Элина Масимова - Николай Жуковский
Лекции в Париже теперь окончились, и я предаюсь безделью. Занимаюсь главным образом французским языком, по которому, однако, делаю очень медленные успехи. Был у меня сегодня один француз, он занимается изучением русского языка. Мы заключили коалицию взаимного обучения.
Мою статейку Rolan передал Resal’ю, с которым он меня познакомил, и я очень доволен, что услышу мнение от такого знаменитого ученого, как Resal.
Жуковский вернется в Париж позже, примерно через 10 лет, тогда уже чувствуя свое самое большое и истинное предназначение. Тогда-то произойдет решающий толчок Николая к началу того дела, которое впишет его имя в историю России и даже мира как одного из самых выдающихся ученых. Пока же, в 1877 году, подготавливалась почва для этого, для дорого зерна всей будущей авиации нашей страны.
Хоть лекций в Париже было немного, удавшееся знакомство Николая с Резалем, известным французским профессором механики, математиком и инженером, было очень важно. Оно даст потом свои плоды. Кроме того, из Франции Жуковский привез домой весь набор летающих моделей, которые стал часто демонстрировать в Москве. Но знаменательнее всего было его увлечение новым изобретением братьев Мишо 1869 года, везде не сразу получившим распространение – велосипедом с огромным передним колесом, который Николай также захватил с собой из этого всемирного Вавилона и привез на родину. Из красной материи Жуковский соорудил себе крылья в виде парусов, которые надевал на себя на время езды на своем новом железном коне, и всё лето 1878 г. было посвящено опытам, которые этот бородатый уже мужчина ставил, разъезжая, честно говоря, по не очень ровной ореховской дороге. Нет, опыт заключался не в том, чтобы умело оседлать эту лошадку. Жуковского интересовал вопрос образования подъемной силы в немного наклоненных крыльях, а также ее изменения по величине и по месту приложения (центру парусности). Опыты с этим сооружением прекратились после серьезной поломки крыльев, однако Николай Егорович еще не раз возвращался к этому вопросу и в целом делу «приручения» полета, осмысливая это с теоретической точки зрения и вновь экспериментируя в родном Орехово.
Теперь учитель
«…Для получения некоторых дополнительных материалов к этой теме [работа многолопастных винтов] Николай Егорович предложил мне зайти к нему домой: «Зайдите ко мне, и Елена Николаевна даст вам все, что нужно», – сказал он. С трепетом душевным вошел я во двор дома на Мыльниковом переулке и позвонил в квартиру Николая Егоровича. Его дочь, Елена Николаевна, очень любезно приняла меня и познакомила с Владимиром Петровичем Ветчинкиным. Елена Николаевна и Владимир Петрович дали мне все необходимые для работы материалы, и я собирался уходить. При прощании Елена Николаевна сказала мне: «Приходите к нам запросто, мы вам будем очень рады».
Так состоялось мое знакомство с семьей Н. Е. Жуковского, в которой я после этого первого посещения стал часто бывать…»
Профессор В. Л. Александров.В доме Жуковских всегда было уютно любому гостю. Приходили друзья семьи, коллеги и ученики Николая Егоровича – всем были рады. Иногда гостей было очень много, или же зачастую велись очень оживленные разговоры, и Александров, ученик Жуковского, отмечал:
«Я удивлялся, как порой было шумно в доме Николая Егоровича; правда, когда под вечер он ложился спать, а затем вставал и занимался, все замолкали. Юношеский задор посещавшей дом молодежи никак не диссонировал с общим порядком жизни. За чаем Николай Егорович шутил, смеялся и в то же время обдумывал свои работы».
Александр Архангельский же добавлял: «Николай Егорович душевно отдыхал в этой обстановке. Он сам любил и умел пошутить, его шутки всегда были безобидны, за ним чувствовался человек большой и доброй души».
Для Жуковского молодежь действительно была не просто могучим кораблем, который, он знал, продолжит его движение по миру науки в четко заданном направлении, вперед, в будущее. Ему были до́роги те огоньки, что вспыхивали в молодых глазах после их общения, совместной деятельности.
