Иоганн Фосс - «Черные эдельвейсы»" СС. Горные стрелки в бою
Насколько я понял, действия немецких и финских войск были направлены на захват железнодорожной линии, соединяющей Мурманск и Ленинград. Лишь позднее мне стало ясно, почему Филипп так живо интересовался у дяди Вольфа будущими планами вермахта в отношении этого северного участка России. Ответы Вольфа были уклончивыми и осторожными. Он что-то отвечал о союзе Германии и Финляндии и о том, что Финляндия не находится в состоянии войны с Англией и Соединенными Штатами, но ситуация, судя по всему, изменится, если будет взята под контроль вышеназванная железнодорожная линия. В ту пору я еще не понимал, что «братья по оружию», как называли тогда Германию и Финляндию, могут иметь разные военные цели.
Филипп остался на обед. За столом мы разговаривали о дяде Петере и его семье. Британские наниматели уволили моего дядю, это стало известно из писем, адресованных его матери. В переписке матери и сына содержались какие-то недомолвки, которые они, очевидно, не хотели доверять бумаге. Петер подумывал о возвращении в Германию, потому что ему все еще не удалось найти подходящее место работы. Бабушка всячески склоняла его к возвращению на родину предков, хотя это подразумевало обязательную службу в армии и участие в вооруженном конфликте, не вызывавшем в нем ни малейшей симпатии.
Мое отношение к Петеру и понимание его жизни за последнее время претерпело серьезные изменения. Петер, родившийся в Австралии, окончивший университет в Вене, женившийся в Лондоне на шведке и путешествующий по всему миру с британским паспортом, выбрал себе жизнь без каких-либо политических границ. Сейчас этой жизни предстоит круто изменить курс, и Петеру придется отказаться от былых привычек и взглядов и сделать выбор в пользу национального самосознания. Границы между странами теперь приобрели большую значимость, чем раньше. Какая же судьба ждет Петера?
После обеда Филипп задержался, явно желая услышать от дяди Вольфа оценку обстановки, сложившейся на Восточном фронте. Мне любезно разрешили присутствовать при разговоре. Мы сели в углу гостиной комнаты. Смеркалось, и черты двух солдат сделались в полумраке комнаты более размытыми, чем пару часов назад. Вольф изменившимся голосом стал рассказывать о том, что происходило в те дни на Востоке, особенно там, где воевала группа армий «Центр».
Он сказал, что с нашими войсками может случиться все, что угодно. Верховное командование надеется, что они выстоят. Когда в декабре 1941 года русские начали наступление, нам уже было поздно отступать на более выгодные позиции, так что пришлось удерживать прежнюю линию фронта. Шансы наших солдат на успех малы. Красная Армия бросила в контрнаступление численно превосходящие свежие резервы, имеющие теплое зимнее обмундирование. Таким образом, частям вермахта приходится противостоять сильному противнику и суровым морозам нынешней, невообразимо холодной зимы. Верховное командование вынуждено требовать от немецких солдат самоотверженно удерживать позиции любой ценой, прекрасно понимая, что они и без того измотаны осенними боями и безумным зимним холодом.
Иногда мне казалось, что Вольф в любую минуту прекратит свой мрачный рассказ, однако привычные стены нашего дома и внимание Филиппа как будто расплавили его обычную сдержанность, и он довел свое повествование до конца.
В свой последний приезд, состоявшийся три недели назад, ему стали известны свидетельства неописуемых страданий и тягот службы наших солдат на Восточном фронте. В связи с этим ему вспомнилась книга мемуаров Коленкура о наполеоновском походе в Россию в 1812 году. «Самопожертвование — это долг» — таковы были заключительные слова шефа дяди Вольфа. Разве можно придумать более тупой приказ? И все же, сказал мой дядя, они точно отражали тогдашнюю обстановку и нужды группы армий «Центр». Очевидно, в то время никто не знал, сумеют ли непрочные эшелоны обороны удержать мощный натиск врага и не допустить краха по всей линии фронта.
— Честно говоря, — признался Филипп, — похоже, что военная кампания в России потерпела неудачу, увязла в глубоком снегу. Скажите, ведь именно это стало причиной отставки фельдмаршала?
— Мы должны были закончить русскую кампанию в конце ноября, как и планировалось, — новым молниеносным ударом, — уклончиво ответил Вольф. — Этого, к сожалению, не получилось. Теперь мы знаем, что рассчитывать на это не стоило. Сейчас на театр военных действий поступают все новые и новые русские подкрепления, а американцы будут оказывать им помощь через Мурманск. Если, конечно, наша авиация и военно-морские силы позволят им это. И еще — мы недооценили мощь и выносливость русских войск. Кроме того, возникла совершенно ненужная заминка с принятием важных решений, в чем нет ни малейшей вины фельдмаршала. Он не отличается крепким здоровьем, у него больное сердце. В общем, ему пришлось не сладко.
— Как вы думаете, мы сможем выиграть войну? — спросил Филипп, понизив голос.
Вольф задумался. Вскоре молчание сделалось невыносимым.
— Честно говоря, не могу ответить на этот вопрос, потому что не знаю, — наконец проговорил он. — Как я уже сказал, ситуация сложилась не в нашу пользу. То, что верно в отношении Восточного фронта, то, в общем, верно и в отношении всей нынешней военно-политической обстановки. Если рассматривать ее с точки зрения штабного офицера, то наши перспективы, по меньшей мере, неутешительны.
Затем Вольф погрузился в молчание, видимо, раздумывая о том, чего не может в силу разных причин объяснить нам. Существовали большие сомнения со стороны генерального штаба в том, что касалось других военных кампаний в прошлом, хорошо подтвержденных фактами и цифрами, однако фюрер сумел, как всегда, развеять их. Его дар убеждения настолько силен, что оказывает на посетителей его ставки едва ли не гипнотическое воздействие. Вольф не раз был тому свидетелем.
— Более того, до недавнего времени он постоянно оказывался прав! Вопреки всему! — добавляет мой дядя.
Мы сидим уже в полной темноте. Никому из нас даже не приходит в голову зажечь свет. Филипп вспоминает, что ему пора идти, и встает. Мы с Вольфом следуем его примеру.
— Сердечно благодарю вас за ваше доверие, — произносит Филипп официальным тоном. — Может показаться странным, но ваша прямота меня больше вдохновила, чем обескуражила. Мы должны верить в то, что не можем объяснить словами и логикой. В конце концов, нам не остается ничего другого.
Вольф оставляет его слова без комментариев и вместо этого тепло улыбается ему. Они обмениваются рукопожатиями.
— Надеюсь еще увидеться с вами. Удачи вам, мой мальчик. Да благословит вас Господь!
