Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини
А. К. Дживелегов о Бенвенуто: «Ему улыбнулась слава как скульптору. Естественно, что это свое искусство он считал самым значительным и самым универсальным. Сколько копий переломал он, чтобы доказать преимущество скульптуры перед живописью! Когда Бенедетто Варки обратился к Микеланджело и другим художникам, в том числе и к Бенвенуто, с просьбой ответить на вопрос, какое из двух искусств благороднее, он яростно доказывал всюду преимущество скульптуры. Вот несколько характерных выдержек из письма к Варки: «Скульптура — мать всех искусств, в которых приходится иметь дело с рисунком. Хорошему, хорошей школы скульптору очень легко сделаться… лучшим живописцем, чем незнакомому основательно со скульптурой. Живопись не что иное, как отражение в ручье дерева, человека или еще чего-нибудь.
Различие между скульптурою и живописью — различие между вещью и тенью»».
Вот ведь как. Это значит, и «Тайная вечеря», и «Джоконда», и… сами продолжайте список — «отражение дерева в ручье»? Рисунок Бенвенуто больше ценит, что краски. В своем трактате он дает наставления ученикам, как нужно учиться рисованию. Прежде всего, надо уметь грамотно рисовать кости человеческого скелета: «После того как ты нарисовал и запомнил эти кости, ты начнешь рисовать чудеснейшую кость, которая идет посредине, между двумя бедренными костями. Эта кость удивительно красива». Дживелегов пишет, что «такими лирико-анатомическими наставлениями наполнено много страниц». Для Бенвенуто человек — прекрасное творение природы.
Бенвенуто смело можно назвать теоретиком искусства. В своем трактате о скульптуре он пишет, что ваятель должен иметь две модели для статуи, вначале делаешь маленькую, а потом большую — в размере окончательной работы. Он пишет: «Микеланджело Буонарроти работал обеими способами, но, убедившись после долгого опыта, что маленькие модели недостаточны, стал необыкновенно тщательно готовить большие модели по точному размеру мраморной фигуры. Это я видел собственными глазами в сакристии[4] Сан-Лоренцо. И всякий, кто берется работать с большой моделью, должен взять уголь и нарисовать главный фас своей статуи так, чтобы рисунок был точен. Ибо, если кто не обращал должного внимания на рисунок, того часто обманут железные инструменты. И лучший способ, который вообще существует, — это тот, которым пользовался великий Микеланджело. Он заключается в следующем. После того как нарисован главный фас, нужно начинать с этой стороны и снимать резцом мрамор, как если бы хотели сделать фигуру полурельефом, и таким образом постепенно открывать всю фигуру». Это было написано уже после смерти великого скульптора, и очень хорошим ответом служат стихи самого Микеланджело на этот счет:
Когда искусство в осененьи свыше
Задумает живой дать некий образ,
То замысел родит первоначально
Модель простую в материале скромном.
Но есть еще рождение второе.
Оно свершится молотка работой
Над горным камнем, и тогда тот образ
Затмит красою идеал предвечный.
К печати трактаты Бенвенуто были подготовлены писателем Герардо Спини. Желая придать им литературную форму, Спини их основательно переработал, но столетия спустя, а именно в 1857 году, они были изданы в своем подлинном виде по найденной в Венеции рукописи. Написал Бенвенуто и несколько «Рассуждений»: «Об искусстве рисования», «О зодчестве», «О распре, возникшей между ваятелями и живописцами по поводу правой стороны, предоставленной живописи на похоронах великого Микеланьоло Буонарроти».
«Жизнь…», по утверждению Бенвенуто, он начал писать в 1558 году, рассказ довел до 1562 года, писал, должно быть, еще несколько лет. Но в «Трактате о золотых дел мастерстве» он тоже рассказывает о своей жизни, и некоторые места этих описаний разнятся с теми, которые есть в книге «Жизнь…». Так в «Трактате…» он сообщает, что начал писать свое бытописание в 1554 году, вернувшись из кратковременной поездки по церквям. Тогда он нашел своего государя «смутным», затем началась свара по поводу оплаты за Персея. «Я решил, что это моя беда происходит от небесных влияний, которые над нами властвуют; поэтому я принялся писать всю жизнь мою, и происхождение мое, и все, что я сделал на свете. И так написал все те годы, что я служил этому моему преславному господину герцогу Козимо, но, рассудив затем, насколько великие государи не любят, чтобы какой-либо их слуга, жалуясь, говорил им истину о своей правоте, я это исправил; и все те годы, что я служил моему господину герцогу Козимо, притом с великой мукой и не без слез, я их порвал и бросил их в огонь, с твердым намерением никогда больше их не писать». Эти строки написаны где-то между 1565 и 1568 годами. Лозинский считает, не исключено, что «порвал и бросил их в огонь» есть некое иносказание. Речь идет о той книге, которая дошла до нас, и дает некоторое объяснение, почему он не стал писать «Жизнь…» дальше.
Расскажу несколько подробнее о судьбе рукописи. Я не боюсь повтора, в заключение рассказа о жизни Бенвенуто Челлини эта информация будет звучать более внятно для читателя, чем рассказ в самом начале моей работы.
Бенвенуто, конечно, хотел опубликовать «Жизнь…», но не получилось. Времена были тяжелые, инквизиция, иезуиты, но это только мои догадки. После смерти Бенвенуто его рукопись неведомыми исследователям путями досталась знатному семейству Кавальканти. Тем не менее о рукописи знали, она ходила в списках, как наш самиздат. В конце XVII века Лоренцо Кавальканти подарил рукопись «Жизнь…» лингвисту и врачу Франческо Рени, рукопись понадобилась для издания словаря, в ней были россыпи словесного богатства. Наследники Рени отдали рукопись в библиотеку иезуитов. Эта библиотека в конце XVIII века перешла в ведение флорентийской конгрегации благотворительных школ, откуда потом и благополучно исчезла. Последний ее хозяин — букинист — хранил рукопись до самой своей смерти и завещал ее флорентийской библиотеке Mediceo-Laurenziana, где она хранится и по сей день.
Бенвенуто Челлини умер 13 февраля 1571 года и был с почестями похоронен в церкви Благовещения во Флоренции.
Франческо Медичи и Бьянка Капелло
Рассказ о Бенвенуто Челлини окончен, но мне хочется вдогонку рассказать одну историю касательно дома Козимо I Медичи, которая случилась на глазах у всей Флоренции. Бенвенуто Челлини тоже был ее свидетелем, но по понятным причинам не пишет об этом, нельзя было бросать тень на правящий дом. Дело касается Франческо Медичи, старшего сына Козимо, а Франческо всегда благоволили Бенвенуто.
