Анатолий Житнухин - Геннадий Зюганов
Это — было, этим жили, и напоминание об этом необходимо, чтобы понять, в какой атмосфере и с каким настроем вступал Геннадий Зюганов в большую жизнь. Не с пустыми руками начинал он самостоятельный путь: серебряная медаль по окончании школы, трудовая закалка и хорошая физическая подготовка, наконец, приобретенный первый, но бесценный педагогический опыт — серьезный «капитал», позволявший уверенно стоять на ногах. Может, у кого-то из читателей появились сомнения: не слишком ли «правильными» представлены первые годы становления нашего героя? Думается, нет в них ничего необычного. В подавляющем большинстве советских семей, не только на селе, но и в городе, в детях с ранних лет воспитывали уважительное отношение к труду, почитая его мерилом нравственных достоинств человека. Труд составлял цель и смысл жизни.
Даже не склонные к фатализму люди соглашаются, что во многом наша судьба предопределена от рождения, тем, в какой семье и где мы появились на свет. Родителей и родину, как известно, не выбирают. Как мы теперь понимаем, повезло Геннадию с родителями, которые воспитывали сына не нудными нравоучениями, а собственным отношением к делу, к окружающим людям, к самой жизни. Именно по ним он до сих пор сверяет свои дела и поступки, мысленно советуется с ними, принимая трудные решения. Гордится Геннадий Андреевич и своей малой родиной — Орловщиной. Как-то в своих воспоминаниях он записал: «Возможно, для кого-то фраза „все мы родом из детства“ звучит банально, но для меня это высокий и чистый образ, потому что я родом из детства, осененного светом Великой Победы. Счастье той Победы, святые народные жертвы, принесенные на ее алтарь, — вот что питает корни моей личной судьбы, что навсегда впечаталось в сознание. А у нас в крае испокон веков люди рождались с твердой патриотической позицией. Когда я читал у Ключевского про времена Смуты, поразился тому факту, что лишь орловский воевода отказался присягнуть Лжедмитрию…»
Конечно, происхождение «от земли» и во многом связанное с ним здоровое воспитание сами по себе еще ничего не гарантируют в будущем. Окунувшись в иную жизнь, в другую социальную среду, человек способен претерпеть загадочные метаморфозы, не поддающиеся разумению окружающих. С Зюгановым этого не произошло — крепкими оказались корни, да и учителя в последующие периоды жизни, как и в детстве, окружали хорошие. И здесь невольно приходит на память сравнение. Как-то в начале девяностых годов одна впечатлительная поэтесса, надо полагать искренне, восхищалась «крестьянским лицом» и «пронзительным, насмешливым взглядом» одного из главных идеологов и «архитекторов» разрушительного процесса и хаоса в стране — А. Н. Яковлева. Правда, на «крестьянском лице» многие, более проницательные люди чаще угадывали зловещую усмешку, которая заставляла задумываться, откуда что взялось в этом человеке. Ведь и вырос на древней ярославской земле в бедной крестьянской семье, и воевал, но сумел-таки при этом заразиться неизлечимым вирусом русофобии, которая проявилась у него задолго до перестройки, еще в 1972 году, в памятной для отечественной интеллигенции статье «Против антиисторизма»[1]. В той самой, в которой была подвергнута жесткому осуждению патриотическая позиция ряда писателей и изданий, позволивших себе рассуждать о «национальном духе», «национальном чувстве», «народном национальном характере», «зове природной цельности». «…Один тоскует по храмам и крестам, другой заливается плачем по лошадям, третий голосит по петухам» — риторика была почерпнута автором из арсенала полуграмотных «ревнителей пролетарской культуры» двадцатых годов.
Что ж, внешность бывает обманчивой. Чего не скажешь о Зюганове. Может, потому порой и раздражает наружность этого человека многочисленных его оппонентов, что нет за ней привычных их сердцу обмана и плутовства. Характерные русские черты лица, крепкое сложение и походка безошибочно выявляют так не любимые Александром Яковлевым «мужицкие истоки», надежную крестьянскую породу, кровную принадлежность к мощному пласту народной жизни, из которого не вырвали нашего героя ни обстоятельства, ни искушение властью, ни разочарования, ни заманчивые посулы. Несмотря на то, что рук, которые упорно пытались выдернуть его оттуда, всегда было хоть отбавляй. Ну а если этого сделать не удается, желаемое можно выдать за действительность. Тем паче что средств для этого более чем достаточно.
Зюганову создали виртуального двойника. С помощью умело монтируемых и тиражируемых телевидением видеоклипов, лишая его доступа к прямому эфиру. Сочиняя и распространяя нелепые мифы, масштабность и последствия которых когда-нибудь еще поразят воображение беспристрастных исследователей времени, которое мы переживаем. Используя «желтую» прессу с ее главными «информационными» каналами — замочными скважинами. Подхватывая лживые домыслы бывших «соратников», не выдержавших изнуряющего напряжения неизбежной повседневной работы.
«Хвалу и клевету приемли равнодушно…» Легко сказать! Тем не менее реальный Зюганов «под прицелом наветов и лжи» ведет себя достойно. Ко многому просто привык со временем. Но трудно избавиться от чувства омерзения, которое оставили в душе наиболее гнусные вымыслы и провокации, особенно связанные с близкими людьми, с самым светлым периодом в его жизни — детством и юностью. Ни одному нормальному человеку не придет в голову опровергать их очевидную нелепость только по одной причине: слишком сильно смердят их сочинители. Но ведь до сих пор тянутся грязные руки к малой родине Зюганова, а больное воображение толкает их обладателей на поступки, не укладывающиеся в здоровое сознание. Нечто подобное произошло в 2003 году, когда провокаторы местом очередного своего неблаговидного деяния выбрали Мымрино, объявив там об открытии «памятника» Зюганову и «музея» в его бывшем доме. Не выдержал тогда Геннадий Андреевич, ответил: «Мерзко. Именно это чувство поселилось у меня в душе, когда узнал о той подлости и хамстве, которые творятся в моем родном селе, в моем отчем доме, под внешне вроде бы благовидной вывеской создания некоего музея, якобы мне посвященного. На деле же готовится все то же действо, грязное и вызывающее, которое вот уже больше десяти лет выдается в „реформируемой“ России то ли за остроумие, то ли за политическую полемику, то ли за общественную борьбу.
Дом этот мы с отцом строили когда-то, еще давным-давно, сложили собственными руками… И вот теперь некто, ничего общего не имеющий ни с моей землей, ни с моей деревней, ни с моим краем, перекупил наш дом и пытается превратить его в этакое позорище для меня, для того дела, которому я служу, для моей партии и моих товарищей. Все изгадить и поиздеваться всласть — вот практически нескрываемое стремление господ-зачинщиков этого непотребства.
