Анатолий Медников - Берлинская тетрадь
"Мы" - это был писатель Михаил Семенович Гус, в годы войны работавший в немецком отделе и принимавший активное участие в радиопропаганде из Москвы для гитлеровского тыла. И журналист М. С. Шалашников, и оператор А. М. Спасский, и я, и наш шофер Корпуснов Михаил Иванович, рядовой из армейского автобата, прикрепленный к нам на весь период "операции" по записям исторических событий и шумов.
Корпуснов, рабочий-металлург из Подмосковья, провел "за баранкой" всю войну, тысячи километров прошли колеса его машин по фронтовым дорогам от Москвы до Берлина. Дома, в городе Электростали, его ждали жена и двое мальчишек.
Это был серьезный человек, немногословный, смелый, с доброй, отзывчивой душой, и его отцовскую ласку чувствовали немецкие ребятишки, постоянно крутившиеся вокруг его машины. У Михаила Ивановича был в машине свой продовольственный "склад-тайник" - ящик, смонтированный под скамейкой в кузове. Оттуда он доставал гостинцы для ребятишек - хлеб, сахар, консервы.
Конечно, мы не всегда находились вместе. Уезжая на разные участки фронта, в разные районы Берлина, нередко по нескольку дней не видя друг друга, мы все-таки всегда собирались у прямого провода связи с Москвой.
С осени сорок первого я воевал солдатом и только после тяжелого ранения летом сорок третьего попал в тыловой госпиталь, а уж оттуда в редакцию "Последних известий". Немецкий снайпер под Рославлем перебил мне правую руку, и хотя кость срослась, долгое время кисть руки не поднималась, и это вынуждало меня учиться писать левой рукой.
Кстати говоря, этим обстоятельством в значительной степени и объяснялось то, что в те дни я предпочитал ручке - микрофон, через который можно было "наговаривать" статьи и очерки.
В Москве, дежуря по ночам в редакции и составляя для эфира утренние выпуски "Последних известий", я, откровенно говоря, не предполагал, что мне еще раз доведется побывать на фронте, и именно на Берлинском направлении.
Но однажды ночью у меня дома раздался телефонный звонок, и тогдашний руководитель редакции, ныне покойный Евгений Михайлович Склезнев, осведомился, как я себя чувствую.
- Нормально, - сказал я.
- Тут есть возможность съездить на фронт. Больная рука не помешает?
- Нет, а куда ехать?
- В западном направлении.
Евгений Михайлович не хотел расшифровывать точного маршрута и называть Берлин, может быть потому, что разговор этот происходил еще в январе сорок пятого и редакция планировала нашу поездку в расчете на то, что столица Германии будет взята через несколько месяцев.
- Так как же?
- Еду, готов, - сказал я не раздумывая.
Надо ли писать о том, с каким нетерпением каждый день радиослушатели всей страны ожидали сведений с Берлинского направления, рассказов о том, как идет штурм главной цитадели гитлеровцев.
На рассвете двадцать второго апреля наша группа собралась у телефона "ВЧ". Мы только что приехали из района боев. Уже завязывались первые схватки в> северовосточных пригородах Берлина.
Шел бой за автостраду. Ее широкий бетонный пояс охватывал весь район Большого Берлина.
Гитлеровцы отчаянно цеплялись за автостраду: она открывала широкие подступы к городу.
Положение на фронтах в эти дни складывалось таким образом. 1-й Белорусский шел к Берлину с востока, одновременно начали наступление войска 1-го Украинского, прорвав вражескую оборону по нижнему течению реки Нейсе между Мускау и Губеном. Танки маршала Конева неудержимо рвались дальше на запад. Двадцать первого апреля перешел в наступление и 2-й Белорусский фронт. Армии маршала Рокоссовского обходили Берлин с севера.
Эти радостные вести мы и собирались передать в Москву по прямому проводу, "подкрепив" корреспонденции документальными шумами боев на окраинах Берлина.
Как обычно, в наших сообщениях события огромного, поистине всемирно-исторического значения перемежались с фактами, наблюдениями, приметами менее значительными, но весьма характерными для этих дней.
Двадцать второго апреля мы узнали, что два дня назад Гитлер "отметил" свой последний день рождения, и это известие, переданное по радио, удивило нас своей нелепостью. Берлин уже горел со всех сторон, уже смыкалось огненное кольцо вокруг города, а Гитлер счел нужным оповестить несчастных берлинцев о своем празднике, который уже многие годы отмечался и как праздник всей его "империи".
Воистину, в подвалах имперской канцелярии шел "пир во время чумы", ибо тысячи обманутых людей продолжали гибнуть в тщетной попытке задержать наступательный шквал советских войск.
Однако это не помешало Геббельсу еще раз солгать немецкому народу о якобы "глубокой, непоколебимой верой его в своего фюрера", о том, что "всеобщая выдержка принесет победу".
Хотя бои уже продвинулись в город; гитлеровцы еще продолжали бешено обороняться. Еще действовал переданный по радио приказ немецким артиллерийским частям - стрелять по своей отступающей пехоте осколочными снарядами. На отчаянные просьбы командиров частей - разрешить отход командование неумолимо отвечало: "Держитесь при любых обстоятельствах. Кто отойдет, тот будет расстрелян!"
В оперативной сводке, переданной всем частям, Геббельс откровенно сообщал, что "немецкие войска на Эльбе повернулись спиной к американским войскам, чтобы помочь берлинцам в их грандиозной битве за столицу".
Подбадривая остатки "седой гвардии Гитлера", состоящей главным образом из стариков и юношей, зараженных фашистским духом, Геббельс развесил по городу плакаты: "Берлин был и остается немецким!", "Новые силы подходят, Берлин сражается под командованием фюрера!", "Каждый взмах твоей лопаты смерть советским танкам!"
Немногие еще выходившие фашистские газеты вопили "о борьбе против большевизма". И все-таки сквозь эти истерические лозунги, приказы и заклинания фашистских главарей, даже на страницах газет, даже по берлинскому радио, порой звучали отчаянные признания.
"Разверзся ад, и речь идет о развязке этой войны!" - сообщало гитлеровское агентство Транцеан. Да, историческая развязка приближалась!
Как узнали мы позже, в эти дни, когда наши войска приблизились к восточным пригородам Берлина, все иллюзии Гитлера рухнули. Он в своих приказах осыпал армию, Эсэсовцев, весь народ страшными оскорблениями, обвиняя их в предательстве, в непонимании его величия и целей.
Гиммлер и Геринг уже покинули Берлин, надеясь завязать переговоры с западными державами. Кейтель и Йодль тем временем пытались организовать контрнаступление на Берлин, используя свою 9-ю армию, отходившую от Одера, и печально известную 12-ю армию генерала Венка, на которую Гитлер возлагал свои последние надежды.