«Нельзя сказать, чтобы Николай Егорович привлекал к себе каким-либо особо талантливым чтением лекций, или умением систематически передавать свои обширные научные познания, или научать своих слушателей производить тонкие эксперименты, – рассказывал Г. Х. Сабинин, известный ученый в области аэромеханики, некогда тоже слушатель лекций по теоретической механике в МВТУ и о развитии воздухоплавания в аудитории Политехнического музея. – Нет, нас привлекало какое-то особое обаяние его личности, нас заражала его глубочайшая заинтересованность в любимой им науке, которой он посвятил всю свою жизнь, привлекала его необыкновенная простота общения с молодежью – совершенно не чувствовалось разницы между маститым ученым и юным студентом».
Н. Е. Жуковский и его ученики в лаборатории МВТУ на испытании авиационных бомб. 1915 г. (слева направо: 2-й – Мусинянц, 3-й – Ветчинкин, 4-й – Н. Е. Жуковский).
Московское высшее техническое училище, где Н. Е. Жуковский преподавал с 1872 по 1921 год.
Учеников глазами Николая Жуковского можно было представить поездом, отправляющимся в светлое будущее, навстречу новым открытиям. Он мечтал стать инженером путей сообщения и, несмотря ни на что, стал им. Путей сообщения того времени, в котором он жил и творил свои открытия, с тем научным будущим России, основы которого он старательно закладывал. Жуковский проложил дорогу и отправил поезд, полный молодых умов и надежд страны. «Старость и юность сливаются в непрерывной работе для познания», – такими были завершающие слова речи Николая Егоровича, произнесенной им на заседании в честь 40-летнего юбилея его научно-преподавательской деятельности.
* * *Успокоив бушевавшее после Санкт-Петербурга море в своей душе и вновь поселившись в Москве, Николай Жуковский стал искать себе место работы. С осени 1870 года он был успешно принят учителем физики во 2-ю женскую гимназию – таким образом и был дан старт его научно-преподавательской деятельности. К этому времени Егор Иванович уже начал стареть, здоровье его было не то, что раньше, и содержать такую большую семью ему приходилось не по силам. Старшим в семье фактически становился Николай. Ивандырь, как называла Ивана Жуковского сестра Мария, не оправдывал надежд родителей: на оплату его долгов уже ушло два пахотных поля в Орехове. Все эти обстоятельства вынудили семью покинуть родную деревню и переехать в квартирку на Садовой. Только Егор Иванович остался управляющим имениями Оболенских и Леонтьевых – наследников графа Зубова.)
Осенью 1871 года к работе Николая в гимназии добавилось чтение лекций по математике в Московском высшем техническом училище (МВТУ, сейчас Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана), а с 1872 года – преподавание механики в Московской практической академии коммерческих наук. Еще два года – и в МВТУ освободится кафедра аналитической механики, в сентябре 1874 года Жуковского назначат ее доцентом. Так преподавание становится неотъемлемой частью жизни Николая Егоровича. Его племянница, Екатерина Домбровская, вспоминает Николая в эти годы: «Высокий, худой, с живыми черными глазами и небольшой черной бородкой, со слегка закрученными усиками и вьющимися шелковистыми черными волосами, смуглый, с тонким голосом, приветливый, ласковый, веселый и насмешливый, но вместе с тем строгий и требовательный к себе и своим ученикам – таков был 23-летний преподаватель физики Н. Е. Жуковский». Повзрослевший Жук, но вместе с тем совсем не изменившийся, теперь учитель.
* * *Не зря, быть может, полагают, что талант к чему-то нельзя игнорировать, даже если какое-то другое дело или увлечение кажется более важным, необходимым или в конце концов прибыльным. То, что даровано, на то и было дано именно нам, чтобы послужить на благо еще кому-то. Так, Николай Егорович, обыкновенно прогуливавшийся во дворе дома со своей собакой, часто вел разговоры с мальчишками, со свистом гонявшими голубей. Одному из мальчиков мама предостерегающе всегда наказывала: «Вот и будешь всю жизнь свистуном, а учиться не будешь. А этот ученый, чтобы вас, мальчишек, вразумить, с вами же ведет компанию». Однако Жуковский заинтересовывал маленьких охотников за голубями тем, что размышлял вместе с ними над полетом птиц. Однажды на одного голубя-турмана (турманами называли тех голубей, которые умели совершать так называемые мертвые петли – кувыркаться через голову) напал соколенок и выдрал у него из хвоста часть перьев. Мальчишки решили выщипать и остальные, чтобы новый хвост вырос ровным. Голубь стал вновь летать вместе со своей стаей, но перестал делать мертвые петли. Это заинтересовало свистунов, и они решили узнать, в чем же причина.
