Анатолий Отян - Служба В Потешных Войсках Хх Века
В каждой машине нас оказалось человек по сорок – сорок пять. Машины по мере загрузки отъезжали и везли нас через тайгу в неизвестность.
Мы, в результате нашего маскарадно-торгового переодевания, были полураздеты, и мороз обжигал наши лица и проникал к телу. Особенно доставалось впереди стоящим, и они пытались залезть внутрь этой человеческой массы. Так поступают овцы во время жары, пряча свои головы от солнца, засовывая их внутрь отары (стада) и велосипедисты при групповых гонках, постоянно сменяя лидера, тем самым принимая на себя давление набегающего воздушного потока. Ехали минут сорок, показавшиеся нам бесконечными. Наконец машины остановились, и мы, задубев от холода, спрыгнули на заснеженную землю. И только сейчас мы поняли всю глупость, которую совершили отдав за бесценок свою одежду. Мороз всё крепчал. Мы почему-то никуда не двигались. Вокруг была тайга, а впереди были во много-много рядов (как позже выяснилось 22 ряда) колючей проволоки, закрытые ворота и домик контрольно-пропускного пункта с маленькими одностворчатыми дверьми, в которые мы по идее должны были пройти. Но почему-то никто не проходил. Возле ворот и проходной стояли столбики, как на государственной границе, покрашенные чёрно-белой краской. Часовые, охраняющие снаружи ворота были с зелёными погонами – пограничники.
Чтобы окончательно не замёрзнуть мы усиленно прыгали, танцевали, боролись друг с другом. Но некоторые стояли не двигаясь, безучастно глядя в никуда. Мы понимали, что они могут просто замёрзнуть и пытались их как-то расшевелить. Но бесполезно. Тогда мы собрали ветки и разожгли костёр. Прибежал сержант и стал приказывать затушить костёр. Но мы сначала зароптали, а потом когда тот хотел затоптать костёр, оттянули его. Он побежал, привёл себе подмогу в виде офицера и ещё двоих сержантов. На приказ потушить костёр мы хором заорали. Тогда заорал и лейтенант.
– Я по уставу имею право применить оружие!, – орал он.
– Да иди ты на х%ї! Пусть тебе его сначала дадут! – был ему ответ из толпы.
– Га-а-а, г-а, -захохотала толпа.
Конфликт нарастал. Подошёл "наш" капитан. Лейтенант ему жаловался, толпа гудела. Не ожидая реакции капитана, я подошёл к нему и попросил разрешения обратится. Он разрешил.
– Товарищ капитал, люди не просто мёрзнут, а замерзают. Кто будет отвечать если из тех вон двоих будут трупы. И почему нельзя костёр?
– Лес подожжёте.
– Товарищ капитан, когда начнут пропускать мы костёр потушим.
Снегом забросаем.
Лейтенант что-то хотел вставить, но капитан ему не дал.
– Ну чёрт с вами. А ты Отян, так кажется твоя фамилия, за костёр отвечаешь.
И они отошли. Наш разговор слушали ребята из других групп, и через несколько минут, на всём протяжении дороги, по её бокам горели костры. Это было завораживающее зрелище. Ночь, тайга, горят костры и в бликах их стоят, танцуют, подпрыгивают похожие на чертей силуэты.
Изо рта у них идёт пар. Кто-то курит . Настоящая Вальпургиева ночь.
Благодаря кострам, замёрзших насмерть не было. Но из
Кировоградцев были пять человек обморозивших пальцы на ногах так, что неделю пролежали в госпитале. На наши вопросы, почему нас не пропускают, вразумительного ответа не было и только позже, на следующий день, нам объяснили, что была путаница в документах, связанная с арестом Гниенко, а объект куда нас привезли режимный, пограничники подчиняются напрямую Москве. Поэтому долго выясняли. В общем, как всегда, наш советский беспорядок. Unordnung – как сказали бы немцы.
Мы простояли до рассвета – боле пяти часов. К проходной подъехал автобус с прилично одетыми гражданскими людьми. Они шли к проходной и смотрели нас, как если бы увидели инопланетян. К нашему виду прибавилось то, что многие закоптились и перепачкались сажей от костра, а наш уставший и замёрзший вид добавлял колорит к нашей необыкновенной живописности. Пока мы стояли, машины, на которых нас везли, заехали внутрь. И, наконец, нас начали пропускать. Мы подбегали к машинам, и как раньше, стоя ехали на них. Когда мы ехали, я увидел вдалеке пять громадных градирен. (Градирня – сооружение для охлаждения воды, падающей с высоты и успевающей за время падения остыть до необходимой температуры), из которых шёл пар, рядом большое промышленное здание, а дымящихся труб нигде не было. Я сразу догадался что это такое и сказал вслух:
– Это атомная электростанция.
Я определил правильно. Но эту фразу я произнёс в первый и последний раз в течении нескольких следующих лет. Дальше будет понятно, почему. Ехали недолго. Уже не проверяя наши машины, вместе с нами пропустили через ворота за следующую колючую проволоку. Эта ограждённая территория была воинской частью. Она своим видом напоминала немецкий концентрационный лагерь, виденный мною на фотографиях, снятых с самолётов и напечатанных в газетах и журналах.
Правильные ряды одноэтажных бараков – казарм, два здания побольше и повыше, но тоже одноэтажные – клуб и столовая, а в конце находились несколько подсобных помещений а также баня, в которую нас, оборванцев, и повели. Мы сложили все свои вещи на кучу, оставив только предметы туалета – бритвы, расчески и кое-какие личные вещи.
У меня, например, была книжечка Константина Симонова со сборником стихов военных лет и лирикой.. Стихи Симонова были очень популярны во время войны, и мы их любили.
Мы, голые, прошли в предбанник, где нас осмотрел врач и провели санитарную обработку-дезинфекцию против насекомых. Некоторых постригли, а я избежал этой процедуры.
Потом мы помылись в бане, нас одели в новую солдатскую зимнюю форму: шапки, бушлаты, сапоги, гимнастёрки, штаны-бриджи и нижнее байковое бельё. Верхняя одежда была защитного цвета и отличалась он обычной солдатской тем, что гимнастёрки были с отложным, а не стоячим воротником и на ней и бушлате не было погон.
Вышли мы из бани с противоположного выхода и… были мы уже другими людьми, и не только внешне.
СТРОЙБАТ
Мы потеряли индивидуальность. В любой армии мира всё направлено на то, чтобы лишить человека его обычных, данных богом качеств, и превратить в послушную машину, способную двигаться так, как это необходимо в определённых обстоятельствах, выполнять приказы и неважно, что они будут обозначать: копать траншею или строить здание, убирать снег или ползти по-пластунски, прыгать с парашютом или стрелять. Стрелять сначала в мишень, а потом в живого человека, причём неважно в какого. Врага или своего солдата, не выполнившего приказ.
Конечно, самое трудное научить убивать, рискуя собственной жизнью
Но и все другие действия должны быть доведены до автоматизма так, что солдат превращается в живую машину-робота. Система подавления личности и превращение человека в говорящую послушную куклу вырабатывалась веками, а может и тысячелетиями. И первая ступень к этому строй, общая форма и казарма.
