Константин Сапожников - Уго Чавес. Одинокий революционер
На эту укоренившуюся американизацию Венесуэлы как-то указал в беседе с Чавесом президент Бразилии Инасио Лула да Силва, шутливо заметив: «Мы — настоящие латиноамериканцы, наш национальный спорт — футбол, а не бейсбол». Лула попал не в бровь, а в глаз: внедрение бейсбола в венесуэльскую среду началось с прибытием в страну американских нефтяных компаний.
Американские стереотипы потребления и образа жизни, новейшие модели автомашин «made in USA», получение образования в университетах США, культурный «багаж» в параметрах досконального знания голливудской продукции — это и многое другое было так прочно привито среднему классу Венесуэлы, что для таких «перерожденцев» в патриотических кругах страны родилось презрительное обозначение — «пити-янки».
Перефразируя русскую пословицу, можно сказать: «Поскреби венесуэльца и почти наверняка обнаружишь в нём что-то от янки».
Возникает вопрос: почему за годы интенсивной критики Чавесом империи и american way of life не удалось изжить «лакейские традиции»? Неужели столетие неоколониальной зависимости от Соединённых Штатов привело к необратимой мутации национального характера венесуэльцев? Чавес призывает к бдительности, называет империю Главным Противником, предсказывает её неминуемую агрессию против Венесуэлы с целью завладения натуральными богатствами — углеводородами, месторождениями минерального сырья, резервами питьевой воды, биоресурсами. Почему нет адекватной реакции на предостережения Чавеса?
Ослабленное национальное чувство — это давний феномен венесуэльской жизни, который беспокоит Чавеса. Как противостоять Соединённым Штатам, если значительная часть венесуэльского общества — тот же средний класс — не культивирует в себе национальных идеалов, любви к истории Венесуэлы, её героям? Apatridas — денационализированные — называет их в своих речах Чавес. Люди без родины.
Чтобы в корне изменить ситуацию, в некоторых высших учебных заведениях был введён специальный курс — vene-zolanidad — «основ принадлежности к венесуэльской нации». Есть уже и первые выпускники. Помогут ли они?
Видный венесуэльский экономист Доминго Альберто Ранхель, некогда пытавшийся стать политическим «ментором» Чавеса (на эту роль претендовали многие), высмеял его утверждения о неминуемости агрессии США и призывы к подготовке всенародного сопротивления.[13] Ранхель считает, что агрессия «янки» давно состоялась и отразилась на повседневной жизни граждан страны: «После пробуждения обычное занятие каждого венесуэльца бритьё, и используются для этого станки «Жилетт» или «Шик». Других марок на рынке нет. Если вы хотите подстричь бороду, то делаете это ножницами американского изготовления. Усаживаясь за стол, чтобы позавтракать, вы поглощаете арепы из маисовой муки, импортированной из Соединённых Штатов. Если вы предпочитаете пшеничный хлеб, то в Венесуэле его делают из американских ингредиентов».
По утверждениям Ранхеля, более 50 процентов автопарка Венесуэлы, в том числе госучреждений, имеет «имперское» происхождение — «форды», «шевроле», «крайслеры», «бьюики», «кадиллаки» или «линкольны». Самолёты, тракторы, телевизоры, кондиционеры, радиотехника, модная одежда, медикаменты — всё это и многое другое поступает в страну из США. Если по мановению волшебной палочки прекратить импорт американских товаров (70 процентов на венесуэльском рынке), то страна «вернётся во времена конных колясок и знахарей». До 80 процентов венесуэльского экспорта (данные Ранхеля) отправляется в Соединённые Штаты. Вывод экономиста такой: «Об антиимпериализме очень легко вещать с трибуны, когда рядом с нею тебя ожидает «линкольн», когда ты красуешься в эксклюзивной сорочке, сшитой знаменитым международным кутюрье. И что гораздо хуже, вещать в стране, где почти все отрасли производства, а также сфера потребления захвачены капиталом, торговыми марками и технологическими процессами, имеющими отношение к Соединённым Штатам». В подобных условиях, считает Ранхель, государственный лидер «не имеет никакого права и морального авторитета говорить плохо об империи». Надо отметить, что это справедливое замечание быстро устаревает: после бурного 2002 года правительство Чавеса очень много сделало для развития местной промышленности и особенно сельского хозяйства, и в последнее время такой зависимости от США всё меньше.[14]
Когда-то Ранхель, ему сейчас за 80 лет, был революционером и считал своим лозунг Мао «Винтовка рождает власть». Неудачи с различными «моделями социализма» сделали его пессимистом и неудержимым критиком подобного рода экспериментов. Его увлечение Чавесом прошло, и престарелый экономист пользуется любой возможностью для публицистических выстрелов в сторону президента. «Чавес — не революционер», «Он ничем не затронул капитализм в стране», «Чавес лояльно относится к западным нефтяным компаниям», «Чавес старательно исполняет договорённости о поставках нефти в США», «Чавес — ловкий демагог» — это обычные тезисы в статьях Ранхеля.
Их содержание, конечно, не доставляет удовольствия Чавесу, но он всегда (!) с максимальной корректностью говорит о Ранхеле и, если есть повод, с похвалой отзывается о его книгах на темы венесуэльской истории. Это было замечено журналистами: «Господин Ранхель, как вы можете выступать с такой безжалостной и часто несправедливой критикой Чавеса, когда он не сказал о вас ни одного враждебного слова?» Экономист ответил недрогнувшим голосом: «Я считаю президента своим другом и уверен, что и он относится ко мне так же». Вот такая специфическая дружба…
Доминго Ранхель без оглядки на авторитеты режет правду-матку, занимаясь тем, чему в общем-то посвятил всю свою жизнь, — критикует всех и не соглашается ни с кем. Его книга мемуаров так и называется: «Восставший против всего». Для большей части венесуэльцев характерен конформизм. Соглашаться с властью, поддакивать, не перечить до тех пор, пока она не затрагивает твоих непосредственных интересов, твоего комфорта, спокойного образа жизни, миролюбивой созерцательности, унаследованной от далёких индейских предков.
Главная мудрость, которую венесуэльские родители передают своим детям: «Не встревай в чужие дела, не осложняй свою жизнь!» Бесконфликтное существование — вот что больше всего ценит венесуэлец. Пассивность, возведённая в принцип: я тебя не трогаю, и ты меня не тронь! Он терпит до последней возможности, если надо отстаивать свои права «в индивидуальном порядке». Воля и импульс к действию появляются тогда, когда вокруг него встают стеной другие обиженные и ущемлённые, чаще всего — низкой зарплатой и недостаточными социальными льготами. Венесуэлец, растворившись в толпе, начинает энергично возмущаться и протестовать, чтобы надавить на работодателя, «равнодушного к чаяниям трудящихся», или на не менее «равнодушную» власть. В лексиконе венесуэльцев есть даже слово, которым обозначается такая «группа давления»: «сауара», «коллективно давить» — «сауареаг».
