Пол Баррел - Королевский долг
Сначала я чувствовал себя по-дурацки, но когда я надел ярко-красный фрак с золотыми полосами по краю, с золотыми пуговицами и с золотыми обшлагами, на меня вдруг снизошла такая гордость. Форме, которую я сейчас надел, более двухсот лет. Эта одежда, старая, не раз чиненая, латаная, даже через столько лет не утратила своего великолепия. За все это время менялась только нашивка на левом рукаве. Сейчас на ней аббревиатура «EIIR» [6], окруженная лентой со словами: «Honni soit qui mal y pense», что значит: «Позор тому, кто замышляет зло», а над ними вышита корона Британской Империи.
Впервые я надел парадную ливрею в подвале, в специальной комнате с огромными — от пола до потолка — шкафами и большим столом в центре. Целый день ушел на то, чтобы выбрать мне все разновидности формы. Вся одежда была не новой, все вещи кто-то носил до меня В Букингемском дворце, так же как в Грассмуре, ношеная одежда — не новость. Даже детские рубашки, брюки и пиджаки принца Эндрю перешивались, чтобы их мог носить принц Эдвард.
Заместитель старшего лакея Мартин Бабб выдал мне пять комплектов одежды: «парадная ливрея» для торжественных мероприятий государственной важности — ее полагается носить как внутри дворца, так и на улице; «алая форма» — фрак и цилиндр для более второстепенных официальных мероприятий, включая Ежегодные скачки в Аскоте; «форма с эполетами» — двубортный фрак с воротником-стойкой, надевать только на борту королевской яхты «Британия»; «тропическая форма» с белым пиджаком в стиле сафари — надевать в жарких странах; наконец, повседневный черный фрак с белой рубашкой, черным галстуком и красным жилетом. Кроме того, мне выдали красную фетровую кучерскую шляпу, коробки с рубашками и запасные брюки на вешалках.
Дворец пустовал, если не считать основной прислуги. Двор уехал на праздники в Виндзорский замок. А новый штатный слуга готов был приступить к своей королевской службе. По крайней мере, он уже был одет как надо.
Но ничто не могло подготовить меня к моему первому заданию, которое я получил, когда накануне Рождества меня привезли на поезде в Виндзор. Я стоял в Восьмиугольной Комнате на первом этаже северо-восточной башни, из окон которой была видна западная терраса, славившаяся своим видом на сады и поле для гольфа. Я держал серебряный поднос с крохотными кофейными чашечками с королевским вензелем. Чашки прыгали и звенели оттого, что руки у меня дрожали. В животе урчало. Я боялся, что сделаю что-нибудь не так, я чувствовал себя неловко в этой форме. Смогу ли я все сделать, как надо? Или уроню поднос? А может, все пройдет хорошо? Или нет? Впервые в жизни мне предстояло подавать на стол, за которым собралась вся королевская семья.
Я ждал в Восьмиугольной Комнате — зале с высоким пьюджинским [7] потолком, и стенами, украшенными дубовыми панелями. Короткий коридор, застеленный красным ковром, вел в ту залу, куда мне предстояло зайти, — огромную столовую, где королевская семья ужинала при свечах. Вот уже два часа я смотрел на неиссякаемый поток ливрейных лакеев, младших лакеев и пажей, проходивших по коридору туда и обратно. Это был живой конвейер, по которому в зал поступали тарелки, бокалы, серебряные ложки, вилки, блюда с едой; все это непрерывно вносилось в зал — первое, горячее, пудинги… Потом наступило время десерта: груша, банан и кусочек ананаса или персик. Фрукты подавались с золотыми ножами и вилками. Во дворце не едят бананы по-обезьяньи — тут положено пользоваться ножом и вилкой.
В королевской семье все, даже прием пищи, подчиняется правилам этикета, все спланировано, все должно быть совершенным. Множество людей так же, как я в тот день, трясутся от страха и ждут своей очереди исполнить маленькую незначительную роль. Как танцоры в балете ждут своей очереди за сценой. За дверями в залу выстраиваются лакеи в парадных ливреях. С блюдами в руках они стоят прямо, в том порядке, в каком должны подаваться блюда. Сначала мясо, потом картошка, овощи, салат. По команде лакеи входят в залу.
— Мясо! — проходит тридцать секунд.
— Картошка и соус! — проходит еще тридцать секунд.
— Овощи!
— Салат!
Тогда мне еще не могли доверить мясо или картошку. Пустые кофейные чашечки были пределом моих возможностей.
И тут я понял, что сейчас наступит время подавать кофе. Пришел мой звездный час. Я держал поднос, показавшийся вдруг страшно тяжелым, и видел в приоткрытую дверь роскошный зал. До меня доносился смех и веселый послеобеденный разговор. Мистер Дикмен — королевский распорядитель, командовавший обедом, почувствовал, что я нервничаю.
— Не бойся. Тут нечего бояться, — сказал он. Мне специально доверили самое простое дело, чтобы я постепенно привыкал прислуживать королевской семье и чтобы члены королевской семьи постепенно привыкали ко мне.
— Тебе всего-то надо войти в столовую, встать в углу, а лакей подойдет к тебе и заберет чашки. Тебе ничего не нужно делать. Просто постоишь с подносом, и все, а лакей подаст кофе, — успокаивал мистер Дикмен.
Слава богу, я пока еще не прима-балерина, а только статист! Но по моей слабой улыбке, видимо, было понятно, что ему не удалось меня успокоить.
— Они тебя не съедят! — сказал мой новый начальник и слегка подтолкнул меня в спину. — Иди, а чашки у тебя заберут.
Входя в залу на ватных ногах, я вспомнил, как мистер Дикмен говорил: «Только не смотри на них и не встречайся ни с кем взглядом. Они не любят, когда на них смотрят во время еды». Я не отрываясь глядел на подскакивающие на подносе фарфоровые чашки. Осторожно! Главное — очень-очень осторожно! Надо только пройти десять шагов и встать в углу.
Дошел. И поднял голову. Передо мной стоял огромный стол — я такого никогда не видел: двадцать футов в длину, полированный, красного дерева. Посередине шел ряд подсвечников вперемешку с цветами в вазах. Темно-красные бархатные шторы с золотом свисали до полу, закрывая высокие готические окна. С огромного портрета, висящего над камином, королева Виктория смотрела на своих потомков. И тут я сделал то, чего делать было не положено: стал разглядывать сидящих за столом. Я искал глазами королеву среди тридцати членов королевской фамилии: женщины в вечерних платьях, мужчины во фраках. Во главе стола в огромном позолоченном кресле, похожем на трон, сидела королева-мать и вела оживленную беседу со своим любимым внуком принцем Чарльзом. Рядом с ним сидела королева — она и все остальные, в отличие от королевы-матери, сидели на стульях. Напротив нее внимательно прислушивался к разговору принц Филипп, герцог Эдинбургский. Многим хотелось бы узнать, какая королева на самом деле, когда ее настоящий характер не скрывает необходимость исполнять государственные обязанности, И вот я вижу ее в обычной домашней обстановке — в первый раз! Я отметил про себя, что улыбка у нее добрая, что королева кажется маленькой и хрупкой. Я думал о том, как близко я сейчас стою к королевской семье. Я думал: жаль, что меня не видит мама. Жаль, что меня не видят жители Грассмура. Свет свечей отражался от драгоценностей. Лакеи быстро и ловко убирали тарелки. Я был рад, что могу стоять с подносом как статуя и ничего не надо делать.
