Александр Ханин - Рота, подъем!
– Бегом, бегом, что ты телишься?
– Равняйся, отставить! Равняйся, смирно!
– Привести внешний вид в порядок!
– Ты, урод, где твоя пилотка? Забыл? Может маму позвать, чтобы принесла? Бегом за пилоткой, урод! – раздавались громкие крики со всех сторон.
– В гражданской форме в конце поставь, – кричал капитан.
Полк был построен.
Я стоял в напряжении. "Вот, вот сейчас нам дадут автоматы и пошлют защищать Родину", – стучало у меня в голове. – "Но мы же артиллеристы, какие автоматы? А я же не умею из пушки стрелять, еще не научили. Что делать?". Но автоматы нам никто не дал и Родину защищать нас никто не послал. После доклада командиру полка его заместителем, подполковник обратился к стоящим на плацу:
– Плохо строимся, долго. Спать любим?
Вопрос остался без ответа. В этот момент к плацу бегом направлялся старший лейтенант, перейдя на пеший, чеканный шаг и приложив руку к фуражке, вытягиваясь в свой и так не маленький рост, он обратился к комполка:
– Товарищ полковник, разрешите встать в строй?
– Спать любишь, старлей? – съедал его гневным, не совсем трезвым взглядом старший офицер.
– Никак нет, посыльный только добежал. У меня еще телефона нету,
– испуганным, заискивающим голосом ответил старлей.
– В строй, – уже не обращая на него внимания отрезал комполка и его голос разнесся над плацем. – Вы быстро строиться все научитесь когда-нибудь? Старшина третей батареи, ко мне!!
Прапорщик, стоящий в нашей колонне подбежал к подполковнику.
– Ты чем занимаешься, старшина? – голос комполка гремел над плацем. – Почему у тебя солдаты в строю без формы? Тебе до склада не дойти? Что б сегодня же были одеты по уставу!!
Старшина с командиром не спорил, а стоял по стойке "смирно", быстро кивая головой в знак согласия. У меня пропало настроение. Мне было неприятно наблюдать сцену воспитания прапорщика перед всем, кто был на плацу. Мне было обидно за прапорщика. Зачем так было орать?
Почему бы не выяснить у старшины в личной беседе, может быть были какие-нибудь уважительные причины. Может быть, человек чувствовал себя плохо или у него дома неприятности. И почему нужно было орать при всех, а не отойти со старшиной в сторону, тем более, что нам в день прихода в батарею объяснили, что склад уже закрыт и форму мы поэтому сразу получить не сможем, но утром после завтрака получим все. Но подполковника, похоже, эти подробности не интересовали и он орал на прапорщика, который был, как минимум, на десять лет старше него. Больше времени удивляться увиденному у меня не было.
– Командиры дивизионов и батарей ко мне, остальные свободны, – была последняя для нас на сегодня команда комполка и солдаты, подгоняемые сержантами, побежали в казарму застилать койки, умываться и наводить порядок.
Утренние гигиенические процедуры в любой цивилизованной стране проходят в ванной. Попробуйте представить себе комнату выложенную белым кафелем, посреди которой на высоту чуть больше метра возвышается бетонная стена облицованная аналогичным кафелем имеющая с двух сторон по шесть покрытых белой эмалью с черными выбоинами раковин. Над каждой раковиной имеется только один кран холодной воды. Горячей воды нет и не бывает. Это армейский умывальник. На кафельной стене привинчены большими шурупами зеркала. Зеркала не в полный рост и даже не в его половину. Размер зеркальца в сумочке кокетки не сильно отличается от трех-четырех зеркал повешенных на высоте роста гренадера. Всматриваясь в свои отражения солдаты должны побриться и причесаться, что сделать в полном составе всех военнослужащих батарее одновременно практически было не реально.
Делая шаг к зеркалу, чтобы гладко выбрить лицо от и без того не сильно растущей щетины, ты рискуешь потерять место около умывальника. В этой же комнате за стеной, за имеющийся единственной дверью, существуют… нет, не теплые домашние унитазы, а "очки" – железная конструкция, которая замурована в бетонный пол, выложенный все тем же кафелем. Восседать на такой конструкции можно только на корточках. Для того, чтобы ошибок не было, место для сапог сделано в пупырышки. Бачок с водой, конечно, находится на приличной высоте и постоянно вырываемые с мясом цепочки быстро прячутся в мусорном ведре или привязываются очередным шнурком под строгим присмотром дежурного по роте. Вот таких сортиров в туалете армейской казармы аж пять или шесть в ряд, который заканчивается наглухо закрытым окном в деревянной раме. Определенное уединение в оном заведении существовало в виде перегородок из фанеры, выкрашенной серой краской и дверей, которые не всегда закрывались. Но мелочи в виде того, что кто-то мог заглянуть широко распахнув дверь и увидеть сидящего в позе ожидающего восхода солнца азиата никого не волновали, потому, что в батарее было почти 80 человек, а время на умывание и личные надобности выделено распорядком дня не более 20 минут на всех.
Толчея, крики, ругань, плескание водой сопровождались поисками своих зубных щеток и опасных бритв, так как безопасные воровались в первые же дни. Вода была приятная и бодрила. Мысль о том, что зимой вода будет еще веселее, пролетела мимо не зацепившись за мое сознание и я выскочил из ванной комнаты под крики сержантов зовущих солдат строиться на завтрак.
– Становись, становись, – крики сержантов не давали ни на минуту расслабиться. – Быстрее! Равняйсь, смирно! Равняйсь, смирно!!!
Батарея прошла строем через плац мимо низкого здания кочегарки с высокой грязной трубой и подошла к уже знакомому корпусу столовой.
– Батарея, – грозно крикнул военнослужащий с тремя лычками сержанта. – Батарея, равняйсь, смирно, справа по одному в столовую бегом… Отставить. По команде "бегом" руки сгибаются в локтях, корпус тела наклоняется вперед в полной готовности. Понятно?
Бегоооооом.. арш!!
Солдаты кинулись в столовую, где нас уже ждали длинные столы на
10 человек. Чугунный котелок на десятерых был заполнен наполовину пшенной кашей. Пятнадцать грамм масла, положенного каждому солдату и по паре кусков сахара лежали на отдельной тарелке и были распределены честно, чтобы никто не выглядел обиженным. Несмотря на все обещания никто у нас ни сахар, ни масло не отбирал, а каша, переваленная из котелка в тарелки так и осталась там лежать практически нетронутая. Жидкий чай завершал утреннюю трапезу, после которой имеющие гражданскую одежду направились за хмурым старшиной на вещевой склад.
Мы шли по территории ковровской учебной дивизии изучая все то, что было у нас на пути: плацы, внешний вид казарм, рекламные и учебные щиты, деревья и подстриженные газоны, солдат и офицеров с разными знаками в петлицах. Мы еще были освобождены от отдавания чести и нас умиляло, когда прапорщик взмахивал рукой к козырьку фуражки в уставном приветствии.
