Евгений Балабин - Далекое и близкое, старое и новое
Во втором этаже, кроме классов и спальни, была учительская комната, физический кабинет и большая столовая, в которой обедали одновременно все кадеты корпуса – около 450 человек.
Три дежурных воспитателя всегда обедали одновременно с кадетами, и присутствовал всегда один из командиров сотен.
Из столовой был вход в церковь, и часть посторонней публики, не помещавшейся в церкви во время богослужений, стояла в столовой. Церковь была очень уютная, с мраморным иконостасом. Были красивые образа.
Выше столовой, на третьем этаже, был большой Сборный зал, в котором устраивались парады, концерты, балы. Там же были уроки танцев и занятия с пиками. Из Сборного зала был вход на хоры церкви, и через эти хоры надо было идти в лазарет, под лазаретом была квартира директора корпуса. Командиры сотен жили недалеко от спален, а все преподаватели и воспитатели жили на частных квартирах.
Перед зданием корпуса был огромный плац с аллеями по краям и в середине. На этом плацу производились парады, устраивались Олимпийские игры и прочее.
С другой стороны здания был парк, в котором размещалось помещение для шелковичных червей. На царских вратах нашей церкви была занавесь из собственного шелка.
Недалеко от парка была запущенная Краснокуцкая роща. Прогулка в эту рощу была для нас праздником, но водили туда очень редко, так как на эту прогулку надо было потерять много времени, а его не было. Вся жизнь шла строго по расписанию, и пропускать уроки, конечно, было невозможно, я был в Краснокуцкой роще за семь лет обучения в корпусе только два раза.
Первое время здесь я очень скучал. В станице Великокняжеской и в Новочеркасске у Дмитрия Андреевича Неволина я жил в семье, со мной были очень ласковы и обращались как со своим. Здесь же я был чужой для всех, и сердце у меня сжималось. Помню первую ночь. Проснулся, понял, что я не дома, и так мне стало грустно, но от воспоминания, что сейчас я надену военную форму и гимнастерку с погонами, мне стало веселей. Вскоре я освоился с новой жизнью, и мне стало легче. Вставали мы в шесть часов утра (в праздники в семь). За десять минут до утренней зари трубач играл «повестку», по которой должны были вставать дежурные. Ровно в шесть утра игралась «заря», и с последним звуком трубы из воспитательской комнаты, здесь же в спальне, выходил дежурный воспитатель и громко командовал: «Вставать». Все сто с лишним кадет сразу принимали вертикальное положение, садились и начинали одеваться. Никто не смел задержаться лежа ни одной секунды. Быстро вставали, одевались, чистились, умывались и шли в зал перед классами строиться у сотенного образа. Приходил воспитатель, осматривал каждого кадета – руки, уши, шею, сапоги – и командовал: «На молитву». Дежурный читал молитву, некоторые молитвы пели и потом строем шли в столовую. Когда все три сотни были в столовой, дежурный кадет 7-го класса по команде «На молитву» читал «Очи всех на Тя, Господи, уповают». После этого все садились и пили чай с французскими булками. По пятницам вместо французских булок давали серый хлеб с маслом.
От побудки до конца чаепития проходил час. От 7 до 8, в классах, – повторение выученных вчера уроков. От 8 до 11 три урока, и также, строем, – в столовую, завтракать. Завтрак всегда был очень хороший – одно блюдо, но очень сытное. После завтрака час строевых занятий и еще два урока до 3. От 3 до 4 прогулка. В 4 обед и опять прогулка до 6. От 6 до 8, в классах, при воспитателях, приготовление уроков к завтрашнему дню. Потом строем шли на вечерний чай и опять в зал перед классами, где перед сотенным образом читалась и пелась вечерняя молитва, после которой 1-й и 2-й классы шли спать, а с 3-го класса и старше разрешали заниматься до 10 часов.
Кроме общепринятых предметов, в корпусе преподавали «ручной труд», столярное дело и музыку на всех струнных и духовых инструментах. В корпусе были прекрасные оркестры – струнный и духовой. Я играл в оркестре на скрипке, мой брат Филипп – на кларнете.
Первый год в корпусе я занимался очень мало, так как постоянно лежал в лазарете. Больше месяца я пролежал со «свинкой», много раз была ангина с высокой температурой и прочее. До поступления в корпус я, кроме кори в легкой форме, когда мы, дети, все сразу заболели, никакими болезнями не болел, а в корпусе по месяцам не выходил из лазарета. Маме посоветовали взять меня на отдых и до экзамена не допустили. Я остался на второй год. В следующие годы я, кажется, ни разу не болел.
В лазарет ежедневно сообщали из классов, какие уроки заданы на следующий день, но большинство, зная, что завтра не спросят, этих уроков не учили и, конечно, отставали. Был и специальный воспитатель – лазаретный войсковой старшина Вениамин Иванович Котельников. Он смотрел, чтобы кадеты не шалили и чтобы, как и в классах, от 6 до 8 все учили уроки. Старшие часто к нему обращались с просьбой решить задачу и выбирали потрудней. В.И. Котельников охотно это делал, иногда долго сидел на задачей и потом вскакивал и кричал: «Решил-с, решил-с».
Доктор был Николай Васильевич Баженов – очень симпатичный и всеми любимый. Он хорошо относился к кадетам. Иногда принимал в лазарет на сутки и, отпуская, спрашивал: «От какого урока ушел?»
Потом войсковой старшина Котельников стал просить, чтобы ему дали на один год сотню кадет, чтобы иметь право быть произведенным в полковники. Ему дали 3-ю сотню, самых маленьких. Он откомандовал ею год, был произведен в полковники и не хочет сдавать сотню, его просят, а он не уходит. Не помню, как окончилась эта история, но как командир сотни младших кадет он был вполне хорош.
При мне командиром 3-й сотни был полковник Трусевич. Мало мы с ним соприкасались – приходил он к нам, когда надо было кого-либо выругать.
Командиром 2-й сотни был полковник Качура. Очень симпатичный, в некоторых классах он преподавал русский язык.
Командиром 1-й сотни был полковник Пантелеев. Строгий и на вид суровый. Преподавал в 7-м классе законоведение. Его боялись и очень уважали. Называли его Пантюшей. У него была привычка всегда держать в руках перочинный ножичек. Иногда он приглашал к себе в гости некоторых кадет старшего класса, угощал их и даже не возбранял у него курить.
Вообще же, за курение в корпусе сажали под арест на 10 часов. Курение считалось большим проступком.
Один раз, когда я был во 2-м классе, на перемене между уроками, когда все дети бегали в зале возле классов, вдруг неожиданно в сопровождении директора явился грозный войсковой атаман генерал князь Святополк-Мирский28 . На его приветствие, хотя не были в строю, дружно ответили: «Здравия желаем Вашему сиятельству». Потом он громко сделал замечание директору, что некоторые первоклассники неправильно держат пальцы по швам: «Вы не стесняйтесь сажать ваших воспитателей под арест, если что-либо не так». Потом вдруг крикнул: «Садись!» Сразу все сели на пол, где кто стоял. «Ну, дисциплина у вас есть. Встать». Все вскочили, и грозный атаман ушел.
