Вячеслав Козляков - Марина Мнишек
Марина Мнишек не знала, за кого просила, как не знала и того, что все это обернется бедой для нее самой. 11 (21) декабря 1610 года «царь Дмитрий» выехал на охоту в сопровождении ближних бояр и ногайских татар. Там он и был убит князем Петром Урусовым, который таким образом отомстил за пережитое им по воле самозванца унижение.
Сохранилось несколько свидетельств, позволяющих восстановить детали произошедшего и узнать, что происходило в это время с Мариной Мнишек. Самым непосредственным откликом стали расспросные речи бежавших от расправы из Калуги романовских татар Чорныша Екбеева и Яна Гурчеева 14 (24) декабря 1610 года. Они ехали к Москве, но, видимо, были перехвачены сторонниками гетмана Яна Сапеги, записавшими всего четыре дня спустя новости о том, что случилось с «царем»: «Выезжал вор из Колуги во вторник, декабря в 11 день, за острог гулять на поле к речке Ячейке, а с ним ездили гулять русские люди, да юртовские тотаровя». Дальше «выходцы» из Калуги рассказали о том, как свита самозванца прибежала «с поля в острог», после чего сразу же в городе распространились слухи о бегстве или гибели царя, «и учали говорить всем людем вслух: вор де побежал, а иные говорили, что вора убил юртовской тотарин». Началась тревога: «и на то смотря, зазвонили в сполошные колокола». Пока что калужский «мир» еще не раскололся и не начал искать виноватых. Сами ногайцы («юртовские» татары) бежали в город, чтобы сообщить о случившемся, после чего «дворяне и дети боярские, и посадцкие, и всякие люди, не поняв тому веры, ездили того воровского тела смотрить, а они Чорныш и Ян ездили с ними ж, и того вора видели они». Перед приехавшими на зимнее поле калужанами предстала картина расправы с самозванцем: «за речкою Ячейкою, на горке, у креста, лежит убит, голова отсечена прочь, да по правой руке сечен саблею». Князя Петра Урусова в это время уже не было под Калугой, поэтому казаки быстро решили отомстить другим ногайским татарам, тем более что они стояли в Калуге в отдельной слободе. Эта была и месть и грабеж одновременно. Теперь все зависело от того, как скоро бояре самозванца справятся с последствиями гибели своего вождя. В первый день казаки нападали еще не на всех татар, ведь Чорныш Екбеев и Ян Гурчеев задержались в Калуге как минимум до вечера среды 12 декабря. Они сообщали и про Марину Мнишек, которая оставалась на «царском» дворе: «А ворова жена при них была на воровском дворе, а где ныне про то не ведают». В Калуге, по их сведениям, остались князь Григорий Шаховской «и все лутчие воровские люди». Якобы «в середу» старый предводитель всех бунтовщиков и зачинатель дела Лжедмитрия II князь Шаховской говорил «миру, чтобы его отпустили из Колуги с повинною к Москве и ему не поверили». Мысль о бегстве была и у предводителя казаков Ивана Заруцкого: «В середу ввечеру, хотел бежати из острогу Ивашко Зарутцкой, и его изымали миром, а из острогу не упустили» [407].
Неделю спустя после гибели «царя Дмитрия», 18 (28) декабря 1610 года, о случившемся под Калугой стало известно в королевском лагере. Именно запись в дневнике похода короля Сигизмунда III под Смоленск принято считать «канонической», хотя дата убийства Петром Урусовым Лжедмитрия II смещена в ней на один день – 12 (22) декабря. По сведениям королевского информатора, самозванец праздновал в этот день получение какого-то радостного известия из Пскова и поимку «немалого числа пахоликов из королевского войска, пойманных изгоном»: «После обеда он отправился верхом на прогулку, по направлению к столице…» Так начинается запись в дневнике, показывающая, что составитель донесения королю не очень знаком с калужской топографией в отличие от романовских татар Чорныша Екбеева и Яна Гурчеева, точно обозначивших место последней охоты «царя Дмитрия». Дальше описывается предсмертный лукуллов пир: «Самозванец приказал везти за ним двое саней, разных напитков, разного рода медов, водки, которыми он угощал в поле бояр и лучших татар, в особенности вышесказанного Урусова, потому что ему особенно посчастливилось во время того изгона». Как видим, составитель записи намеренно ведет к тому, что убийство самозваного «царя» произошло не без связи с захватом королевских пахоликов. «Самозванец был в поле в хорошем расположении духа. Подле его саней пускали зайцев, травили их, напивались. Урусов задумал со своими единомышленниками иного рода охоту, именно заговор. Среди этого шума он прежде всего направил несколько десятков татар на русских бояр, а сам с другими кинулся на государя, они схватили лошадей и возницу и убили самозванца, сидевшего в санях. Прежде всего один, пролетая на коне, отрубил ему левое плечо вместе с рукой, потом другие, соскочив с коней, страшно изрубили его и сейчас же сорвали с него одежду. Они изрубили немало и русских… Тело убитого лежало в санях в поле, пока за ним не приехали из города». В донесении шла речь и о Марине Мнишек: «Когда об этом известили государыню, то она выбежала из крепости в самый город навстречу покойному, с которого татары сорвали даже рубашку, рвала на себе волосы и вопияла, чтобы и ее также убили, что она не хочет жить без своего друга. Затем ее и тело покойника ввели в крепость» [408].
При всей яркости и убедительности этого рассказа некоторые детали не позволяют полностью принять его на веру. Какой бы шок ни переживала Марина Мнишек, но «царице», всего через месяц после этого родившей сына, трудно было бы бежать из крепости в город. Представить же ее появление на улицах Калуги в толпе простоволосой, по-бабьи орущей о своем горе – это не про русскую «царицу» и, тем более, не про дочь Мнишков и Тарло. Автор донесения многого не знает, в том числе и того, что в «царицыной» свите уже не оставалось поляков, они давно были заменены немцами. Но королю пишут: «Жена покойного и бывшие при ней поляки остались целы». Их защита приписана действиям «старшего воеводы» князя Григория Петровича Шаховского, больше думавшего в тот момент о собственном спасении. С другой стороны, Марину Мнишек сразу же взяли под охрану донские казаки, подчинявшиеся Ивану Заруцкому. В том же донесении королю сообщалось, что «только одни донцы, которых там 1500, заявили, что останутся при царице» [409]. Вообще кажется, что автор донесения королю вдохновлялся больше литературными образцами, нежели подлинными событиями.
Свой рассказ о событиях в Калуге оставил и Конрад Буссов. В «Московской хронике» он вспоминал и об убийстве Дмитрия, и о несчастной судьбе «царицы» Марины Мнишек, которой он явно симпатизировал после спасения ею «немцев» от расправы. Знает Буссов и о том, что Петр Урусов отрубил самозванцу голову (таков был своеобразный юмор разбойника, якобы крикнувшего в момент убийства самозванца: «Вот теперь я и возложил на тебя ту самую наследственную корону, которая тебе подобает!»), и о том, что «князья, бояре, казаки и местные жители отправились за город, осмотрели место охоты, нашли своего царя, разрубленного надвое и лежащего в одной только рубашке, положили его обратно в сани и отвезли в кремль к царице». Рассказ его, педантичный и точный в страшных деталях, вызывает особое доверие: «Там его (Дмитрия. – В. К.) чистенько вымыли, отнесли в зал, приложили голову снова к туловищу, и каждый, кто хотел, мог прийти и посмотреть на него. Через несколько дней он был похоронен по московитскому обряду в кремлевской церкви в Калуге».
