Глеб Сташков - Записки купчинского гопника
Косит он плохо, на мастер-класс явно не тянет. И тут случается непредвиденное. Явный провокатор, а возможно, даже оппозиционер подбегает к главе и отнимает косу. Корпулентная жилищница оттаскивает несогласного.
Его дружок – тоже провокатор, тощий, бухой и либерально настроенный – разводит агитацию:
– Человек умеет, а ему не дают.
Народ безмолвствует.
Начинается конкурс профессионального мастерства. В дело вступают триммеристы. Первый, так сказать, вид программы. Петрушка рассказывает «забавные факты из области технических характеристик газонокосилок». К сожалению, рев этих самых газонокосилок заглушает Петрушку. Я слышу только характеристику триммериста, пришедшего на финиш последним:
– Дерьмо дали, а не триммер.
Мне жаль триммериста. Он походит на гонщика «Формулы-1», который растрачивает талант на убогих болидах Virgin Cosworth, вместо того чтобы срывать призы на «редбуллах». Или на лыжника, чьи тренеры не угадали со смазкой.
Впрочем, трактористам еще хуже. У одного трактора сгорели какие-то ремни, у второго тоже что-то сгорело, и только третий выкосил более-менее тщательно, хоть и медленнее других. Ему в итоге и отдали первый приз. За качество. Которое, как известно, важнее скорости. Или неизвестно? Не берусь судить.
А бухой провокатор-либерал тем временем продолжал баламутить народ.
– Знаете, зачем все это придумали? – спрашивал он бабушек и сам же отвечал: – Хотят застроить эту площадку.
– Демократы теперь решают сами по себе, нас не спрашивают, – вздыхали распропагандированные бабушки.
Другой – вернее, третий – провокатор дорвался до микрофона:
– Я жил в тайге и знаю: что вдыхаешь – тем живешь. Трава должна расти. Ее нельзя косить.
– Есть и такое мнение, – сказала несколько сконфуженная Петрушка. – Спасибо, что вы не побоялись его высказать.
К счастью, лошадь из Пушкина в это время начала выделывать па, и люди не обратили внимания на злопыхателя.
– Что за народ? – сокрушался я. – Лишь бы обгадить.
Но в этот момент я услышал, как корпулентная жилищница призналась:
– Это место реально расчищают под застройку.
Вот тебе, бабушка, и день газонокосильщика. Народ не проведешь. Он с самого начала подвох чувствовал.
В Купчино народ вообще очень чувствительный по части обоняния. Купчинские парфюмеры даже выпустили духи. «Воздух Купчино» называются.
Я эти духи не нюхал, но так возбудился, что сочинил стихотворение. Первое и последнее четверостишия взяты из стишка Джанни Родари «Чем пахнут ремесла». Представляю:
Чем пахнет Купчино
У каждого дела
Запах особый:
В булочной пахнет
Тестом и сдобой.
С хоккейной коробки
Несет анашой.
Дед на скамеечке
Пахнет паршой.
У детского сада –
Собачье говно.
Ранней весною
Пахнет оно.
Так проберет –
Аж до самой печенки.
Там львиная доля –
Моей собачонки!
Торговец в палатке
Пахнет бахчой.
Сосед обоссался
И пахнет мочой.
Пахнет в бассейне
Удушливым хлором.
Педики пахнут
Кристианом Диором.
От проститутки
Пахнет загаром.
От работяги –
Пивным перегаром.
Пахнет блевотой
Алкаш завалящий.
Пахнет чиновник
Купюрой хрустящей.
Сколько ни душится
Лодырь богатый,
Очень неважно
Он пахнет, ребята!
Глава третья
Наш Колизей
Тем временем я дошел до места встречи. Вот он – угол Славы и Бухарестской. Конечно же, никого нет.
Удивительное дело. Когда я был маленьким, опаздывать было не принято. Максимум опаздывали в школу на утреннюю зарядку, которая начиналась без пятнадцати девять. То есть она, конечно, ни в какие без пятнадцати девять не начиналась, потому что ее никто никогда не проводил. Иногда на полдевятого назначалась политинформация, но ее тоже никто никогда не проводил. Потому что политинформатором в классе был я.
А когда я подрос, мы стали дежурить. Я любил дежурить у входа в школу. Без пятнадцати девять раздавался первый звонок, после чего мы отбирали у входивших малолеток дневники и писали замечания за опоздания.
Но я не писал замечания. В первый и последний раз в жизни я придумал выгодную коммерческую аферу. Я и позже придумывал выгодные аферы, но неизменно прогорал. А в школе – выгорело.
Малолетки имели право откупиться от замечания в дневник. По умеренному тарифу в 10 копеек. На 10 копеек можно было купить в буфете ватрушку с повидлом и три репки. Или две маленькие булочки безо всего и две репки. Или десять репок, но десять репок покупали только беспримесные олигофрены.
Опоздавшие охотно платили. Пока один из них – наверное, сознательный – не настучал на меня. К счастью, времена стояли перестроечные – хозрасчет, ускорение, самофинансирование, так что меня поругали, но без особых оргвыводов. По-моему, классная руководительница в глубине души даже гордилась, что ее ученик активно включился в перестройку и освоил новое мышление (с ударением на первом слоге).
После школы мы расходились по домам, чтобы пообедать. Договаривались:
– Встретимся у третьей парадной.
И встречались. И все приходили в одно и то же время. Плюс-минус десять минут. Никто не опаздывал. Хотя мы даже точного времени не назначали.
Пунктуальность сидела в крови. А потом, в лихие 90-е, люди стали покупать машины – и началось.
– В пробку попал, – объясняет человек, опоздавший на сорок минут.
– А ты на метро езди.
– На метро долго, – говорит человек, опоздавший на сорок минут.
– А на машине ты сколько ехал?
– Не поверишь, два с половиной часа.
За два с половиной часа можно доехать общественным транспортом из одной точки города в другую, где бы эти точки ни находились. За два с половиной часа можно до Эстонии доехать.
Но полный беспредел начался в 2000-х, когда все обзавелись мобильными телефонами. Раньше человек все-таки стеснялся опаздывать больше, чем на полчаса. И если он знал, что до места встречи добираться час, он за тридцать минут и выходил из дома. Чтобы опоздать на положенные полчаса.
Теперь ты приходишь на «стрелку». Десять минут ждешь. Пятнадцать.
Человек звонит:
– Я выхожу.
– Куда ты выходишь? Тебе час добираться.
– Но я же тебя предупредил.
Как-то звонят мне на мобильник. Номер незнакомый. Голос – женский, но тоже незнакомый.
– Ты меня ждешь? – спрашивает милый женский голос.
– Нет, – честно отвечаю я.
– Почему ты меня не ждешь? – спрашивает женский голос, но уже не милый, а с явными признаками недовольства.
– А почему я должен тебя ждать?
– А почему не должен? Почему? – надрывается голос. – Я же всего на двадцать минут опаздываю.
