Леонид Пивер - Воспоминания провинциального телевизионщика
Жертва «Холодной войны»
Тем летом в Челябинске выступал московский театр имени Гоголя. Мы, телевизионщики, заранее зная о гастролях популярного коллектива, выслали в театр сценарий инсценировки повести Фридриха Дюрренматта «Авария», созданный студийными авторами. Замахнулись, так сказать, на одного из самых популярных западных писателей того времени. Благо, в холодной войне наступила некоторая разрядка, и нам позволялось немного искусства «загнивающего капитализма».
Сюжет произведения, которое мы задумали экранизировать при участии московских артистов, когда-то был у нас хорошо известен. В доме бывшего судьи собираются отставные представители зарубежных «правоохранительных органов» – от адвоката до палача, которые от скуки разыгрывают судебные расследования над Наполеоном, Бисмарком. В общем, без дела – уголовного! – не сидят. И вот, когда в дом – по причине дорожной аварии – попадает новый персонаж, «старики-разбойники» умудряются доказать, что тот виноват в гибели человека.
Я специально напоминаю дюрренматтовский сюжет, чтобы показать, какое сочетание фантасмагории и реальности, психологии и детектива предстояло разыграть столичным артистам. Герои были выписаны автором просто великолепно. Актерам было где развернуться. Главную роль играл прекрасный артист Юрий Горобец. Съемки шли пять ночей, поскольку по вечерам москвичи были заняты в спектаклях. Снимали мы не на видео, а на кинопленку, тем самым почти на полтора десятилетия опередив телевизионный фильм В. Жалакявичуса с Р. Адомайтисом, Р. Пляттом, Ю. Ярветом и И. Мирошниченко. Режиссером челябинской версии «Аварии» выпало быть мне.
Уставали на съемках страшно. И очень завидовали атмосфере тишины и покоя, в которой существовали герои знаменитого швейцарца.
И вот – снят последний эпизод. На студийном «биг-бэнде» – пять утра.
– Это надо отметить, – сказал кто-то.
– Есть идея! – отозвался я как знаток местных злачных точек. – Тут совсем рядом.
В те давние годы на месте бывшего (а тогда еще – будущего) института советской торговли, среди непролазной грязи, располагались склады и гаражи. И между ними был домик – магазин или буфет, по ситуации. Окрестные шоферы захаживали туда, чтобы опохмелиться. Командовала там Клава – почти кинематографический персонаж: разбитная, бойкая. Она понятия не имела о советской торговле, но кто бы и когда ни постучал, Клавочка вставала и наливала, спасая человека… Очень ее за отзывчивость любили. И не только шоферы.
И вот, труппа, как была в театральных костюмах, пробирается к владениям Клавы. Подходим. Я деликатно стучу.
– Кто там? – привычно просыпается хозяйка.
– Клавочка, не пугайся, это артисты, – на всякий случай объясняю я. А то увидит труппу в буклях, фраках, бакенбардах – с ума сойдет.
Конечно, не столько проблемы интеллекта продавщицы волновали меня – но было бы обидно преодолеть грязевые разливы понапрасну.
Однако обошлось – нас впустили. Сидим, выпиваем, делимся художественными впечатлениями. Вдруг открывается дверь, заходит гость, как в народе говорят, с большого бодуна, с единственной мыслью в подкорке: пропустить стаканчик… И – видит наших артистов…
Его зрачки расширяются до размеров лица. В его воспаленном мозгу проносятся сразу все мифы холодной войны: Америка победила, враг уже здесь и оккупировал святое опохмелочное место!..
С жутким криком жертва идеологии бросилась на улицу и понеслась прочь от гнезда диверсантов.
С нами был оператор, молодой, шустрый.
– Догони, – попросил я.
В общем, минут через десять он привел дрожащего бегуна. Налили, как полагается, по 150… Тому заметно полегчало. Но недоверие оставалось. Даже после того, как кто-то из присутствующих отклеил накладной ус.
Повеселев, гость ушел. Однако сквозь его благодарность по-прежнему ощущались сомнения… Что поделать, и на холодных войнах бывают контуженные.
Вегетарианец
Конец шестидесятых – прекрасное время в жизни города и области, эпоха всевозможных соревнований, конкурсов. Состязались города, районы. Это был ренессанс самодеятельного творчества, а творчество сближало людей.
Сначала самодеятельные артисты выглядели бедновато. Хотя, впрочем, кто в те годы выглядел богато? Но когда творческие коллективы ждали визита телевидения или приезжали на студию, их участники разительно менялись. Невесть откуда появлялись новые костюмы, чистились, драились инструменты, даже исполнительское мастерство, казалось, возрастало.
Атмосфера общего артистического настроя, художественного азарта просто зажигала. Была бы массовость, а культура придет! – казалось всем. А уж нам, вовлеченным в эту фестивальную атмосферу, думалось, что ничего более грандиозного в стране и нет! Даже межрайонные творческие баталии вызывали общий ажиотаж. Чего стоили поединки Кизильского района с Аргаяшским! И там, и тут были прекрасные коллективы. И не суть важно, что с талантливыми номерами соседствовали выступления послабее. Зритель принимал все, потому что искренне верил в происходящее.
…Почему-то запомнилась певица, которая пела громко, но не чисто. А односельчанам нравилось!
– Нельзя же так… – попытался я как можно деликатнее поставить голос «на место».
– Это песня про Родину! – почти возмутилась вокалистка.
– Милая моя, – сказал я, – про Родину тем более нужно петь чисто!
А руководитель коллектива шепчет:
– Если вы ее пропустите, мы вам мясо привезем!
Мясной дефицит тех лет хорошо помнит старшее поколение. Молодежи придется поверить мне на слово.
– Мясо – прекрасно, – сказал я тогда деревенскому культуртрегеру, грезя отбивными, – но в таком варианте выпускать номер нельзя!
И спустя многие десятилетия я ставлю себе в заслугу то, что ради чистоты искусства наступил на горло песне собственного желудка.
А тогда так было жалко… Нет, не потерянных отбивных, – артистов. Разве их вина в том, что не было у них настоящей музыкальной школы, негде было отточить художественный вкус?…
И после репетиции, предваряя ставшую впоследствии знаменитой фразу, я предложил певице остаться.
– Маша, солнышко, разве дома ты так же поешь? – спрашиваю. – Наверное, не кричишь?
Она, неуверенно:
– Не-е-ет.
– Вот и спой «Гляжу в озера синие» так, будто маме поешь!
Маша задумывается:
– Тихо?
Я:
– Конечно!
Я мог давать такие советы, потому что хорошо знал автора музыки этой песни – композитора Леонида Афанасьева. К тому же был у меня особый, «фирменный» прием: когда исполнялись народные песни, я ставил на пюпитр перед певцом фотографии с отечественными пейзажами. Родные просторы действовали убедительнее всех сольфеджио.
