Автор неизвестен - Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала
И вот бросил Кеба-крестьянин поющего сома Конко, рыбу голую и усатую, в мешок и отнес к своей самой молодой и красивой жене.
— Посмотри-ка, Тара! — сказал он. — Вот тебе рыба; она кормилась на нашем поле.
— Рыба кормилась на поле? Как заяц? Слыхано ли такое? — воскликнула юная Тара, хлопая в ладоши.
— Ну, не совсем, как заяц, эта рыба воровала на грядках.
— Рыба воровала на ноле? Видано ли такое? — поразилась молодая жена крестьянина Кебы.
И в ответ ей Конко-сом снова запел тихо и жалобно:
Я на вашем был поле,
Но не по своей воле!
Куропатка пришла ко мне, —
Теперь она улетела, —
Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»
Я ответил ей: «У меня пет лап».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет когтей».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет крыльев».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет перьев».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Привела меня куропатка Воло.
Я на вашем был поле,
Да не по своей воле,
А Воло улетела, — пррри-веттт!
Была Тара самой юной из жен крестьянина Кеба, но вовсе не самой глупой. В родной хижине ее многому научили. И узнала она от старых людей немало, прежде чем попала в хижину мужа. Но ни разу в жизни Тара не видела поющих рыб, не слышала, чтобы рыбы кормились на крестьянских полях!
И сказала Тара:
— Эту рыбу нельзя класть в котел даже с самыми лучшими пряностями, она не годится даже для самого сочного кускуса или риса с подливкой! Этот сом — не для еды. Если мы его съедим, нам не будет покоя.
— Что же нам с ним делать? — спросил Кеба-крестьянин.
— Отнесем его вождю Фаме.
Крестьянин Кеба был человеком добрым и кротким и всегда старался угодить молодой жене. Отказавшись от сочного кускуса и жирной подливки, он отнес вождю Фаме сома Конко, рыбу голую, усатую.
С немалым трудом и нескоро добрался крестьянин Кеба до Фамы. А когда добрался, сказал Кеба:
— Фама, я принес тебе рыбу, которую поймал на своем поле!
Приближенные Фамы уставились на Конко-сома, рыбу голую, усатую, похожую на обожравшуюся змею, и стали спрашивать друг друга:
— Может, этот человек не в своем уме?
— Может, он рехнулся?
— Рыба в поле?..
— Рыба?..
— Посреди полей?..
Вождь Фама был стар и многоопытен. Он знал, что крестьяне немногословны, ибо им чаще приходится говорить с молчаливой землей-кормилицей, чем с людьми.
И поэтому вождь просто спросил:
— А что она делала на твоем поле, эта рыба, голая и усатая? Ответь мне, человек!
— Она там кормилась, о Фама!
— Рыба кормилась на поле? Даже вождь Фама был поражен.
И тогда Конко-сом в ответ на его вопрос запел тихо и жалобно:
Я был на том поле,
Да не по своей воле!
Куропатка пришла ко мне, —
Теперь она улетела, —
Сказала: «Пойдем кормиться на поле!»
Я ответил ей: «У меня нет лап».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет когтей».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет крыльев».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я ответил ей: «У меня нет перьев».
«Я тебе одолжу», — сказала она.
Я был на том поле,
Да не по своей воле.
Привела меня куропатка Воло.
А сама улетела, — пррри-веттт!
Фама-вождь был мудр и преисполнен знаний, однако и он никогда не слышал о поющей рыбе, да еще такой, которая ходила бы на поля кормиться вместе с куропатками.
И решил Фама-вождь оповестить об этом неслыханном чуде весь свой народ и всех своих соседей. Повелел он бить в тамтамы, призывая всех людей явиться в нему в пятницу, дабы все увидели и услышали рыбу голую и усатую, которая кормится на полях и жалуется на свою судьбу в тихой и грустной песне.
И когда пришла пятница, Фама-вождь приказал своему гриоту Мабо показать всем собравшимся удивительного Конко-сома, поющую рыбу, что кормится на полях."
— Поющая рыба?..
— Которая кормится на полях?..
Все переспрашивали друг друга и не верили своим ушам.
— Как это рыба может кормиться на наших полях? — изумлялись подданные вождя Фамы.
— Как это рыба может петь? — еще громче вопрошали люди из соседних деревень.
— Да, эта рыба кормится на полях и поет! — уверил всех Мабо, гриот вождя Фамы.
Воцарилась мертвая тишина, и в этой тишине гриот Мабо поднес к своему правому уху усатую голую морду Конко-сома.
