В. Быстрое - ПОЛКОВОДЦЫ И ВОЕНАЧАЛЬНИКИ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ (Сборник)
— Нет, Иосиф Виссарионович, в бою они показали себя неважно. Спросите любого танкиста — каждый предпочтет тридцатьчетверку.
Катуков видел недовольное выражение глаз Сталина, но изложил свои взгляды до конца, показал, в чем конкретно заключаются недостатки танков KB и Т-70. Может быть, упорство молодого генерала привлекло Сталина. Он перевел разговор на другие темы. Катуков так и не мог понять, зачем его вызвал Сталин, но чувствовал, что тот исподволь прощупывает его, взвешивает, чего он стоит. И вдруг Сталин, прервав свои вопросы, сказал, что создаются механизированные корпуса, более сильные, чем танковые, и он, Катуков, назначается командиром 3-го механизированного корпуса.
У Катукова, что говорится, отлегло от сердца: значит, его служба оценена неплохо. Но было очень жаль — Катуков сразу это почувствовал — расставаться с боевыми друзьями, с соединениями, вместе с которыми он прошел тяжелый боевой путь. И Катуков, как он выразился в своих мемуарах, «взмолился»:
«— Товарищ Сталин, не так просто подготовить, научить войска. Большое для боя дело, когда тебя люди хорошо знают и ты их знаешь. В составе 1-го танкового корпуса находится 1-я гвардейская бригада, с бойцами которой меня связывают узы самой крепкой дружбы. Разве легко с ней расстаться!»
По просьбе Катукова Сталин приказал включить в состав 3-го механизированного корпуса соединения из 1-го танкового: 1-ю гвардейскую и 49-ю танковые бригады, 1-ю мотострелковую бригаду, перевести в корпус помощником командира по технической части Дынера и начальником оперативного отдела Никитина.
От Верховного Главнокомандующего Катуков сразу же направился к Федоренко. Он рассказал ему во всех подробностях о разговоре со Сталиным, ответил на вопросы и, поощряемый одобрительными репликами Федоренко, как говорится, излил душу, высказал все, что он передумал, командуя танковым корпусом.
— Танков стало намного больше. Вроде бы количество должно перейти в качество, — горячился Катуков. — Появились танковые, а теперь вот и механизированные корпуса. Это же увесистые кулаки! А у нас что? Не кулаки, а растопыренные пальцы! Ни разу не было нанесено по противнику массированного удара крупными танковыми силами! А взаимодействие?
— Правильно! — охладил Катукова Федоренко. — Правильно мыслите. И не вы один.
— Так в чем же дело?
— В опыте. Тут что-то вроде болезни роста. Не все из общевойскового командования смогли правильно понять, как нужно использовать крупные танковые силы, организовывать их взаимодействие с другими родами войск. Сейчас по этому поводу готовим проект приказа наркома. Скоро получите.
И действительно, 16 октября 1942 года был издан специальный приказ народного комиссара обороны, в котором были вскрыты недостатки в боевом использовании танковых сил.
В приказе подробно излагались все основные вопросы тактики и организации действий танковых частей и соединений, определялись принципы и порядок их взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией. Много внимания в нем было уделено танковым и механизированным корпусам. Они объявлялись средством армейского и фронтового командования для действий на главном направлении в качестве эшелонов развития успеха. Распыление их сил, выделение им самостоятельных участков обороны воспрещалось. Позже Катуков писал: «Этот приказ сыграл большую роль в дальнейшей судьбе танковых войск, Он, по существу, стал важнейшей теоретической основой их боевого применения».
Ничто так быстро и прочно не определяет отношения людей, как война. Но она же и неумолимая разлучница. В 1-м танковом корпусе остался Бойко. И, как ни тяжело это было, Катуков понимал: там Бойко, как «старожил», нужнее. Комиссаром 3-го мехкорпуса был назначен опытный политработник, бригадный комиссар Н. К. Попель. Войну он начал комиссаром той самой 15-й танковой дивизии, из бойцов и командиров которой была сформирована 4-я танковая бригада. Видно, потому, что вновь встретился со многими своими боевыми соратниками, а еще более потому, что был он, как говорят, теперь, человеком коммуникабельным, Николай Кириллович быстро нашел подобающее ему место в боевом коллективе, проникся его нуждами и заботами.
Катуков, ободренный приказом наркома обороны от 16 октября 1942 года и укрепившийся в правоте своих взглядов, многое пересматривал в те дни. В его, если так можно выразиться, «творческой лаборатории» кипела напряженная работа, и он все четче и яснее представлял себе подлинные возможности крупномасштабных действий танковых сил.
— Твои мысли — это нечто вроде сосредоточения сил, — сказал как-то Попель, с которым Катуков нередко делился своим соображениями. — Массированное применение танковых войск для нас дело новое. И тут без работы собственных мозговых извилин никак не обойтись. Придет время — многое реализуешь.
Но были и думы другого рода — личные. Волновало здоровье отца. Писали, что тоскует Ефим Епифанович, беспокоится: удастся ли свидеться с сыном?
— Сколько раз уже был рядом, а к отцу никак не вырвался! — подосадовал как-то Катуков Попелю, получив еще одно письмо от отца.
— Да, — раздумчиво ответил тот. — Не очень-то мы часто видим родителей. Да ведь жизнь-то наша…
Вспомнив, видимо, и свои личные горести, Попель неожиданно рассказал свою биографию.
— Моя жизнь вроде бы тоже ничем не примечательна. А времени всегда в обрез, всегда все личное на потом откладываю, — вздохнул Катуков.
«Ничем не примечательная» жизнь Михаила Ефимовича в действительности была весьма примечательной для людей его поколения и судьбв!.
Родился Михаил Ефимович в селе Большое Уварове под Коломной 17 сентября 1900 года в семье крестьянина-бедняка. Клочок плохой земли — песок да суглинок — семью прокормить не мог. Отец, как и многие односельчане, часто уходил на заработки в Петербург, где промышлял разной работой. Возвращался усталый, приносил мало — едва удавалось кое-как сводить концы с концами. Но леденцы для сына никогда не забывал, по-мужски скупо ласкал его. И нелегко ему, наверное, было написать жене из Петербурга, что пора и 12-летнего Михаила к делу приставить, что нашел он для него кое-что стоящее.
Роняя слезы, мать уложила в корзинку из ивовых прутьев кое-какое бельишко и нехитрую деревенскую снедь. С ней и отправился Михаил к отцу в Петербург на заработки. «Стоящим» делом оказалась работа «мальчиком» в молочном магазине. Пять лет мыл бутылки, драил дверные ручки, протирал кафельные полы, разносил заказчикам молоко.
Жизнь в столичном городе учила многому. Разница между богатыми и бедными здесь была еще более разительной, чем у них в селе. Да и бедные в городе были совсем иными — они не хотели мириться со своей обездоленностью.
