Дитрих Айгнер - Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль
Почти все биографы Рузвельта едины в одном: его болезнь в политическом отношении дала преимущества, как бы цинично это ни звучало. У него было неоспоримое оправдание не появляться там, где он считал это несвоевременным; его отважная борьба принесла ему волну сочувствия и симпатии, и образ дерзкого человека из Гарварда начал блекнуть. Прежде всего болезнь стала краеугольным камнем в его двойной стратегии, чтобы пережить политически двадцатые годы — годы господства республиканцев. С одной стороны, он вел обширную переписку с демократами во всех частях США с твердым намерением активизировать и реформировать опустошенную и разъединенную фракционной борьбой партию, видимо, хотел взять на себя обязательство сделать ставку на самый сильный политический потенциал в штате Нью-Йорк, на Алфреда Е. Смита, который в 1918–1928 годах с двухлетним перерывом с 1920 по 1922 год был губернатором штата, в 1922 году снова выдвинут кандидатом в губернаторы Нью-Йорка, а с 1924 по 1928 год даже кандидатом в президенты, и его поддерживал Рузвельт. На обоих национальных предвыборных съездах он производил великолепное впечатление и остался надеждой демократической партии. С другой стороны, он смог со ссылкой на свое не совсем восстановленное здоровье отклонить все мысли о собственной кандидатуре, хорошо понимая, что демократическая партия, особенно на национальной платформе, не имела шансов по сравнению с республиканцами, пока продолжался экономический бум 20-х годов. Демократы, а с ними и он сам, как прогнозировал Рузвельт еще раньше, будут иметь снова шанс не ранее 1932 года. Если рассматривать в ретроспективе, то личная трагедия стала политическим счастливым случаем, который помог Рузвельту в республиканском десятилетии не потерпеть поражения.
Его политическая позиция в спектре американской внешней политики осталась неизменной, он находился немного левее центра. Не выходя из оппозиции и не развивая закрытую программу, которая заслуживала такого названия, он определил свою собственную позицию как «прогрессивный демократ» против консерватизма и грубого материализма республиканцев (хотя он лично с небольшим успехом участвовал в спекулятивной лихорадке двадцатых годов) и против радикальных течений слева. Он считал, что общественное благосостояние подвергнется опасности, если правительство станет жертвой «денежных дельцов», и направил свои усилия против «философии» республиканцев, которые считали, что было бы лучше всего ослабленное правительство, экономику и общество предоставить самим себе. Эта средняя позиция Рузвельта исходила из собственного убеждения и из расчета сделать ее по возможности доступной для большинства. Во внешней политике он остался интернационалистом и приверженцем Вильсона. Он публично и приватно предупреждал о последствиях отхода США от политических объединений в мире и от Лиги Наций. И даже сделал проект плана (тогда не опубликованного), который содержал некоторые сомнения в отношении изоляционистов и должен был дать возможность вступления и сотрудничества США в Лиге Наций.
Двойная стратегия Рузвельта, в которой объединились надежды на окончательное выздоровление и возвращение к политике не раньше 1932 года, закончилась неожиданно в 1928 году, когда демократическая партия почти против его воли 2 октября 1928 года выдвинула Рузвельта своим кандидатом на пост губернатора штата Нью-Йорк. После успешно поддержанного выдвижения Рузвельтом губернатора Смита на президентский пост в 1928 году демократическая партийная организация стала считать Рузвельта единственным политиком, который способен воспрепятствовать победе республиканцев в Нью-Йорке. Незадолго до выдвижения на Рузвельта, который находился в Варм-Спрингс, было оказано со всех сторон такое давление, что Смит, наконец, в драматическом телефонном разговоре дал как бы полу отказ на случай, если его кандидатура не будет отклонена. Нерешительность Рузвельта исходила из глубокой дилеммы: с одной стороны, сорокашестилетний Рузвельт понимал, что его возвращение в политику уничтожит все еще не утраченную надежду на выздоровление, он думал и о своих значительных инвестициях в Варм-Спрингс, где он служил образцом и движущей силой, и, наконец, с шансами для демократов, по общим оценкам, в 1928 году дело обстояло плохо. С другой стороны, была опасность, что в связи с новой нерешительностью настроение в партии обернется вдруг против него и положит конец всем его политическим планам.
Конечно, когда партия приняла решение, у Рузвельта уже не было пути назад. Теперь он мобилизовал всю свою энергию, чтобы победить. Алфред Смит с самого начала предвыборной борьбы решительно и находчиво отразил грубые упреки республиканцев, что калека Рузвельт должен принести себя в жертву президентским амбициям Смита. Губернатор, объяснил Смит, будет избираться не ради своей способности демонстрировать двойное сальто или прыжок со стойки на руках, его труд — это умственный труд. Вдобавок ко всему Рузвельт превратил выборную кампанию в демонстрацию своей несокрушимой жизненной силы. Его план поездок составлял 1 300 миль и охватывал в два раза больше городов, чем у его республиканского противника Альберта Оттингера, генпрокурора. Рузвельт произнес свыше пятидесяти довольно больших речей и провел бессчетное количество небольших выступлений. С ироническими замечаниями о самом себе, так называемом калеке, он производил впечатление, словно болезнь для него вообще не является проблемой, с улыбкой, полной оптимизма и жизнелюбия, он сидел в своей открытой машине и приглашал каждого убедиться, что он в хорошем физическом состоянии.
Его избирательная стратегия основывалась на разделении труда с Таммани-Холлом. В то время как нью-йоркские партийные боссы организовывали и поддерживали борьбу в городе Нью-Йорке, Рузвельт должен был применять свою притягательную силу на сельских и традиционно республикански настроенных избирателях и, кстати, не только в своих интересах, но и в интересах Алфреда Смита, который одновременно и тоже в штате Нью-Йорк вел предвыборную борьбу за президентский пост в 1928 году против республиканца Герберта Гувера. Теперь за Рузвельта, бывшего бунтаря против Таммани, рассчитывался Смит своей последовательной выдержкой. Рузвельт соотносил свои политические цели с традициями действующего губернатора. Он обещал продолжить борьбу как прогрессивный демократ против часто строптивого большинства республиканских законодателей в Олбани, за совершенствование социального законодательства, за лучшее здравоохранение, образовательную систему и юриспруденцию, за достойную человека заботу о больных и стариках и за общественный контроль частных предприятий энергообеспечения, особенно гидроэлектростанций. Относительно двух спорных тем предвыборной кампании 1928 года — религия и алкоголь — между горожанином, католиком и «мокрым» Смитом, который из своей антипатии к восемнадцатой поправке к конституции 1920 года о «сухом законе» не делал тайны, и выросшим на селе нерешительным и «сухим» Гербертом Гувером — Рузвельт высказывался только частично. В то время как он в конфликте по алкогольному запрету из тактических соображений однозначно не высказывался, он расценивал заскорузлый предрассудок многих американцев, что верующий якобы послушный Риму католик или еврей не имеют права на президентской пост в Америке, как ханжескую слепую религиозность.
