Николай Почивалин - Роман по заказу
Обзор книги Николай Почивалин - Роман по заказу
К роману органически примыкают рассказы, написанные также на материале родной писателю пензенской земли.
Роман по заказу
Роман по заказу
1
Когда постоянно и долго живешь на одном месте, — как я, например, в Пензе, — с читателями-земляками складываются какие-то своеобразные, доверительные и одновременно весьма требовательные отношения. Свой — одним словом. Малознакомые, а то и вовсе незнакомые люди могут остановить на улице, спросить, что ты сейчас делаешь, впрямую, без критических преамбул и концовок сказать, что понравилось в твоей книге, а что нет, причем нередко — это самые точные оценки; как в любое время могут обратиться с просьбой — лично, по телефону или, чаще всего, письменно.
Иногда письма идут сплошным потоком — как вода после ливня, и ты, отложив все остальное, отвечаешь на них, чертыхаясь и радуясь. Иногда они текут слабым ручейком, который вот-вот вовсе иссякнет, и тогда начинаешь смутно беспокоиться, доискиваться: где-то, в чем-то, выходит, промазал, недотянул. Удивительная штука — эти читательские письма! Они — как пульс твоей работы, то равномерный, то учащенный, а то замедленный; и как некая пуповина, связывающая тебя с тем, основным, ради чего ты и терзаешь бумагу; они же, наконец, — и самый безошибочный компас на трудных и всегда неизведанных литературных дорогах.
Некоторые письма бывают — как крепкий орешек. Наверно, каждый испытал: щелкаешь их, орехи, щелкаешь, только скорлупа летит, потом вдруг подвернется такой, что — ни в какую.
Таким крепким орешком явилось для меня письмо бухгалтера детского дома, неведомой мне Александры Петровны. Причем и мудреного-то в нем вроде ничего не было — судите сами.
«…обращаюсь к Вам от имени всего коллектива воспитателей и воспитанников. Наш детский дом существует 54 года. И из них тридцать лет директором его был всеми уважаемый Орлов Сергей Николаевич, который недавно умер. Весь наш коллектив просит Вас написать о нем очерк, так как за тридцать лет своей работы он оставил неизгладимый след в душах воспитанников и коллектива работников…»
Письмо будто — как письмо. Первой реакцией было намерение коротко и вежливо ответить: не смогу, так как занят срочной работой, что, в общем-то, было правдой. Я уже взялся за ручку и в нерешительности отложил ее. Пишет-то, получается, не одна эта Александра Петровна, — от всего коллектива. Неловко что-то, невежливо, наверно, будет. И, поколебавшись, прибег к испытанной бюрократической методе: сунул письмо подальше, — потом как-нибудь…
Через некоторое время — когда работа над новой рукописью была в самом разгаре, а почта, продолжая безотказно действовать, добавила всякой корреспонденции, — я наспех просмотрел ее и опять натолкнулся на письмо бухгалтера. В этот раз оно вызвало откровенную досаду. Ну что ты будешь делать! С одной стороны — занят по уши, а с другой — да кто же станет печатать очерк о человеке, которого нет в живых? В подобных обстоятельствах — я сам старый газетчик, знаю это, — очерк могут напечатать о личности необыкновенной, да и то — приуроченно к какой-то дате: «Десять лет назад перестало биться пламенное сердце…» Для успокоения совести поговорил все-таки с редактором областной газеты, давним приятелем, и, к удовольствию своему, услышал то, что и надеялся и хотел услышать: «Ну, милый мой, человека нет, а ты о нем — очерк! Видал, что с уборкой делается? Дожди, непогода, валки прорастают. Взял бы да написал о тех, кто в таких условиях в передовиках идет. В колхозе «Россия» ребята прямым комбайнированием, знаешь, сколько дают?..»
Несколько месяцев спустя, отправив наконец рукопись в издательство, я начал наводить порядок на своем захламленном столе. Обнаруженное в завалах письмо бухгалтера лежало передо мной, как молчаливый упрек. Такие невысказанные вслух упреки, о которых никто, кроме тебя, не знает, — штука тягостная. Надо было что-то немедленно делать, отвечать, но что отвечать, если ничего, кроме стереотипных извинений за неприлично долгое молчание, на ум не приходило?.. Раз за разом — наизусть запомнив — перечитал короткие, какие-то наивно-доверчивые строки, написанные аккуратным женским почерком, и почувствовал, что не смогу просто отмахнуться от них. Почему?.. Задержался взглядом: тридцать лет проработал директором детдома; подумалось, что человек этот — моего поколения, рождения двадцатых годов, — тема, постоянно занимающая меня. Вслед за этим, — начиная какую-то подспудную работу, — мысль принесла, напомнила высказывание, кажется, Белинского, что под каждой могильной плитой скрыта всемирная история. Неосознанно противясь чему-то тому, что возникало помимо воли, вопреки желанию влекло куда-то, — принялся листать том Белинского, чтобы найти это высказывание, не нашел, да это отчего-то было уже и неважно. В таком инертно-бесцельном состоянии, с чего, вероятно, и начинаются целеустремленные действия, позвонил заведующему областным отделом народного образования, в ведении которого находятся детские дома, спросил, знал ли он Орлова Сергея Николаевича.
После ответного приветствия телефонная трубка умолкла, затянувшаяся пауза была нарушена лишь чирканьем спички, потом неторопливый голос признался: «Знаете, до сих пор не могу свыкнуться, что его нет… За свою жизнь я редко встречал людей такой кристальной души». Вслушиваясь в этот неторопливый голос, хорошо представлял сидящего за широким полированным столом немолодого светловолосого человека, обычно очень скупого на похвалы и так убежденно произносящего эти высокие увесистые слова.
На следующее утро я уже был в ста двадцати километрах от Пензы — ходил по детскому дому, сидел у секретаря райкома, пил чай в гостях у глубокой старушки с выцветшими голубыми глазами и слушал ее полный живых подробностей рассказ о том, как полвека назад юной девушкой пришла она в детдом преподавателем музыки… Затем я поехал в район второй раз, третий — записная книжка и воображение мое стремительно набухали; воспоминания людей, хорошо знавших Орлова, признательно и щедро лепили образ удивительного человека; говорили они о нем так, будто он навсегда остался с ними, мерили его мерой свои поступки и дела, и мне начало казаться, что только по нелепой случайности я все никак не могу застать его на месте…
А кончились поездки тем, что однажды — это однажды, если быть точным, заняло осень и всю зиму — я сел и добросовестно записал все, что узнал, увидел и услышал, — так и появилась эта книга. Не придумывая содержания, я не придумал и названия, оно возникло само по себе: роман по заказу. Роман — потому что в книге рассказывается не только об Орлове, но и о людях, с которыми он жил и работал, с их нелегкими подчас судьбами; по заказу — потому что книга действительно написана по заказу бухгалтера Александры Петровны, коллектива детского дома, районного комитета партии, всех, кто знал Орлова. И очень хочу, чтобы кое-кто почувствовал в этом названии некий вызов. С тех пор как существует советская литература, на Западе и за океаном не перестают твердить, что советские литераторы пишут по заказу, — подобные утверждения, то прямые, то несколько завуалированные сочувствием, оказываясь за рубежами родины, не раз самолично слышал и я. Да, по заказу! — хочется мне подтвердить таким названием и дать тем самым в руки подобным теоретикам прямую улику — чтобы задумались они над сутью и природой наших социальных заказов. Что же касается моей скромной работы — был бы счастлив, если б хоть частично сумел выполнить заказ моих читателей!