Но ни одного звука не издали толстые губы рыбы без чешуи. Конко-сом, голый Конко молчал. Не пел и не говорил.
Трижды вопрошал его Мабо, придворный гриот, но Конко-сом продолжал молчать.
Сам вождь Фама обратился к поющей рыбе. Конко-сом не ответил и вождю.
Не знал вождь, что рыба голая и усатая может только трижды пропеть свою песню на суше. Он подумал, что Конко-сом не хочет открывать свою тайну перед всей этой толпой, что собралась на него поглазеть. Никакая тайна не может быть достоянием всех и каждого.
Повелел Фама своему гриоту Мабо вынести Конко-сома за пределы владений и распорядиться с ним, как гриот захочет.
Мабо-гриот твердо знал, что нельзя убивать певца, что бы он ни пел, о чем бы он ни рассказывал. Даже если он говорит слова, неугодные сильным мира сего! Такие слова — всегда чистая правда, а если бы всех певцов убивали за правду, ни сам Мабо-гриот, ни предки его, гриоты, не прожили бы на земле и дня.
И вот Мабо-гриот унес Конко-сома далеко-далеко, к Большой реке.
Там он выпустил в воду рыбу голую и усатую и сказал ей на прощание:
— Брат мой, певец, никогда не кормись воровством на крестьянских полях!
Но едва повернулся гриот спиной к реке, как услышал из глубины песню Конко-сома:
Брат мой, гриот,
Всего страшней тот,
Кто в долг обещает,
Кто нас обольщает.
Мабо-гриот,
Когда час придет,
Они все отбирают,
Нас в беде оставляют.
Бойся этих обманщиков,
Брат мой, Мабо-гриот!
Охотник и крокодил
Всем известно, что охотники из племени бассари никого и ничего не боятся. Живут они в своих хижинах среди скал с незапамятных времен, а охотятся в саванне и джунглях. И даже львы и пантеры их не страшат.
Но однажды, в дальние времена, случилась с одним охотником бассари беда. Далеко от реки, чуть не посередине саванны, встретил он вдруг крокодила. Не поверил охотник своим глазам! Саванна в тех местах безводна и бесплодна, а до Гамбии-реки — целый день пути! Понятно, почему несчастный крокодил весь в пыли и в песке, еле дышит и только плачет. Сжалился над ним охотник, спросил:
— Что ты делаешь здесь, папаша-крокодил? Как ты приполз в этот край антилоп и львов?
Стыдно было крокодилу признаться, что пополз он за раненой антилопой, надеясь поживиться, а она от него убежала. И вот начал он выдумывать:
— Помоги мне, охотник! Обманул меня проклятый стервятник. Наговорил бог весть чего, будто посредине саванны есть большая заводь и дичи там видимо-невидимо! Вот и пополз я и выбился из сил, и теперь все эти стервятники кружат надо мной, ждут, когда я подохну. Помоги мне!
— Как же мне тебе помочь? — спросил охотник.
— Брат мой! — ответил крокодил, проливая крупные слезы. — Я знаю, что ты наш враг. Но если сегодня ты сжалишься и отнесешь меня к реке, клянусь: отныне и навсегда никто из моего племени не тронет никого из твоего племени, когда охотники-бассари будут охотиться у реки на буйволов или бегемотов. Клянусь!
«Что ж, — подумал охотник, — такая дружба пригодится! Тогда я смогу спокойно плавать по Гамбии-реке на своем челне».
— Хорошо, — согласился охотник. — Постараюсь тебе помочь. Но только я тебя закатаю в сеть и подвешу на посох, а то до реки далеко, иначе мне тебя не донести.
И вот закатал он крокодила в сеть, скрутил ему лапы лианами, связал челюсти на всякий случай. А потом перекинул посох с крокодилом через плечо и понес.
Сначала бежал охотник, потом шел, потом брел весь в поту, задыхаясь и отдуваясь.
Сколько раз он перекладывал посох со своей опасной ношей с плеча на плечо, он и счет потерял. Но все же добрался до берега Гамбии-реки и тут развязал крокодила.
Но папаша-крокодил ему сказал:
— Охотник, ты меня так долго нес, что у меня от лиан все лапы затекли! Прошу тебя, опусти меня прямо в реку!
Зашел охотник в реку по колени и уже хотел опустить крокодила в воду, но тот сказал:
— Зайди в реку по пояс! Здесь мне трудно будет плыть.
Зашел охотник в воду по пояс. Но крокодил попросил:
— Зайди еще поглубже, по самую грудь!
