Евгений Воробьев - Земля, до восстребования
Обзор книги Евгений Воробьев - Земля, до восстребования
Воробьев Евгений Захарович
Земля, до восстребования
Евгений Захарович ВОРОБЬЕВ
ЗЕМЛЯ, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
Роман посвящен советскому разведчику, полковнику Льву Ефимовичу
Маневичу (Этьен), которому в 1966 г. было посмертно присвоено звание
Героя Советского Союза.
В 1936 году Этьен жил в Италии под именем австрийского
коммерсанта Конрада Кертнера. Он добывал секретные сведения о военной
промышленности гитлеровской Германии. После ареста во время
следствия, затем в тюрьме и концлагерях советский разведчик до конца
остается мужественным. Уже будучи тяжело больным, он находит в себе
силы помогать товарищам по заключению.
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
1
Да, весна в этом году припозднилась. Горожане не доверяют пасмурному небу и не расстаются с зонтиками. Извозчичьи экипажи день-деньской разъезжают с поднятым верхом, а кучера не снимают плащей, отлакированных ливнями, дождями, дождиками и дождичками. Автомобили блестят, словно их заново выкупали в краске. Продавцы сувениров на пьяцца Дуомо не один раз на дню прикрывают лотки клеенчатыми фартуками. Уличные фотографы таскают громоздкие аппараты в непромокаемых чехлах, а сами не расстаются с зонтиками.
Голуби и фотографы кружат по площади в полном согласии. Голуби совсем не пугливы, а фотографы сами могут напугать бесцеремонной навязчивостью. Карманы у фотографов набиты вареной кукурузой: подкормка нужна, чтобы заснять клиента среди порхающей стаи, чтобы за крыльями не видно было самого воздуха и мокрой мостовой. И подобно тому, как голуби хищно дерутся зимой из-за нескольких зерен, фотографы чаще враждуют и ссорятся между собой в такое вот холодное ненастье, когда мало туристов.
Милан сегодня верен себе - небо прохудилось, моросит дождь. Как некстати Этьен оказался без зонтика! Он поднял воротник пальто и втянул руки поглубже в рукава - уберечь крахмальную манишку, уберечь манжеты.
На пьяцца Дуомо он прошел улочкой Томасо Гросси. Одни прохожие там при встречах вскидывают зонтик в руке, вытянутой вверх, а другие опускают зонтик как можно ниже - иначе не разминуться на узеньком тротуаре.
Небо стылое, в рваных тучах. То смутно видна, то исчезает золоченая статуя Мадоннины на шпиле собора. Туман стелется над Миланом холодной, промозглой тяжестью. На пьяцца Дуомо уже горят все восемь фонарей, каждый о шести лампионах, но светят они тускло, как за матовыми и пыльными стеклами.
Этьену с трудом верилось, что часа два назад его в полете ослепляло яркое солнце. Тень от учебного биплана "летающая стрекоза" скользила этажеркой по облачной кровле, прикрывшей Милан. Лишь Мадоннина время от времени показывалась в облачных просветах, чтобы блеснуть позолоченным одеянием и снова скрыться. Асфальт черно лоснился от дождя, все крыши сделались аспидного цвета.
Авиатор Лионелло предполагал, что они утром отправятся в тренировочный полет то ли на аэродром Тревизо, северо-западнее Венеции, то ли на аэродром Христофора Колумба под Генуей. Но куда полетишь, если, как говорят летчики, "консолей не видно"? В такую погоду только упражняться в слепых полетах или летать над знакомыми ориентирами.
На посадочной полосе блестели рябые от ветра, черные лужи. Этьен решился сесть только с третьего захода и все-таки посадил машину грубо, "с плюхом".
Инструктор Лионелло, весь в кожаных доспехах, щелкнул фотоаппаратом, замахал рукой, что-то закричал, но слов нельзя было разобрать из-за шума мотора. "Летающая стрекоза" подрулила и остановилась.
Кертнер отстегнул ремни, сдвинул очки на лоб. Взгляд его привлек стоящий неподалеку истребитель с немецкими опознавательными знаками. Кертнер вылез на крыло, поглядел на истребитель.
- Ну как, Лионелло? - с напускным самодовольством спросил Кертнер, снимая шлем с очками.
- Еще одна такая посадка - и остаток своей жизни вы пролежите в гипсе! - Лионелло не принял шутливого тона. - Захотелось поиграть с грозой? За каким дьяволом вас понесло в центр города? Поцеловаться с Мадонниной? Или снести макушку Дуомо?
Кертнер спрыгнул на мокрую траву и увидел, как рабочие подтаскивают брезент к истребителю. Ими распоряжался летчик в элегантном комбинезоне.
- Вот так встреча! - Кертнер подбежал к летчику, они обнялись. Кертнер повернулся к Лионелло. - Синьор Аугусто Агирре. В прошлом году на воздушных гонках в Англии занял второе место. Кубок короля Георга просто выскользнул из его рук. А это, - Кертнер повернулся, - высокочтимый синьор Ляонелло, мой инструктор. Кажется, сегодня он гордится своим учеником...
- ...особенно его идеальной посадкой, - нахмурился Лионелло. Держите, - он протянул фотоаппарат Кертнеру. - Сможете полюбоваться собой.
- Подождите минутку, - попросил Кертнер. - Пожалуйста, еще снимок. На память.
Кертнер и Агирре стали в обнимку на фоне истребителя. Лионелло щелкнул затвором, отдал фотоаппарат и ушел.
- Каким ветром? - спросил Кертнер.
- Контракт с Хейнкелем. Перегоняю эти игрушки за Пиренеи. Но... Агирре показал на грозовое небо.
Рабочие укрывали истребитель брезентом. Агирре помогал им, а между делом спросил:
- Опять собираешься в гости к королю Георгу?
- В этом году кубок разыграют без меня.
- Как всегда, коммерция мешает авиации?
Кертнер беспомощно развел руками.
- Поужинаем? - предложил Агирре.
- Сегодня в "Ла Скала" дают "Бал-маскарад", поет Титто Гобби. Вот если после театра...
- Позже буду занят... Понимаешь, обещал навестить одну скучающую синьору. Здесь замешана женская честь и достоинство испанского офицера... Тебе могу признаться: рад, что застрял в Милане...
- Если не улетишь, звони утром. - Кертнер протянул визитную карточку.
- Гуд лак, фрэнд!
- Ариведерчи, амиго!
Из-за Агирре он задержался на аэродроме. А потом еще нужно было добраться из местечка Чинизелло до города, заехать домой, наскоро переодеться...
Чтобы не промокнуть, уберечься от грязных брызг и вконец не испачкать лакированные туфли, Этьен пошел галереей Виктора-Эммануила. Мозаичный пол галереи пятнали следы, только они напоминали о слякоти.
У кафе Биффи, по обыкновению, околачивались биржевые агенты, валютчики, маклеры и просто любители посудачить о новостях, вычитанных из газет, а еще охотнее - о новостях, которых газеты не сообщают. В воздухе держался стойкий запах сигар и папирос, все прогуливались с зонтиками под мышкой.
2
Этьен едва не опоздал в театр. Войдя в партер, он мельком взглянул на часы, висящие над занавесом, - две минуты до начала.
У знатных театралов считается признаком хорошего тона прийти в самую последнюю минуту. Все взоры обращаются на тех, кто появился в пустовавшей ложе бенуара или величественно, неторопливо следует по проходу между кресел.
