Эдуард Хруцкий - Тайны уставшего города (сборник)
Слава об этом ресторане гремела до денежной реформы 1947 года.
После нее в Москве заработали все рестораны и кафе в обычном режиме, и вся гулявая публика переехала в купечески роскошный ресторан «Аврора» на Петровских линиях.
В «Асторию» по-прежнему приходили только солидные столичные блатари, ценившие традиции.
Вели они себя весьма пристойно, но упаси бог затеять с ними скандал! Потом на улице вполне возможно было нарваться на нож.
Но двигаемся дальше. Книжный магазин уже закрыт.
Вечер.
Книги не нужны тем, кто вошел в волны реки под названием «Брод».
Памятник основателю Москвы. Я еще тогда обратил внимание, что рядом с ним почему-то не назначали свиданий! Наверное, из-за мрачно-воинственного вида монументального произведения.
Угол Советской площади и улицы Горького. Кафе «Отдых». Весьма элегантное заведение. Мы сюда ходили крайне редко из-за его некоторой чопорности.
Основными посетителями были весьма респектабельные люди. Правда, позже я узнал, что у этого кафе было и другое название – «Долина слез».
Сюда после решающего показа своей ленты приходили кинематографисты.
Те, у которых в Министерстве кинематографии на Большом Гнездниковском принимали фильм с отличной оценкой, ехали пить шампанское в «Москву» или «Метрополь».
«Отдых» был местом поверженных. Здесь утешали себя коньяком те, чьи картины были закрыты и легли на полку.
Именно здесь прощались с постановочными и перспективами дальнейшей работы.
В те годы наш кинематограф выпускал в год всего двенадцать фильмов.
Об этом печальном кафе прекрасно написал в своем романе «Землетрясение» Лазарь Карелин.
У гастронома, который все в миру называли «Кишка», можно было не задерживаться, у «Академкниги» тоже, далее вы попадали к самому модному месту гуляющей Москвы.
«Коктейл-холл», или просто «Кок»
Когда в стране развернулась знаменитая кампания борьбы с «безродными космополитами» и низкопоклонством перед Западом, начали бороться с засильем иностранщины в родном языке.
На это всем указал И. Сталин в своей знаменитой работе «Марксизм и основы языкознания».
Теперь в футболе форварды стали нападающими, в боксе раунды – трехминутками, французские булки – городскими.
Покойный Илья Григорьевич Эренбург со смехом рассказывал мне, что его друзья объявили негласный конкурс на лучшее название для «Коктейл-холла», в духе последних указаний партии.
Победу одержал человек, который придумал наименование «Ерш-изба».
Но тем не менее красные электрические буквы, сложившиеся в космополитическое название, продолжали победно светиться на главной улице Москвы.
Заметное это было место в жизни тогдашнего московского Бродвея.
Здесь пили пунши и шампань-коблеры, коктейли «Маяк» и «Ковбой», «Флип ванильный» и «Карнавал».
Играл на втором этаже маленький оркестр, руководил им высокий усатый красавец скрипач, которого все звали Мопассан, он же будущий прекрасный композитор Ян Абрамович Френкель.
Через много лет в Ленинграде, где по моему сценарию снимали фильм, а Ян Абрамович писал для него музыку, мы почти всю ночь проговорили о славном «Коке». И увенчанный славой композитор вспоминал о нем с тоской и нежностью.
Это место для нас, молодых, было притягательно своей дешевизной.
Сдав несколько книг из родительской библиотеки в букинистический магазин, можно было с барышней сидеть там весь вечер.
И публика была здесь особая. Писатели, актеры, известные спортсмены и, конечно, артельщики.
Это была специфическая категория московских жителей. Несколько лет назад мне до хрипоты один новоявленный экономист доказывал, что теневая экономика появилась у нас вместе с перестройкой.
Он обвинил Горбачева и Ельцина, Силаева, Гайдара, Черномырдина и многих других в том, что они породили теневую экономику. Прав он только в том, что раньше такого термина в официальных бумагах ОБХСС не было. Но подпольная экономика существовала с первых лет советской власти, породившей в стране дефицит товаров. Тогда эти люди именовались артельщиками.
Была такая структура – Промкооперация. Ее артели, густо разбросанные по Москве и области, выпускали все, что необходимо человеку: бритвы, ручки, рубашки, шапки, белье и так далее до бесконечности.
Артельщики были люди ушлые. За счет экономии сырья и левых поставок они выпускали неучтенный дефицитный товар, который с ходу расходился в небольших магазинчиках.
Понятно, что поставка непланового сырья и реализация продукции не могли обходиться без поддержки чиновников разного ранга.
В доле были руководители Промкооперации, Министерства местной промышленности, крупные чиновники из исполкомов и райкомов и, конечно, шаловливые опера из БХСС.
Сейчас мы это все именуем коррупцией, тогда в протоколах это называлось: «…вступив в преступный сговор…»
Всегда это было в нашей стране. Как говорили урки: «Где капуста – там жди козла».
Но тем не менее граждане страны поголовного дефицита носили дешевые рубашки из парашютного шелка, летние брюки из бумажного габардина, меховые шапки из белки и кролика, пальто из драп-велюра.
Много хорошего выпускали артели.
Московские артельщики были детьми упраздненного Сталиным НЭПа.
Это был новый класс – предпринимателей. Естественно, что они тоже любили пройтись по московскому Бродвею.
Куда девались синие вытертые галифе, хромовые сапоги и френчи-сталинки?!
По улице шли солидные люди в дорогих костюмах из «жатки», был в ту пору у нас такой модный материал, пошитых у Зингера или Замирки, а может быть, у самого Лосева.
Они не просто гуляли, они показывали себя и своих дам вечерней столичной публике.
Потом направлялись в «Аврору» – самый модный по тем временам ресторан – отдохнуть и послушать джаз знаменитого Лаце Олаха.
Они всегда занимали левую сторону. Это была богатая, «купеческая» сторона.
Артельщики той поры, естественно, не ездили на «мерседесах» и «ягуарах». Они даже 401-й «москвич» боялись себе купить.
Они жили странной двойной жизнью. После широкой гульбы в ресторанах уезжали на снятую «конспиративную квартиру» и там переодевались в старые галифе и френчи. Они смертельно боялись соседей и уполномоченных по подъезду.
Они жарили на кухне дешевые котлеты, а, запершись в комнате, на электроплитке разогревали полуфабрикаты из «Националя».
Никто не должен был знать об их деньгах, дорогих костюмах, часах и бриллиантах.
Но тем не менее именно они, в отличие от нынешних дельцов, поставляли в магазины качественные и, что очень важно, дешевые товары.
Ах, московский Бродвей!.. Элегантный, денежный, праздничный. Он звал к себе людей. И они шли. Многие, вырвавшись из коммуналок, выходили на эту улицу-реку.
