, страстный пропагандист и агитатор, а не толкач…»
Шамов размеренно вышагивал по пустой конторе, взвешивая, оттачивая каждую фразу будущей статьи.
4.На этом полевом стане ночевали и трактористы, и пахари, и сеяльщики двух бригад. Около вагончика стояли железные бочки с керосином, водовозная двуколка, телеги, валялись хомуты и сбруя. Чуть поодаль пылал костер. Над огнем висел огромный котел, в котором что-то кипело. Пожилая повариха, прикрыв ладонью лицо от огня, помешивала поварешкой в котле. Вокруг костра сидели колхозники. Несколько мужчин в застиранных гимнастерках с нашивками за ранения, четверо стариков, подростки да девушки. Семейные женщины уходили ночевать в деревню.
