Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя
Так вот в 1962 году, когда «Спутник» еще не родился, мне и было поручено создавать в Швеции новый имидж АПН, хотя я был всего-навсего заместителем заведующего бюро. Дело в том, что заведующий бюро, назовем его NN, не относился к профессионалам журналистики. У него были, как можно было понять еще в нашей редакции в Москве, где его совсем не знали, несколько иные основные функции, данные ему ГРУ.
…По удивительному совпадению большая барская квартира в солидном доме постройки начала XX века, где размещалось стокгольмское бюро АПН, оказалась тем самым помещением, где в 1944–1945 годах квартировал консульский отдел посольства СССР в Швеции, а шефом этого отдела и заместителем резидента советской внешней разведки в Швеции тогда работал мой отец, носивший по диппаспорту псевдоним Елисеев. Жили мы в задних комнатах этой квартиры, отделенных капитальной стеной от присутственных мест.
Естественно, у меня в те годы была та же фамилия, что и у отца, и я словом не мог обмолвиться теперь о том, что Игорь Елисеев уже был в детстве в Швеции и жил в этом самом доме.
NN показал мне в день приезда мою будущую квартиру, которая оказалась также в очень знакомом мне месте. В доме напротив моего нынешнего жилья работала в годы войны маленькая советская школа для детей служащих советских учреждений в нейтральной Швеции. Нас было всего десятка полтора школьников на все классы десятилетки.
По случаю приезда своего заместителя заведующий бюро АПН собрал у себя в квартире для знакомства со мной всех советских журналистов, аккредитованных тогда в Стокгольме. Это были Юра Голошубов из «Известий», Юра Кузнецов из «Правды», Илья Мокрецов из ТАСС и еще несколько человек, которых я сразу не запомнил. Разумеется, журналистская братия решила разыграть новичка.
Поскольку пива явно не хватало на всех, мой шеф вызвался поехать за ним на машине.
— Ты, конечно, когда готовился к поездке, изучал карту Стокгольма? — обратился он ко мне с каверзным вопросом.
— Очень долго и внимательно, — серьезно ответил я, имея в виду, что в 1944–1945 годах я изъездил Стокгольм на велосипеде вдоль и поперек, знал его лучше, чем свою родную Москву с ее просторами. Но сказать правду об этом было невозможно по названной выше причине.
— Ребята, — обратился NN к гостям, — тогда разбейте наш спор с Игорем: я поеду сейчас за пивом, но сначала отвезу Игоря на его будущую квартиру в Ердет (так назывался жилой район за Олимпийским стадионом) и оставлю его там… Спор в том, что если он самостоятельно найдет за час дорогу от этой квартиры до моего подъезда, то я ставлю ему ящик коньяку… Если не найдет и ему придется звонить нам, чтобы мы его выручили, ящик коньяка он поставит на следующей коллективной рыбалке… Согласен?
— NN, вы меня пугаете! — притворно озаботился я. Но потом дал публично согласие на спор.
Минут за двадцать, нарочно петляя по хорошо знакомым мне улицам Стокгольма, шеф привез меня к дому, стоящему напротив школы, где я учился за двадцать лет до этого в пятом и шестом классах. Сделав мне ручкой, он отправился за пивом.
Я же, вспомнив стокгольмское детство, ринулся к его квартире практически по прямой, через скверы и проходные дворы… Одним словом, я был у подъезда дома шефа ровно через пятнадцать минут, когда он еще не вернулся с закупок.
Коллеги открыли мне через домофон дверь, засекли время и подозрительно уставились на меня.
— Как ты так сумел? — задал вопрос Юра Голошубов. — Небось Саша высадил тебя рядом со своим домом?..
Я скромно потупил глаза.
— Я очень долго учил карту Стокгольма в Москве, а теперь ориентируюсь здесь, как птичка по магнитному полю Земли.
— Ну ты даешь, Синицин! — восхитился Голошубов. Надо ли добавлять, что выигранный у шефа ящик коньяка я так и не получил за все время моей командировки в Швецию. NN был вообще довольно своеобразным человеком. Хотя он имел большой чин и занимал высокооплачиваемую должность, с первого взгляда было видно, что из-за маленького росточка и тоненького голоса он страдает комплексом неполноценности. Обувь он носил только сделанную на заказ, с особо толстой подошвой и высокими каблуками. Везде он таскал с собой толстую папку, в которой, по идее, должны были лежать кипы деловых бумаг. Но папка была набита только макулатурой, и он подкладывал ее на сиденье автомобиля, прежде чем сесть за руль. Но даже и в такой позиции его голова еле-еле возвышалась над баранкой руля. Это дало повод пошутить одному из советников посольства о том, что он увидел на улице чудо — зеленая «Волга» ГАЗ-21, принадлежавшая бюро АПН, «ехала без водителя!..». Только вблизи этот дипломат убедился, что «под рулем сидел NN…».
Черты его лица были правильны и даже скорее красивы, чем неприятны. Но водянистые серые глаза почти все время были широко раскрыты, словно он удивленно таращился на мир. Прическа типа «заем», когда пук волос отращивают над ухом и пытаются прикрыть им лысину, причесывая его к другому уху, при его маленьком росте практически не приводила к маскировке ее, поскольку все смотрели на него сверху вниз и видели через набриолиненные редкие пряди блестящее белое темя. Приятный тенор, который в минуты его волнения срывался на детскую писклявость, и изрядная музыкальность позволяли ему в компании на какое-то время становиться центром внимания, когда он исполнял под гитару оперные арии и романсы. Женщины млели, а он любовно таращил на них свои водянистые глаза.
У NN было четыре дочери, и он сам шутил по этому поводу, что все пытался сделать мальчика, но теперь оставил эти попытки. Старшая, студентка на выданье, приезжала однажды в Стокгольм и была весьма мила. Самая юная еще училась в младшей школе, но, закончив четвертый класс в посольской школе в Швеции, уехала с мамой в Москву, под крылышко старших сестер. Мой шеф был очень озабочен сбором для них, особенно старшеньких, приданого и потому отлично знал все адреса магазинов и сроки сезонных распродаж удешевленных товаров. Жена его на эти дни приезжала в Стокгольм, а остальное время проводила в Москве. Шеф давно, видимо еще в первой своей командировки, до Швеции, привык жить один и овладел многочисленными рецептами дешевого питания. Так, однажды на рыбалке он дал мне рецепт вкусного и питательного блюда. Имея в виду рыбную ловлю, которой усиленно занималась вся мужская часть советской колонии в Швеции, как и в других Скандинавских странах, лежащих на берегах богатых рыбой морей, не только для удовольствия, но в большой степени и для сокращения расходов на питание, NN говаривал: «Ведь что такое обед советского командированного в приморских столицах? На закуску рыба, потом уха, на второе — жареная рыба, а на третье — рыбный кисель… И тогда можно привезти домой автомобиль!»
