Анри Труайя - Алеша
Он вновь погрузился в чтение. Этот Анатоль Франс и в самом деле талантлив! Ведь не случайно же дали ему два года назад Нобелевскую премию. Только его имя и мелькало на страницах газет в то время. «Нужно попросить у Тьерри другие книги этого писателя», – решил он. Георгий Павлович закрыл портфель. Елена Федоровна встала – она закончила починку.
– Тебе пора спать, Алеша, – сказала она.
– Да, мама, сейчас…
Ему почему-то вдруг захотелось слушаться ее. Оттого, наверное, что он ее любил. А может быть, потому, что она уступила при обсуждении меню.
В воскресенье 3 февраля 1924 года газеты вышли с большими заголовками: Англия признала СССР. И по мнению корреспондентов, Италия и Австрия собирались сделать то же самое. Франция, к счастью, казалось, еще колебалась. Но она отправила в Москву коммерческого посланника. Георгий Павлович, погрузившись в утренние газеты, не скрывал своего разочарования.
– Сотрудничать с этими бандитами, – горячился он. – Какая глупость! Советы экспортируют революцию во все страны, которые признали их. Я рассчитываю, что мудрость Пуанкаре поможет избежать этой катастрофы! Все это ошибки дурака Рамсея Макдональда и английских лейбористов!..
Алексей расстроился оттого, что плохая новость пришлась на день, когда к ним на обед был приглашен Тьерри. Из-за политической ошибки встреча могла пройти в атмосфере разочарования и горечи. Лицо отца постарело от переживаний. Мать также казалась озабоченной. Алексей украдкой посматривал на нее. Может быть, она повеселеет к приходу Тьерри? Занятая приготовлением обеда, она не пошла на воскресную службу в церковь на улицу Дарю. Георгий Павлович отправился туда один, чтобы встретиться с друзьями и поговорить о «событиях». Оставшийся с матерью, Алексей помог ей убраться и накрыть на стол. Потом хлопотали вместе на кухне. Уступив в главных блюдах меню, Елена Федоровна решила тем не менее начать обед с русских закусок: малосольных огурцов, белых маринованных грибов, балтийской сельди, приготовленной по собственному рецепту…
– Французы изобрели закуски, – сказала она. – Уверена, что нашему гостю понравится!
Она занялась огурцами и селедкой, начала готовить соус. Ее лицо вновь осветилось улыбкой. Она уже забыла, что Англия признала СССР.
– Я рада, что Тьерри – твой друг, – сказала она. – Это хороший мальчик. Но его горб! Он, наверное, так страдает!
– Да, – ответил Алексей. – Но Тьерри никогда не жалуется. Он говорит, что физические радости он заменяет радостями интеллектуальными. Знаешь, мама, он необыкновенный. Он столько читает! И все знает!..
Улыбка Елены Федоровны ободрила его.
– Поверь! – продолжил Алексей. – Ты можешь говорить с ним о чем угодно, он в курсе всего. Даже политики…
– Мы не станем говорить о политике, если хочешь.
– Почему?
– Чтобы не расстраивать отца. Он так сегодня переживает!..
Однако Георгий Павлович вернулся из церкви воодушевленным. Он виделся на улице Дарю с хорошо осведомленными людьми. Скандальное решение Англии было пройденным этапом. В лагере эмигрантов возрождалась надежда. Болотов рассказал, что на Украине прошли мятежи, в Красной армии известны акты неподчинения.
– Это хороший знак! – сказал Георгий Павлович. – Начинается! Если Европа им не поможет, они сдохнут как крысы!
Он потирал руки, вдыхая запах жаркого, которое Елена Федоровна поставила в духовку. Алексей радовался неожиданному просветлению после угрозы бури. Праздник мог начаться. Все было готово, когда Тьерри позвонил в дверь.
Он держал в руках букет. Девять роз чайного цвета. Елена Федоровна порадовалась красоте цветов и поставила их в вазу. Сели за стол. Алексей и мать подавали блюда. Тьерри похвалил закуски и попросил еще мяса. Он казался счастливым в обществе людей, так непохожих на его окружение. Может быть, это было лишь проявлением «вкуса жизни», как говорила мама? В любом случае Алексей был признателен другу за то, что он так легко принял странности семьи Крапивиных.
В оживленном разговоре даже не коснулись советско-британских отношений. После кофе родители собрались уходить. Им надо было присутствовать на лекции в русском литературном кружке. Алексей с радостью остался наедине со своим другом. Они сели на диван. Тьерри вздохнул:
– Я объелся! Так вкусно!
– А что бы ты сказал, если бы я разрешил готовить матери? Она хотела накормить тебя русской едой!
– Мне, конечно, понравилось бы! – уверенно сказал Тьерри.
«Вновь „вкус жизни!“» – подумал Алексей. Он собирался было ответить шуткой, но друг опередил его:
– Ты что-нибудь помнишь о России?
Вопрос обескуражил Алексея настолько, что он не сразу смог ответить. Тьерри вызывал его на доверительный разговор, и он должен быть искренним. Трудная задача. Наконец он тихо сказал:
– Помню ли? Да, немногое. Но я не знаю, мои ли это воспоминания или их подсказали мне родители.
– Расскажи.
– Это не очень интересно!
– А я уверен, что да.
– Хорошо. Ты сам хотел.
И Алексей рассказал, путаясь, о том, что пришло ему на память о жизни в Москве в большом доме, о бегстве из России, о приезде во Францию. Увлекшись рассказом, он удивлялся удовольствию, с которым восстанавливал забытые картины. Ну вот, как и его родители, он с грустью барахтался в своем русском прошлом.
– Великолепно, – сказал Тьерри. – Почему бы тебе не написать об этом в «тетради-дневнике»?
«Тетрадь-дневник» – еще одно изобретение месье Колинара. Раз в неделю, в среду, ученики должны были в тетради ad hoc рассказывать об одном из событий в своей жизни: каникулах, посещении церкви, спортивном соревновании, впечатлениях от чтения или спектакля, прогулке в лес… Упражнение предназначалось для развития пера.
– Нет, – отрезал Алексей, – я никогда ничего не напишу о России.
– Почему?
– Родители слишком много говорили со мной об этом! Надоело!
– Ты еще более убогий, чем я! – сказал Тьерри, смеясь. – Мне кажется, что если бы я был русским, то кричал бы об этом на всех перекрестках.
– Да! Жизнью в изгнании нельзя гордиться!
– Можно! «Каждый необычный человек достоин того, чтобы его лелеяли как редкое растение» – как сказал старый лис Вольтер.
Алексей насторожился. Почему Тьерри приписывал великим людям большинство оригинальных мыслей, рождавшихся в его голове? Однако хитрость была такой изящной, такой убедительной, что он не посмел упрекнуть его. Он даже поверил в нее. Как если бы на самом деле Вольтер, или Гюго, или Монтень говорили с ним голосом его друга.
– Я удивлю тебя, – продолжил Тьерри, – но я считаю, что твоя принадлежность двум странам – священный дар. У тебя есть возможность читать великих русских писателей в оригинале. Это потрясающе!
