Виктор Конецкий - Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография
Первая аварийная партия ушла на аварийный корабль без меня — командир корабля боялся остаться без штурмана, т. к. штормовая погода может заставить уйти от берега в море. (Это не из-за того, что он без меня не может плавать, — это запросто, но стоять одному вахту невозможно.)
Ты, конечно, понимаешь, что, когда шлюпка во главе с водолазным специалистом пошла к кораблю, я чуть не плакал от обиды, но командир покрыл меня матом, и я утих.
Слабый прожектор не смог долго следить за шлюпкой, и она пропала среди черных, блестящих под его светом валов.
В 9 утра шлюпка вернулась, с тех пор — еще 7 раз — на аварийный корабль ходил я, и каждый раз, когда я уходил туда, я не знал, вернусь ли назад, но, видя тот же вопрос в глазах матросов, держался соответственно.
Мне удалось перебросить на пароход 800-килограммовую помпу на шестерке (вынимали заднюю банку) и тонны 1,5 другого имущества, не считая людей.
Да. Корабль имел три пробоины: в 1-м, 2-м трюмах и машинном отделении, в последнем — пробоины были под фундаментом главных машин, и заделать их не было возможности. Необходимо было беспрерывно производить откачку маш. отделения, даже в момент буксировки.
Не буду описывать этих семи рейсов. Мне, конечно, везло, т. к. обширного опыта управления перегруженной шлюпкой на штормовой прибойной волне, среди камней и у борта лежащего на боку корабля, у меня не было. Да еще мороз и темнота.
На 3-й сутки работ, в 6-й раз вернувшись со всеми людьми, я пришел по вызову к командиру спасательных работ. Сидели в каюте 2 капитана второго ранга. Главный инженер и старик — командир спасательного корабля другого, не моего.
Инженер спросил, могу ли я перебросить на аварийный корабль еще одну 800-килограммовую помпу.
Я и люди не спали уже 3 суток, причем команда гребцов менялась, я же ходил бессменно. Так же бессменно ходили со мной двое — оба поморы, северяне, много плававшие до службы и любящие все эти штуки.
Я, конечно, им благодарен за это.
Так дальше шел разговор. Я сидел у них в каюте мокрый, уставший, утомленный беспрерывным риском, в надутом спасательном жилете.
Погода ухудшалась еще больше, и идти в этот грохочущий ад (прости за пышность, но это так) с перегруженной шлюпкой показалось мне ясной гибелью.
Главный инженер протянул мне бланк радиограммы — командующий флотом приказывал во что бы то ни стало спасти корабль.
Надо было сказать, что в случае, если бы шлюпку разбило, то, даже несмотря на спасательные жилеты, 90 % людей погибли в бурунах на скалах, а остальные замерзли на берегу, т. к. жилье в 7 км от места аварии и ночь.
Я сказал, что пойду, и здесь впервые за весь разговор командир корабля — старик — взял слово.
«Вы знаете, — спросил он меня, — что на севере, зимой, ни разу из перевернувшейся шлюпки не спаслись все? Даже на тихой воде у кого-нибудь не выдерживает сердце ледяной воды. Вы когда-нибудь купались здесь? А я трижды, потому считаю, что идти туда сейчас с помпой — безумие».
После его слов я впервые понял, что решаю сейчас за жизнь десятка людей, с одной стороны, и за спасение 30 миллионов государственных денег — с другой.
Понимаешь, я впервые понял, что все это, что творится вокруг, не азартная игра, где я проверяю мужество, а что-то серьезное. И я испугался.
Инженер постучал портсигаром по радиограмме командующего и дал мне сигарету. Я сидел и думал. Решил так: я пойду с помпой, но за мной следом пойдет спасательный вельбот.
Мне сказали: «Идите спите 4 часа, до половины полной воды, и пусть отдыхают люди».
Помпу я не повез. Через 4 часа шторм стал еще больше. Аварийный корабль моментально скрывался с глаз за белой завесой брызг.
Мне было приказано идти на него, взяв с собой 3 мотористов (для работы у помпы) и обеспечивать откачку в момент снятия его с камней и оттягивания в море. Это был мой 7-й рейс и последний рейс.
Ждать было нельзя (со снятием), т. к. море все больше и больше калечило пароход. В момент большой опасности страха нет — слишком напряжены все силы и слишком занят, чтобы бояться. Есть лишь холодок в груди и дрожь в голосе, после победы над которой голос становится звонче и резче.
Это был кровавый рейс. Я не буду описывать его всего. Скажу только, что завезенный буксир помешал мне идти уже знакомым путем между знакомыми камнями. Пришлось идти незнакомым путем. Помогали прожекторы, которыми следили за нами. Три парохода. Уже у самого аварийного корабля шлюпку трижды положило на борт (мы стали лицом к волне), и, приняв полтонны воды, я очутился посреди камней, аварийного корабля и берега.
Как нам удалось развернуться на волну и подойти к кораблю, я не знаю и не помню. Знаю одно — что командовал правильно, а люди работали как львы.
Итак, к моменту снятия аварийного корабля с камней на нем находились две аварийные партии с нашего и другого корабля по 9 человек каждая и 8 человек осталось с аварийного корабля. Последние не имели спасательных жилетов. Мы распределили их по своим шлюпкам.
Итак, я должен был, в случае если аварийный корабль, будучи отпихнут в море, затонет, взять к себе в шлюпку еще 4 человека.
13 человек на шестерке в шторм!
Описывать все, что было на корабле, не буду. Самое неприятное — глухие, мощные удары корпуса по камням. И темнота.
У нас было 6 фальшфейров, они горят 4–5 минут, а после тьма делается кромешная. Палуба стоит под углом в 30 гр. Завалена сбитым такелажем, засыпана солью и рыбой — аварийный корабль шел с грузом рыбы. Для света зажгли ведра с мазутом. Волна перекатывается через борт, и бензин горит на ней. Люди измучены беспощадной борьбой с водой и нервным напряжением, шторм усиливается.
Совершенно ясно, что, как только аварийный корабль будет снят с камней, он затонет. Шлюпки прыгают у бортов, как скаковые лошади. Один за другим рвутся фалиня. Я завожу их 5 штук на форштевень своей шлюпки, борта ее приказываю обвязать матрасами (из кают). В такой обстановке мы даем белую ракету — сигнал: «усилить натяжение буксира, откачка идет успешно».
Старший на корабле — старлей с другого корабля.
Короче. Шлюпки были разбиты в щепки волной, у моей — эти 5 фалиней вырвали форштевень, а ее унесло. За три минуты до этого я приказал уйти из нее 2-м матросам, которые находились в ней с топорами у фалиней, — для немедленного ухода в случае затопления корабля.
Убрал я их оттуда, как видишь, вовремя.
Корабль стащили с камней, и он лег на другой борт. Залитые водой, заглохли помпы. Единственным спасением для нас было: аварийный корабль оттянут в море, и к его борту сможет подойти кто-нибудь из спасателей, чтобы взять людей. Единственная надежда была, что он не затонет раньше.
