Рахат Алиев - Крёстный тесть
*** anticomprador.ru: Очередной миф времен «перестройки». А. Я. Вышинский, «Теория судебных доказательств в советском праве», глава IV, параграф 8: «…было бы ошибочным придавать обвиняемому или подсудимому, вернее, их объяснениям, большее значение, чем они заслуживают этого… Этот принцип совершенно неприемлем для советского права и судебной практики». ***
Ровно через месяц, 11 июля 2007 года судья Земельного суда Вены госпожа магистр Кристина Зальцхорн закрыла первое уголовное дело за номером № 221 Ur 95/076 в отношении меня «по отмыванию теневых денег». Разблокированы мои счета в банках. Это еще одно подтверждение того, что мой бизнес легален, ведь первые счета своих компаний я открыл еще в 2002 году.
7 августа 2007 года состоялось Решение другого судьи Земельного суда о невозможности моей выдачи Казахстану, которое было подписано прокурором и классифицировано как окончательное и не подлежащее обжалованию со стороны обвинения. В Астане в этот день был траур. Президенту боялись даже доложить новость.
Я же в тот же день улетел в Лондон, к родной сестре Гульшат и ее мужу Иссаму, которые также вынуждены были скрываться от репрессий со стороны Назарбаева.
И все–таки у них был маленький шанс меня получить.
В суете первых дней охоты казахские власти допустили главную ошибку, которая позволила мне избежать принудительной погрузки на борт зафрахтованного самолета. Назарбаев лишил меня дипломатического иммунитета. Разумеется, мудрецам в Астане казалось, что первым делом меня нужно лишить именно неприкосновенности. Им было еще сложно поверить, что звонки Гузенбауэру могут не сработать.
А все могло быть проще. Дипломатический посланник является своего рода государственной собственностью родного государства: то есть меня могли официально вызвать якобы для консультаций или просто силами КНБ принудительно увезти из моей частной виллы в Хитцинге напрямую в аэропорт. И австрийские полицейские не смогли бы мне помочь. Неприкосновенность означает, что до посла другой страны полиция не может дотронуться — ни с целью ареста, ни с целью его защиты. Страна пребывания вмешаться в «дипломатические» дела другого государства просто не может.
К счастью, такой сценарий силовикам в Астане тоже в голову не пришел. А чему удивляться, умных профессионалов–то вокруг нашего «Великого Кормчего» практически не осталось.
Однако лишить меня иммунитета показалось мало — Крестный Тесть, чтобы освободить себе руки, стал методично разрушать мою семью.
10 июня 2007 года я получил факсимильную копию решения суда о заочном разводе. В тот день я встречался дома с адвокатами — мы сидели на веранде, обсуждали ситуацию со мной и моими товарищами, стратегию защиты. Вдруг заходит мой охранник и сообщает — консул нашего посольства привез пакет к воротам.
Из этого листка узнаю, что я уже четыре дня как в разводе, причем по собственному согласию. Оказывается, еще 4 июня я «собственноручно» подписался, что информирован о предстоящем заседании суда. А б июня, в мое отсутствие, состоялось заседание Медеуского районного суда города Алма — Ата, причем судье были предъявлены бумаги с моей подписью, заверенные консулом PK, что я не возражаю против расторжения брака.
На этом основании судья Б. Нурашева удовлетворила прошение моей супруги Дариги Назарбаевой о разводе. Вот так просто закончилась история семьи, которую я строил с 7 октября 1983 года.
Я был в шоке, гораздо большем, чем от запроса казахского Интерпола.
Очевидно, Назарбаев рассчитывал сломить мой дух, демонстративно показав, что оказавшись в его немилости, я не могу рассчитывать на поддержку даже самых близких мне людей. А кто может быть ближе, чем жена, с которой столько пройдено и пережито за эти четверть века.
Но он добился прямо противоположного результата. Именно тогда я понял, что я был прав, когда выступил с критикой поправок к Конституции и что буду бороться — и за свое имя, за право моей страны жить свободной жизнью, и за гражданские свободы и права моих соотечественников.
