Елена Ржевская - Ближние подступы
Скончался 4/IV.42 13 час.
К чему заверяю
м/ф Морьинского пункта
М/ф Быкова
4/IV.42 г.". <38>
Вот так, не мудрствуя и безо всяких там церемоний.
"Акт о смерти Загораевой Прасковьи Ивановны в возрасте 75 лет", "от преклонных лет померла. Со стороны издевательств не было. В чем и расписуемся
Семенова, Макарова, Романова".
* * *Наша листовка, рифмованная:
"Deutsche Soldaten, Lasst Euch raten.
Ruft den Russen zu aus der Weite:
"Sdajus, Towarisch, Ne strelajtel""
"Немецкие солдаты, советуем вам.
Кричите русским издалека:
"Сдаюсь, товарищ, не стреляйте!""
— Ишь как ласково напели, — сказал старшина, слушая непонятные немецкие слова. — А ты, — сказал мне, — лучше гаркни им в рупор: "А ну отъерзывай!"
* * *Наша армейская:
По дорогам глинистым, по лугам Тверцы,
По полям калининским проходят бойцы.
Эх, полки стрелковые — храбрецы в полках,
Автоматы новые в молодых руках.
…
Мы полками вклинимся в линии врага
И вернем калининцам Волги берега.
* * *Как животворно начало лета. Особенно после такой тяжелой зимы. Кажется, все предвещает только хорошее. И каждый день по-особому полнокровен. При всем том это — день войны.
Глава вторая
Лето
Перевожу немецкие статьи, обращенные к солдатам:
"На то была воля провидения… Чувство дружбы создает единство нации", "Любой немец по своим биологическим <39> данным неизмеримо выше любого другого…"
И секретный циркуляр хозяйственного штаба германского командования на Востоке:
"1… Немецкие квалифицированные рабочие должны работать в военной промышленности; они не должны копать землю и разбивать камни, для этого существует русский".
* * *— Кто жить не умел, того помирать не научишь, — говорит о немцах женщина, выбравшаяся из Ржева с детьми и примостившаяся у людей здесь, в деревне. — Немцы ужасные трусы. Сидят обедают, или вечером бомбят — под стол прячутся. Даже смешно. "Матка, ляхен? Дом капут, матка тод!" Мол, чего смеешься, дом капут и саму убьют. А я: жарче! жарче! — призываю.
Она же о своем меньшом, который бессменно на руках у нее:
— Как старичок был. Изнеможенный скелет. Здесь так хорошо его подняли, так помогали, хоть у самих такая нехватка.
* * *— У меня в дому немецкий начальник стоял. Ну и привели раз беглого нашего солдата. Из плена бежал. Схватили. Спрашивают: кто такой, как сумел убечь? А он отвечает не поймешь что. Немец ему по-своему: не сяки, мол, говори реже! А он сякет, он сякет, мне и то не понять. А прислушалась, слышу, так ведь он же по-нашему, по-матерному чешет.
* * *Старосте грозили: "Шкура ты едтакая! Ну где-нибудь тебя расхлопают!"
Но неизвестно, не то успел уйти с немцами, не то схвачен.
— Он перед самой войной был забранный. Ему никак три статьи было.
— Хитер мужик. Только себе любил, а людей жал.
— У него никак со стеклом гардероб.
— Но теперь он повытряхался. <40>
* * *На военных курсах переводчиков, минуя обучение стрельбе и всякому военному делу, мы странным, необычным образом, не с того как бы конца втягивались в войну, с ходу вступив в соприкосновение с противником: его немецкий язык, его зольдбух (солдатская книжка), уставы, команды, письма (как они томят нас своими письмами, эти немцы!), его замысловатый готический, его так трудно заучиваемые военные термины. И для усвоения языка как такового детские считалки и тошные диалоги: "Wo warst du, Otto? Где ты был, Отто?" "О, Карл, я совершил очаровательную прогулку в лодке по озеру". И Гейне: "Mein Liebling, was willst du noch mehr?" И наши репетиции допроса, когда мы поочередно были то самим пленным немцем, то допрашивающим его нашим командиром.
И вот когда предстояло отправиться на фронт, напитавшись, хоть и на скорую руку, немецким, я испытывала сжатие где-то в груди от страха, что, повстречавшись с настоящим пленным, окажусь вдруг свидетелем жестокости, насилия по отношению к нему.
В первое утро на фронте в перерыве между двумя оголтелыми бомбежками немцев я вышла из избы и увидела тянувшиеся по улице сани с раненым пленным. Я пригвожденно шла за санями. Они вскоре стали. Подоспев, когда ездовой уже выбрался из саней и что-то соображал, я, собравшись, громко спросила: "Вы его расстреливать везете?" — полагая, что это именно так. Усатый пожилой дядька хмуро глянул через плечо на меня, недобро бросил: "А мы пленных не расстреливаем" — и пошел за избу оправиться.
Я еще возбужденно спросила лежавшего в санях немца, откуда он родом. И услышала в ответ безучастное: "А! Чего еще надо!" — не расположенного к разговору раненого. И зашагала назад, проученная этим дядькой, унося с признательностью его хмурый презрительный взгляд.
Я тогда записала в тетради: "Войну выиграет тот, кто проявит великодушие", надеясь, что мы будем теми победителями.
Однако наш сильный и пока что удачливый противник давно изъял это понятие — великодушие. Только сила и жестокость. Мир все больше делится на победителя и поверженного без никаких градаций и <41> промежуточных категорий. Какое уж там великодушие. Все больше нагнетается вокруг и крепнет: против побеждающей силы и жестокости противостоять силой, оснащенностью и жестокостью.
* * *— Контуженные двери.
* * *Бумаги писчей у местных организаций нет. Протоколы заседаний колхозов, сельсоветов ведутся на обрывках обоев, на обложках, оторванных от исписанных ученических тетрадей, или прямо по газете (и тогда уже после ничего не разобрать), а также на обороте листков "От Советского Информбюро", печатаемых на серой бумаге в типографии Медновского района, теперь уже почти тылового.
На обороте старого сообщения — постановление общего собрания колхозников "Светлого пути" 28 июня 1942 года:
"Учитывая что наши доблестные воины сражаясь в битвах за нас и родину и освобождая нас от ига фашизма что в условиях теперешней войны решает техника чтобы наши сыновья отцы и братья шли в бой в стальных машинах всем подписаться насколько только возможно и все свои средства внести на постройку танковой колонны и поручить собрать пред, к-за Абросимову И. И.".
* * *Мы на врага за древний Ржев
Обрушили свой русский гнев,
И на приволжском берегу
Мы срубим голову врагу.
(Наша армейская газета "Боевое знамя")
* * *Верхом на стволе пушки — артиллерист с крестьянской косой, литовкой называют ее сибиряки. На артиллеристе пилотка, гимнастерка — все военное, а мне трудно представить себе его стреляющим из этого огромного орудия. Косарь. <42>
