Антон Бринский - По ту сторону фронта
И вот потерялся Лялюс. Мы вернулись из Борков, а собаки с нами не было. Хозяин не заметил, когда отстал от него Лялюс, не знал, куда он девался… Наверно, остался в деревне. Никто не придал этому серьезного значения, и даже после, узнав, что в Борках Лялюса нет, мы не догадались, что это фашистские козни. Даже Велько не особенно беспокоился: собака и есть собака — вернется.
А на самом деле один из тайных агентов врага заманил Лялюса, запер в сарай и сообщил в Ганцевичи. Приехали гестаповцы, забрали четвероногого пленника и начали с его помощью выслеживать Велько. К ошейнику прикрепили длинную веревку и отпустили, зная, что собака приведет их к хозяину. Лялюс долго водил немцев по лесам и болотам и в конце концов привел на старую нашу базу в Заболотье. Партизан здесь уже не было, база была ликвидирована, а Лялюс не хотел идти дальше.
Фашисты еще несколько раз повторили этот опыт, но собака все снова и снова выводила их на кладки, которые идут к Заболотью. Немцы устраивали засады на этих кладках, но все равно ничего не добились…
…Когда в декабре 1942 года Велько вернулся на Выгоновское озеро, враги еще яростнее принялись гоняться за ним. И он не оставался в долгу.
В ганцевичской полиции был следователь, особенно жестоко издевавшийся над теми, кто попадал в его лапы: он и руки выламывал, и кожу сдирал с живых, и зубы вырывал клещами. Крестьяне пожаловались на него партизанам, просили избавить их от этого чудовища.
— Мало его убить, — сказал Велько, — его надо живьем захватить и судить народным судом.
Так и решили. Выполнение этой задачи было поручено Николаю Велько и моряку Дмитрию Гальченко. Через своих людей они собрали подробные сведения о том, где живет этот злодей, когда уходит в полицию, когда возвращается, какими улицами, где проводит время. А Ганцевичи — городок небольшой, и Велько знал в нем чуть ли не каждый дом, все ходы и выходы, все закоулки.
Поздним вечером тридцать первого декабря следователь закончил свою подлую «работу» и направился домой, чтобы успеть на новогоднюю вечеринку. Но приятели не дождались его: вместо вечеринки он оказался в партизанском лагере.
Утром первого января 1943 года его привезли в Свентицу и судили. Крестьяне и партизаны единогласно вынесли ему смертный приговор.
Куда девалась его гордость! Следователь ползал на коленях, просил и молил, уверял, что он понял свои ошибки, что он исправится, искупит свою вину. Само собой разумеется, что слезы вызывали только омерзение. Предатель был повешен.
К этому времени относятся те письма, которые я получил от Велько. Жалко, что они не сохранились. Хорошие письма! Они являлись как бы продолжением тех долгих разговоров, которые мы вели с ним вечерами на нашей партизанской базе. Человек тянулся к свету, жадно расспрашивал, жадно слушал. Я рассказывал ему о революции, о гражданской войне, о борьбе с кулаками, о капиталистическом окружении, о наших стройках, рассказывал о Ленине. Был у меня с собой экземпляр. «Истории партии», и Велько читал его в свободное время.
И вот в своих письмах он вспоминал об этих беседах. Он хотел учиться, хотел работать, хотел строить мирную жизнь. Лишенный семьи, дома и уже немолодой, он вновь находил какие-то источники бодрости, источники жизненной силы. Ждал, что скоро Красная Армия прогонит фашистов из Полесья, что опять начнется настоящая жизнь. Мечтал поехать в Москву, увидеть столицу Родины, побывать в Мавзолее.
Но он не дождался исполнения своей мечты. Гитлеровцы придумали новую подлость.
В феврале 1943 года безлунной ночью Велько во главе небольшой группы партизан, одетых в белые маскировочные халаты, отправился на задание. Места знакомые. Он шел далеко впереди товарищей. Должно быть, задумался. Это с ним бывало, особенно после расстрела родных. Миновал развилку дорог, и ему не пришло в голову, что группа может свернуть не в ту сторону. Потом спохватился, решил вернуться.
А как раз в это время по другой дороге к развилке вышла значительная группа фашистов. И не случайно: враги были осведомлены и о маршруте Велько, и даже о том, что партизаны одеты в маскировочные халаты. Переряженные партизанами фашисты и сами накинули поверх одежды белые балахоны. У развилки они решили сделать засаду и копошились в кустах, устанавливая станковые пулеметы.
Возвратившийся Велько оказался у них в тылу. Увидав в ночной темноте белесые тени в знакомых халатах, он принял врагов за своих, за другую партизанскую группу. Его удивило лишь, что дула пулеметов повернуты в ту сторону, откуда должны появиться его товарищи.
— Что вы делаете? Там свои, — сказал он.
Только сейчас фашисты заметили чужого, но даже не поняли сразу, кто он. Слишком это было неожиданно.
Внезапно возникшее подозрение заставило Велько сделать несколько шагов назад.
— Мы партизаны, — проговорил кто-то из толпы фашистов по-русски.
Белые фигуры двинулись следом за Велько. Он понял, догадался, что попал в ловушку. И как раз в это мгновенье впереди — и не очень далеко, на повороте дороги — появились его товарищи.
— Стойте! — крикнул им Велько, размахивая одной рукой, а другой хватаясь за автомат. — Стойте! Засада!
А фашисты уже припали к пулеметам, и красноватые вспышки выстрелов заполыхали в темноте. Сзади кто-то бросился к Велько… Удар… Хватают за руки. Крутят их, выламывают… На одного, на двоих, может быть, на троих у него хватило бы силы, но когда по двое повисли на каждой руке, да еще один подкатился под ноги — где уж тут одному человеку!.. И товарищи Велько ничего не могли сделать: под огнем пулеметов и автоматов им самим было только в пору отстреливаться от численно превосходящего и занявшего удобную позицию противника.
Велько оглушили ударом. Связали. Поволокли. К утру доставили в ганцевнчское гестапо. Там заковали в цепи, сделали специальную железную клетку и в этой клетке возили по селам, похваляясь своим успехом и издеваясь над героем. Потом пытали, мучили, старались выведать что-нибудь о партизанах и, наконец, повесили, так и не узнав ничего.
Такова история одного из наших лучших товарищей — народного героя Николая Велько.
Вести о наступлении
Переход через Припять
Целые сутки шли мы почти без отдыха, да еще через железную дорогу пришлось прорываться с боем. И снова ветер и снег были в лицо.
На рассвете остановились около деревни Вильча. Надо было дать людям отдохнуть, накормить и обогреть их. Я послал Анищенко и Крывышко в деревню, чтобы купили у крестьян барана и организовали обед, а радисту приказал настроить рацию на Москву. Было около семи часов, хотелось послушать последние известия.