Потому что большего беззакония, чем показательный развод по факсу, уже не придумать. И если в стране настали такие времена, что права человека не значат ничего перед машиной автократического правителя, которому не жалко даже собственную дочь и собственных внуков, — этому должен быть положен конец.
Разумеется, все было подделано. Я не подписывал никаких уведомлений — хотя бы потому, что не мог этого сделать. Все первые дни июня я провел в больнице Рудольфинерхаус после оперативного баллонного расширения резко суженных сердечных артерий, борясь с повышенным давлением и общим стрессом. Никаких бумаг мне в больницу не привозили. Я не давал согласия на развод, поскольку находился в своем уме.
Сам суд был проведен со всеми мыслимыми процессуальными нарушениями. По закону судья должна сделать все возможное, чтобы не допустить распада семьи. Мы же с Даригой прожили вместе более двух десятилетий и вырастили троих детей, из которых двое еще несовершеннолетние.
Даже если бы я давал согласие на развод, одно обсуждение распределения попечительских прав над детьми должно было занять несколько месяцев. Меньше всего меня интересовало имущество, которое мы нажили за эти годы, но по закону оно тоже должно быть описано и распределено в рамках бракоразводного процесса.
Мы с Даригой были разведены за один день, причем на процессе не присутствовал даже мой адвокат. Кстати, мои интересы на территории родной страны с мая 2007‑го года не взялся защищать ни один казахский юрист, мало того, моего адвоката Любовь Балмагамбетову, которая вела обычно мои гражданские дела, сотрудники КНБ арестовали и держали под домашним арестом с августа месяца 2008 года: Большего произвола со стороны Назарбаева я не видел. Все знают, что дело кончится отзывом лицензии и закрытием их юридической практики. А моему американскому адвокату из Нью — Йорка просто не дали визу в посольстве.
Текст решения о разводе уместился на одной странице.
На следующий день, 11 июня, я позвонил Дариге: «Что за бумагу я получил?» Она сказала, что «отец сильно давил, угрожал отобрать все наше имущество и активы». Разумеется, наш разговор подслушивался, Крестный Тесть получил его полную распечатку. После этого он запретил дочери отвечать на мои звонки, фактически изолировал моих детей от меня, переписал моего 16-летнего сына Айсултана на свою фамилию. А дочери Венере сообщили, что я уехал в длительную командировку за рубеж. С тех пор я не могу видеть своих детей.
В начале июня 2007 года у меня состоялся телефонный разговор с председателем Комитета национальной безопасности генералом Шабдарбаевым. Мой собеседник сказал мне буквально следующее: «если ты не заткнешься, мы всех твоих родственников закатаем машиной–катком в асфальт». Очень скоро боевики моего бывшего тестя от угроз перешли к делу. Все мои родственники, даже самые дальние, были уволены с государственной службы, особенно это проявилось в Южном Казахстане и в Алма — Ате. На двоюродного брата, бывшего мэра Шымкента Умырзака Алиева завели уголовное дело — через 3 года после того, как он оставил госслужбу, ему дали три года условно за какие–то «злоупотребления». Но тяжелее всего пришлось моим престарелым родителям. Мой отец, знаменитый хирург — профессор Мухтар Алиев, на 75 году жизни превратился тоже в уголовника: ему инкриминировали незаконное хранение охотничьего ружья и патронов к нему. Правда, оружие было подарено ему самим президентом до того, как мы рассорились. В доме родителей проводились бесконечные обыски. У моей мамы сотрудники спецслужб изьяли паспорт, и полицейские пытались силой взять анализ крови — кровь нужна была для того, чтобы сфабриковать очередные улики против меня. Так члены моей семьи в одночасье стали «преступниками». Еще больше досталось моим арабским родственникам по линии моей сестры. Ее мужа Иссама выгнали из страны, арестовали имущество его частных фирм и обьявили исламским экстремистом вместе с его братом Девинчи Хорани, гражданином США, который тоже потерял свои инвестиции в нефтебизнесе и вынужден был уехать из Казахстана. Единственная провинность–их родственные связи со мной, оппонентом Назарбаева.
