Чарльз Рууд - Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин
Поскольку основу его торговли составляли картины, в начале 80-х годов Сытин начал продавать в школы яркие, доходчивые репродукции. Он советовался с такими педагогами, как активная деятельница воскресных школ А.В. Погожева, выяснял, что требуется школе, и в результате из печати выходили «наглядные пособия по географии, этнографии, биологии, истории… портреты исторических лиц… реки, озера, Кавказские горы, опасные переправы, а также губернские города, Петербург, Москва, знаменитейшие здания России – все это изображалось на картинках», вспоминал Сытин. Благодаря учительскому спросу, писал он, в то десятилетие удалось довести сбыт картин до пятидесяти миллионов оттисков в год. В начале 90-х годов сотрудники Сытина приступят к изданию новой серии пособий, отвечающих потребностям программы начальной школы, утвержденной министром просвещения. Первый альбом этой недорогой серии иллюстрировал «Двенадцать главных церковных праздников и воскресение Христа», а в течение следующих двадцати лет появится еще сорок девять таких альбомов, посвященных самым разным предметам – от искусства до зоологии[34].
Служа у Шарапова, Сытин научился издавать книжки для крестьян в размер брошюры, обычно по шестнадцати страниц каждая[35]. Теперь же, обзаведясь переплетной мастерской, Сытин смело (и бессистемно) занялся еще и выпуском более объемистых книг для грамотных крестьян, сельских священнослужителей и лавочников. Эти небольшие книжки шли по цене от двух до пяти копеек и подразделялись на три категории: сказки, нещадно сокращенные произведения классиков и сочинения рыночных писак. По совету все той же Погожевой Сытин стал издавать и детские книги, причем многие из них были без должного разрешения заимствованы у таких западных писателей, как Вальтер Скотт, Марк Твен и Жюль Верн.
За рассказ в шестнадцать страниц, принятый к изданию, рыночный сочинитель получал от Сытина жалкий гонорар: от двух до пяти рублей, – правда, такие «знаменитости», как Миша Евстигнеев и Коля Миленький, могли вытребовать вдвое больше. В оправдание столь низкой оплаты их труда Сытин ловко повесил на своих авторов общий ярлык: «Недоучившиеся семинаристы, убоявшиеся бездны книжной премудрости, и всякого рода изгнанники учебных заведений, запьянцовские чиновники, нетрезвые иереи и вообще неудачники всех видов…» – давая понять, что если бы не он, то они остались бы вовсе без работы. Так, вывернув наизнанку логику христианского мышления, Сытин предстал благодетелем.
Сытин настаивал, чтобы в каждом сочинении торжествовала добродетель, но при этом не удосуживался нанять редактора для выправления косноязычной прозы своих авторов. Он признает, что с содержанием рукописи знакомился мельком,«на ощупь и на глаз», а листал ее только затем, чтобы определить, каков будет объем книги. Купленная рукопись тотчас поступала прямо к наборщикам, и вскоре готовая книга доходила до офеней. Так, небрежно и впопыхах, работал Сытин-делец – не тот Сытин, что клялся, будто главной его заботой является выпуск полезных народу изданий. И его книги, как и его картины, расходились миллионными тиражами.
Среди сытинских авторов был А.С. Пругавин, и вот он приводит характерный случай из издательской практики той поры, рассказанный якобы самим Сытиным.
«Посмотрел я рукопись, вижу: написано складно, а главное, очень уж страшно. Такие страсти – просто волос дыбом становится. Ну, думаю, эта книга беспременно пойдет. Купил рукопись, заплатил сочинителю пять рублей, отдал в печать. Отпечатали 30000. И что бы Вы думали? Нарасхват! Так понравилась, так понравилась! Приказал еще 60000 печатать. Начали набирать. Вдруг подходит ко мне метранпаж и говорит:
– Что мы наделали-то, Иван Дмитриевич?
– Что такое?
– Да ведь мы Гоголя издали, не спросившись.
И показывает мне… «Страшный колдун» [в действительности «Страшная месть»]… Гоголя»[36].
Сытин читал очень мало и вполне мог не обратить внимания даже на столь вопиющий плагиат, но за ним водились также случаи, когда он утаивал авторское вознаграждение. Вероятно, и сытинскому цензору было не до указаний на авторство Гоголя, ведь он искал в рукописях только вольнодумство да ересь.
В 1882 году, то есть на пятом году издательской самостоятельности, Сытин взял у Шарапова в долг 5 тысяч рублей на открытие своей первой торговой точки – книжной лавки у Ильинских ворот, неподалеку от которых он жил и учениках. Сытин по-прежнему каждый день засучивал рукава, но по мере превращения литографской мастерской на Пятницкой в типографию он все чаще лишь руководил производством, не марая рук типографской краской.
К тому времени обе сестры Сытина обосновались в Москве, и приданое за ними наверняка дал молодой преуспевающий издатель. Одна из сестер вышла замуж за купца И.И. Соколова; в феврале 1883 года он, а также Д.А. Варапаев и В.Л. Нечаев учредили вместе с Сытимым товарищество на вере под фирмой «И.Д. Сытин и К°» с основным капиталом в 75 тысяч рублей[37].
За это подкрепление со стороны Сытин на первых порах принимал некоторые советы по финансовой части, но оставался полновластным хозяином части издательской. Продав фирме свою книжную лавку и типографию за 36 тысяч рублей, он приобрел 48 процентов акций и стал именоваться председателем Правления. В декабре того же года он купил у Чехова права на прекрасную книгу «Повести и рассказы», которую издаст в конце 1884 года[38]. Не пройдет и еще двух лет, как ему удастся получить для своей фирмы «высочайшее утверждение», что, помимо других привилегий, обеспечит ей предпочтительное положение в конкуренции за правительственные заказы. Возможно, причиной такой милости была теплая встреча с царем на выставке, однако злые языки впоследствии станут утверждать, и весьма убедительно, что Сытин дал большую взятку[39].
Сытин был не из тех, у кого капитал лежал мертвым грузом, поэтому он открыл вторую книжную лавку и перекупил издательское дело некоего Орлова, получив в результате пять его печатных машин, шрифт и весь наличный товар. Но самым выгодным для фирмы предприятием Сытина в 1884 году стал выпуск новой ходкой продукции – календаря, мысль о котором занимала его уже пять лет.
Календари были обязательной принадлежностью обихода для всех, кто имел хоть маломальский достаток, а печатать их в России начали не позднее XVI века[40]. В начале XVIII века, дабы искоренить астрологические календари, заклейменные церковью как языческие, а также календари с опасной политической окраской, Петр Великий передал исключительное право на их издание Академии Наук. В начале XIX столетия эта монополия была подтверждена, и Академия продолжала оставаться единственным учреждением с правом на издание календарей в России вплоть до 1865 года, когда реформа цензуры открыла поле деятельности для частных фирм. Тогда первенство по этому виду продукции захватил московский издатель А. Гатцук, а для таких книгоиздателей, как А.С. Суворин, издание календарей служило как бы побочным промыслом.
