Сергей Алексеев - Дж. Р. Р. Толкин
В январе 1914 г., вскоре после дня рождения возлюбленного, она официально вступила в лоно Римско-католической церкви. Последствия нетрудно было предвидеть, и Рональду они были хорошо известны на примере матери. Эдит надолго поставила крест на общении с большей частью родни и многими близкими прежде людьми. Собственно, переезд ее в Уорик и был связан с тем, что адвокат Джессоп отказал прежней подопечной от дома, как только узнал о ее намерении принять «папизм». Главным, однако, для неё было то, что теперь они с Рональдом были уже вполне законно помолвлены, стали для всех женихом и невестой.
Лето 1914 г. Толкин провел в Корнуолле, гостя у отца Винсента Рида, принадлежавшего к братству Бирмингемской Молельни. Если в Швейцарии в своё время он впервые по-настоящему увидел горы, то здесь — море. Вид на бескрайние просторы Атлантики с прибрежных скал крепко запечатлелся в его памяти. К этому образу он возвращался несколько раз в стихах и прозе, и ярче всего — в своем первом «забытом сказании», «Падении Гондолина», герой которого Туор первым из людей видит бескрайнее «Великое Море», западный океан.
Толкин уже давно, в школьные годы, писал стихи. Первым толчком стало влияние католического поэта Френсиса Томпсона, которому Толкин первое время явственно подражал. Стихотворения 1910–1913 гг. никогда не интересовали его позже. Хотя не исключено, что некоторые идеи позднейшей «мифологии» уже зарождались. В одном стихотворении появляются «легкокрылые эльфы», а сам Толкин позднее допускал, что Валинор, страна «богов» на Заокраинном Западе, был задуман им как Волшебная Страна, Феерия, «около 1910 г.». Очевидно, мифологические образы «приходили» ему фрагментами, без всякой связи. Позднее он не раз признавал, что многое «писалось само», что ему еще приходилось разбираться, «что это означает».
Именно так и был сделан самый первый шаг в создании монументального «Легендариума», свода собственных мифов и повествований. Читая англосаксонскую поэму «Христос» Кюневульфа, Толкин натолкнулся на строки, вызвавшие у него прилив неожиданных чувств: «Радуйся, Эарендел, светлейший из ангелов, к людям над средней землею посланный». Персонаж неоконченного романа «Notion Club Papers» Лаудэм говорит по поводу своей встречи с этой строкой: «Когда я натолкнулся на эту цитату в словаре, то ощутил любопытную вибрацию, как будто что-то шевельнулось во мне, наполовину пробудившись ото сна. Нечто отдалённое, странное и красивое было за этими словами, насколько я сумел уловить, нечто далеко за пределами древнего английского. Теперь, конечно, я знаю больше. Цитата происходит из Христа; хотя с точностью не очевидно, что автор имел в виду. Но, думаю, нисколько не непочтительно будет сказать, что её любопытным образом трогающее качество может происходить из некоего более старого мира».
Насколько эти слова автобиографичны, можно судить по письму самого Толкина от 1967 г., где он пусть сдержаннее, но говорит о том же самом: «Имя «Эарендил» на самом деле (что очевидно) происходит от англосаксонского Earendel. Впервые профессионально взявшись за изучение англосаксонского (с 1913 г.), — это было мальчишеское хобби, тогда как предполагалось, что я учу греческий и латинский, — я был поражен великой красотой этого слова (или имений, вполне согласованного с нормальным стилем англосаксонского, но совершенно по-особому благозвучного для этого милого, но не «усладительного» языка. Помимо же того, форма имени сильно наводила на мысль, что по происхождению это имя собственное, а не апеллятив. Это подтверждается явно связанными формами из других германских языков; из которых среди путаницы и измельчания поздних преданий, по меньшей мере, кажется очевидным, что оно относилось к астрономическому мифу и было названием звезды или созвездия. По моему разумению, англосаксонские примеры ясно определяют, что оно прилагалось к звезде, знаменующей рассвет (во всяком случае, в английской традиции): то есть к тому, что теперь мы зовем Венерой, — утренней звезде, которую можно видеть ярко сияющей на рассвете, перед действительным восходом Солнца. Во всяком случае, я принял, что это так. До 1914 года я написал «поэму» об Эаренделе, спускающем свой корабль, подобный яркой искре, на воду в гаванях Солнца. Я приспособил его к своей мифологии — в которой он стал главной фигурой как мореход, а в итоге как звездный герольд и знак надежды людей. «Аийа Эарендил Эленион Анкалима» «Радуйся, Эарендил, светлейшая из звезд» восходит в конечном счете к англосаксонскому Eala Earendel engla beorthast».
Стихотворение на самом деле было написано в сентябре 1914 г. и стало первым в целой череде стихов — уже гораздо более «взрослых», чем опыты начала 10-х. В некоторых постепенно раскрывалась мифология Толкина, пока ещё вращавшаяся вокруг образа Эарендела. Таковы, например, «Берега Феерии», где впервые появляется образ заморской страны Валинор, или «Кор», описывающий покинутый обитателями город волшебного народа на высокой горе. Образы иного мира предстают и в «Хаббанане под звездами» — посвященном странствию людских душ в некоем потустороннем краю, под нездешними звездами. «Песнь об Арьядоре» — тоже описание вымышленной страны, но скорее некоего древнего края по нашу сторону мира, где люди живут бок о бок с таинственными и опасными существами. В стихотворениях 1915 г. сама Англия начинает обретать облик мифологического «Одинокого Острова», населенного некогда «фейри». Уорик, захвативший Толкина своими дивными деревьями, превращается в эльфийский город Кортирион, и ему посвящена небольшая поэма «Кортирион среди дерев». Языки, сочиняемые им, превращаются понемногу в «эльфийские», и он начинает писать стихи и на них тоже. Толкин и иллюстрировал свои фантазии, так что «вторичный мир» его с самого начала воплощался не только в слове, но и в рисунке.
Писал Толкин, впрочем, стихотворения и иного содержания. Одни посвящены Эдит и их любви, другие, с нередко забавными (как в стихах о «Человеке с Луны») сказочными образами, написаны для своего и ее развлечения. Для Эдит написал он стихотворение «Шаги гоблинов», в котором фантастические существа (то ли гномы, то ли гоблины, то ли фейри-эльфы) маршируют по ночному лесу под рожок лепрехона. Образ фейри («крошечных эльфиков», как выражалась любившая их Эдит) что в этом стихотворении, что в стихотворении «Тинфанг Трель», где изображен играющий на свирели дух или фейри, чем-то напоминающий Пана, сильно отличается. Это не эпические герои, строители Кора или Кортириона, и не пугающие соседи людей по Арьядору, а более типичные для английской литературы того времени игривые и миниатюрные создания. Толкин долго позднее пытался примирить непримиримое и, в конце концов, уже в 1971 г. отозвался о «Шагах гоблинов» так: «Я желал бы, чтоб эта злосчастная вещица, представляющая воочию все, что я (уже очень скоро) решительно возненавидел, была погребена навеки». Тем не менее и эти тексты тоже внесли свой вклад в «мифологию», а некоторые, как два стихотворения о «Человеке с Луны», нашли даже себе место в «Легендариуме» — как людской «фольклор». Кстати, именно «Шаги гоблинов» были наиболее успешным из ранних стихотворений Толкина. Напечатанные в 1915 г. в университетском поэтическом сборнике, они затем несколько раз перепечатывались в разных антологиях.
