Лев Лещенко - Апология памяти
Зачем, спрашивается, изъяли из начальных классов школы уроки пения? Кому они мешали? Сидит весь класс и распевает хорошие песни. Не хотите песен Пахмутовой, вас никто не заставляет, пойте песни Земфиры, Шевчука (хотя, конечно, в хоровом исполнении их представить трудно)… Но все равно, есть песенная классика, пусть уши детей с самых ранних лет привыкают к гармонии.
Вот, казалось бы, Америка, родина рок-н-ролла. И что же? В каждой их школе — свой симфонический оркестр, своя спортивная команда. Отсюда такой дух корпоративности, какой нам и не снился: «А мой хор лучше, а моя команда — лучшая, а мой город — лучший, а моя страна — лучшая в мире! America the best!» Над каждым домом — звездно-полосатый флаг.
Правда, и у нас есть такого рода прецеденты. Скажем, мой сосед по даче каждое утро регулярно поднимает наш российский триколор. Приучает своих детей к уважительному отношению к национальному флагу. А где вы, действительно, еще увидите российский флаг? Вот у меня, допустим, здесь в офисе нет нашего флага. А должен бы стоять! Обязательно займусь этим вопросом. Патриотизм и свобода — вовсе не исключающие друг друга понятия. И когда теперь некоторые говорят, что я прославлял в своем творчестве советский строй, то они забывают, что гражданственность, чувство любви, уважения к Родине от рождения не даются. Они воспитываются, привносятся извне. И дай-то Бог, чтобы эти идеи не внушались, не вбивались в человека посредством кнута, а проходили золотой нитью в национальном отечественном искусстве! Вот почему я гордился и горжусь тем, что эти чувства, эти идеи я воплощал своими песнями.
И в завершение этой действительно непростой темы мне бы хотелось вновь вернуться к личности живого классика нашей песенной эстрады — Давида Федоровича Тухманова. Ибо то, над чем я сейчас активно работаю, произойдет еще до выхода в свет этой книги. А именно — я принимаю Участие в организации праздничного концерта в Государственном центральном концертном зале «Россия» в честь шестидесятилетия Тухманова. К слову, надеюсь, что на этот раз государство не обойдет замечательного мастера отечественной песни своим вниманием хотя бы в моральном смысле, не говоря уже о материальном… Что меня побудило вплотную заняться этим проектом? А кто тогда, если не я? Сам-то ведь он не в состоянии проделать такую работу, поднять такой концерт! Значит, надо искать спонсоров, а возможно, и вложить в это и кое-что от себя. А цены нынче, знаете, серьезные. За производство телеверсии концерта телевидение требует столько-то. За аренду зала надо выложить столько-то. Живой оркестр обойдется во столько-то. Декорации потребуют столько же. Да еще реклама накрутит свое. Вот и выходит, что для проведения юбилейного концерта необходимо наскрести по сусекам определенную сумму. Да, разумеется, будут продаваться входные билеты. Но дай-то Бог, если мы этим покроем хотя бы треть всех наших расходов! То есть в любом случае остаемся в дефиците. Но что делать? Кто сегодня в России пойдет на какие-либо расходы, если не будет уверен в их возмещении? Это не благотворительность, не филантропия, не меценатство. Это — моя личная благодарность за все то, чем я обязан ему в своей жизни. Конечно, при хождении по спонсорам приходится покланяться, погнуть лишний раз спину. Но все мои внутренние комплексы по этому поводу несколько смиряются осознанием того, что я прошу не для себя, а для своего старого друга.
Сам же я категорически никогда и ничего у сильных мира сего не прошу. Во всяком случае, стараюсь не просить. При этом я обычно вспоминаю анекдот про грузина, оказавшегося в купе наедине с красивой девушкой. Грузин не сводит с нее глаз. Он просто-таки испепеляет ее своим горящим взглядом! Девушка от неловкости не знает, чем заняться, куда податься. А у него — глаза уже из орбит, кровью налились. Наконец она не выдерживает: «Молодой человек, может быть, вам что-нибудь нужно?» А он мрачно отвечает: «Для меня просить — хуже нэт!» На этом мне бы и хотелось завершить первую интродукцию, где в общей форме обрисован круг всех вопросов, затрагиваемых в этой книге.
Я начинаю петь
Если говорить по большому счету, то моя, так сказать, вокальная карьера началась еще во втором классе средней школы, когда я жил в Сокольниках. К тому времени, в 1950 году, у меня прорезался высокий чистый дискант, и потому при наличии хорошего слуха меня приняли в школьный хор. Хотя, что любопытно, уроки пения тогда практиковались уже с первого класса школы, что я считаю весьма похвальным начинанием. Жаль, что сейчас такого нет… Я же в тот момент благодаря своему деду имел довольно неплохое для ребенка музыкальное воспитание. Любимым занятием деда была, как я уже говорил, игра на скрипке. И с тех самых пор, как мне исполнилось четыре года, он приобщал меня к музыке, к пению. Помню, как мы с ним распевали на два голоса «Нелюдимо наше море, день и ночь шумит оно…». Дед пел под Максима Михайлова, а я, соответственно, под Ивана Козловского, был тогда такой знаменитый вокальный дуэт. И когда мне в нашем с дедом дуэте удавалось удержать мелодическую линию первого голоса, дед, певший вторым голосом, был в неописуемом восторге. То есть где-то к пяти годам от роду я уже начал понимать, что у меня есть голос, слух, что я умею петь.
С тех самых пор я, собственно, и начал зарабатывать свои первые дивиденды в виде пряников, конфет и так далее посредством пения. Скажем, в Богородском, где служил мой отец, военные часто ставили меня на сундук и просили: «Спой, Лева, спой». А так как я каждое утро слышал по радио Гимн Советского Союза, я поневоле заучил его слова, не понимая при этом их смысла, и бодро исполнял его под аплодисменты собравшихся.
Самым темным местом Гимна для меня, помню, было словосочетание «Да здравствует созданный волей народов…». Дело в том, что концовка слова «здравствует», сливаясь с началом слова «созданный», образовывала некое «яйцо» (если прислушаться к соединению «…ет со…», то так оно действительно и есть). И потому я пел в святой уверенности, что эта песня — про яйцо! Да и какая была мне разница, о чем петь, когда меня за это задаривали всяческими сладостями.
Так вот, а когда я во втором классе начал петь в школьном хоре, наша руководительница Людмила Андрониковна спустя какое-то время повезла меня для показа в знаменитый Детский хор под руководством Владислава Соколова. Он меня послушал и сказал: «У мальчика хороший голос, но он не дотягивает некоторые ноты… И кстати, к нам ему еще рановато. Приезжайте через год, мы его возьмем». Но потом уже возить меня туда было некому, так это ничем и не кончилось.
Начиная с третьего класса я стал ходить в пионерский хор в Сокольниках, которым руководил Анатолий Чмырев. Это был очень известный тогда коллектив — Детский хор Сокольнического Дома пионеров. С этим хором я впервые в жизни приехал, помню, выступать на радио. Радиокомитет находится на улице Горького, где-то напротив Центрального телеграфа. А так как я был сыном военного и почти все свободное время проводил в воинской части, то мои карманы были вечно набиты всяческой армейской атрибутикой — пряжками, значками, гильзами… И вот однажды я, приехав на радио, во время репетиции ни с того ни с сего засунул себе в рот гильзу и стал ее сосать, как леденец. Чмырев, увидев это, вытащил ее у меня изо рта пальцем и пригрозил, что, если еще раз такое повторится, выгонит меня из хора. Но я как-то особо не расстроился.
