Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»
Считается, что почти у каждого великого художника-творца (а к артистам это особенно относится) в душе существует некий внутренний разлад, который успешно преодолевается каждый день посредством творчества. Никакой трагедии этот разлад сам по себе не несет, наоборот, становится мощнейшим источником творчества. Беда, однако, случается в том случае, если творец является природным алкоголиком или, не дай Бог, пристрастится к наркотикам. Тогда алкоголь и наркотики также становятся, наряду с творчеством, мощными средствами преодоления душевного разлада. В конце концов они почти всегда ведут художника к гибели либо посредством преждевременной смерти (особенно наркотики), либо, если благодаря крепкому организму художнику доведется прожить достаточно долго, к постепенному разрушению творческого начала и его вытеснению на периферию жизни. У Высоцкого, которому довелось прожить всего сорок два с половиной года, наркотики и алкоголь почти не успели повлиять на творческую составляющую (хотя в последние месяцы жизни барда она уже явно находилась в угнетенном состоянии). Зато они чрезвычайно быстро разрушили от природы очень крепкий организм актера и свели его в могилу.
Здесь Высоцкий был совсем не одинок, и его судьба очень мало зависела от того, при каком общественно-политическом строе он жил. Тот же путь повторили многие его западные коллеги, в чьем преждевременном уходе из жизни никак не приходится винить тоталитарную систему.
Может быть, последний и наиболее яркий пример – судьба короля мировой эстрады Майкла Джексона, который пережил Высоцкого всего лишь на восемь с половиной лет и к концу жизни оказался полной развалиной как в физическом, так и в психологическом отношении. Джексон не был наркоманом в строгом смысле слова, но фактически подсел на пропофол и другие снотворные средства. В смерти певца и танцора, музыканта и композитора официально винят его лечащего врача, допустившего роковую передозировку пропофола. И точно так же в смерти Высоцкого будут винить его лечащего врача, который, согласно некоторым версиям, допустил передозировку то ли наркотика, то ли какого-то успокаивающего средства.
Кстати сказать, к песенному творчеству как к главному делу его жизни, по справедливому замечанию его второй жены Людмилы Абрамовой, Высоцкий пришел от безысходности: «А почему он начал писать песни, которые – Володя Высоцкий? А что делать актеру, когда ему нечего играть? А что делать Актеру с самой большой буквы – Великому Актеру! – когда ему нечего играть? Он сам себе начал делать репертуар. То есть не то чтобы он делал его сознательно: «Дай-ка я сяду и напишу себе репертуар…» Так не было. А вот когда есть потребность себя высказать, а негде: в «Свиных хвостиках», что ли, или в «Аленьком цветочке» (в этих спектаклях Театра имени А.С. Пушкина Высоцкий играл эпизодические роли. – Б. С.)? Вот он и зазывал своих друзей, придумывал всякие штучки-дрючки, чтобы актеры похохотали».
Таким образом, Высоцкий стал сам себе режиссер, композитор, аккомпаниатор и поэт, писавший песни – мини-спектакли. Но и выкладываться такому артисту-универсалу приходилось сторицей. А природный алкоголизм сразу же подсказал главное средство расслабления после тяжелейших нервных перегрузок. И пошло-поехало. Как сказал о Высоцком один из его друзей, «он сам себя загнал».
Приведем еще одну песню Высоцкого на тему пьянства – «Ох, где был я вчера…»:
Ох, где был я вчера – не найду, хоть убей!
Только помню, что стены – с обоями,
Помню – Клавка была, и подруга при ей,
Целовался на кухне с обоими.
А наутро я встал —
Мне давай сообщать,
Что хозяйку ругал,
Всех хотел застращать,
Что я голым скакал,
Что я песни орал,
А отец, говорил,
У меня – генерал!
А потом рвал рубаху и бил себя в грудь,
Говорил, будто все меня продали,
И гостям, говорят, не давал продыхнуть —
Донимал их блатными аккордами.
А потом кончил пить —
Потому что устал,
Начал об пол крушить
Благородный хрусталь,
Лил на стены вино,
А кофейный сервиз,
Растворивши окно,
Просто выбросил вниз.
И мене не могли даже слова сказать.
Но потом потихоньку оправились —
Навалились гурьбой, стали руки вязать,
А потом уже все позабавились:
Кто плевал мне в лицо,
А кто водку лил в рот,
А какой-то танцор
Бил ногами в живот…
А молодая вдова,
Верность мужу храня —
Ведь живем однова, —
Пожалела меня.
И бледнел я на кухне разбитым лицом,
Делал вид, что пошел на попятную.
«Развяжите, – кричал, – да и дело с концом!»
Развязали, но вилки попрятали.
Тут вообще началось —
Не опишешь в словах!
И откуда взялось
Столько силы в руках —
Я, как раненый зверь,
Напоследок чудил:
Выбил окна и дверь
И балкон уронил.
Ох, где был я вчера – не найду днем с огнем!
Только помню, что стены – с обоями…
И осталось лицо – и побои на нем,
И куда теперь выйти с побоями!
…Если правда оно —
Ну, хотя бы на треть, —
Остается одно:
Только лечь помереть!
Хорошо, что вдова
Все смогла пережить,
Пожалела меня
И взяла к себе жить.
Хорошо!
Зарисовка, что и говорить, колоритная. Тут буян, без какого-либо намека на творческую одаренность, о своих похождениях узнает только со слов очевидцев-друзей, которые его «развязали, но вилки попрятали». И в роли спасительницы выступает молодая вдова, способная принять его такого, в надежде обуздать его разрушительную стихию. В жизни такой спасительницей выступала Марина Влади, с которой Высоцкий познакомился как раз в июле 67-го, в год написания песни. Но в тот момент он еще не знал, какую роль ей предстоит сыграть в его судьбе. На то, что она была прототипом героини этой песни, претендовала актриса Лионелла Пырьева, вдова известного режиссера Ивана Пырьева. Однако их роман с Высоцким случился в 1968 году, уже после появления этой песни. Кстати сказать, именно Пырьева после одного из запоев сдала Высоцкого в психиатрическую клинику, где он пробыл всего несколько дней. Запой удалось прервать, но недуг не был излечен.
Или вот еще цитата из песни на тему пьянства:
Считать по-нашему, мы выпили немного.
Не вру, ей-богу. Скажи, Серега!
И если б водку гнать не из опилок,
То что б нам было с пяти бутылок?
И здесь вроде бы герой шутовской, так что у слушателей и читателей даже мысли не должно было возникнуть, что это – сам бард. И только близкие друзья знали, насколько все это автобиографично, вплоть до величины выпитых доз горячительных напитков. Вот друг Высоцкого, актер Таганки Борис Хмельницкий, отвечая на вопрос интервьюера «Как вы считаете, почему многие актеры так подвержены пьянству?», утверждал: «Потому что у нас работа такая – экстремальная. Мы все пропускаем через свою нервную систему, через свои эмоции. Актеры живут и умирают на сцене, на съемках – так ушли Миронов, Вертинский, Шукшин… Высоцкий тоже умирал на сцене, ему уколы делали за кулисами, когда он играл Гамлета. И многие другие играют на пределе – больной, не больной, – нельзя не выйти на сцену, нельзя на сцене показывать свою боль». Тут надо оговориться, что Высоцкому во время спектакля отнюдь не сердечные препараты впрыскивали. И Хмельницкий об этом знал, но интервьюеру страшной тайны раскрывать не стал. Борис Алексеевич продолжал рассказывать Александру Левиту: «К слову, я вообще не пил, когда пришел в театр. Там пристрастился к этому делу, а завязать – ох, как сложно!..
