Алена Бессонова - Сказки о тех, кто лапой чешет ухо
– Ты видишь тот пригорок? – зашептала Милка. – Как только стадо к нему подойдёт, сделай вид, что хочешь уйти. Шарик за тобой погонится, а ты быстро возвращайся назад. Он тебя кусать не станет, но внимание на тебя отвлечёт. Я, в это время, за пригорок залягу и притихну, когда стадо уйдёт, встану и побегу к лесу. Авось, Шарик не заметит, что одной коровы не хватает.
Так и сделали. Милка за пригорком лежала долго, боялась подняться. Когда встала, огляделась. Была она на поле одна – одинёшенька. Добралась Милка до леса далеко за полдень. Солнце уже позёвывало, спать собиралось. Только половинка его виднелась над горизонтом.
На фоне этой половинки увидел корову волк.
– Ах, ты, глупышка! Зачем под ночь в лес попёрлась? – улыбнулся серый зверь. Сердце его ликовало. – Сколько еды ко мне идёт? Мне с волчицей и детками на всю зиму хватит. Со стаей поделюсь – уважать больше станут.
Нападать волк решил, когда солнце совсем скроется за горизонт. Корова войдёт в болото и там увязнет всеми четырьмя ногами. Вязкая болотная жижа свяжет ей ноги не хуже верёвки. Боялся волк коровьих копыт, однажды уже в лоб получал. Потом долго в ушах звенело.
Неожиданно увидел серый, как на фоне краюшка солнца ещё одна тень пробежала – поменьше.
– Эх, ты радость какая, телёнок за ней увязался! Вот подвезло, так подвезло! – тешился волчара удачей.
А Милка, ничего не ведая, была на седьмом небе от счастья. Свобода! Медовая трава! Птицы поют! Шарика обманула! Ни у одной коровы не получалось, а у неё вышло! Ай, да Милка! Ай, да молодец! Медуницы вокруг видимо-невидимо – ешь, не хочу! Трава, действительно, особенная сочная, сладкая, во рту тает. Лес у болота тенистый. Пастись приятно, не то, что на открытом поле, как на сковороде, аж шкура на солнце подгорает.
– Ну вот, – подумала Милка, наевшись до отвала. – Пора домой. Полное вымя молока наела. Молоко тяжёлое медовое к земле тянет. Сейчас сыночку, бычку Кольке, букет травы нарву и пойду назад.
Не тут-то было! Потянулась Милка за стебельком Медуницы, враз застряла всеми четырьмя ногами в тяжёлой болотной воде, как в смоле.
– Ой, лишенько, моё лихо! – запричитала корова. – Как я теперь отсюда выберусь? Не уж то, погибель моя пришла?
– Согласен с тобой, люба моя, – прорычал волк из кустов. – Погибель твоя пришла!
Милка обернулась, вгляделась в тёмные кусты, увидела два ликующих злобных глаза. Оцепенела от страха. Ни одной из ног пошевелить не могла, так и стояла, замерев, как памятник.
Волк топтался на месте, разогревал мышцы, готовился к прыжку.
– Сейчас прыгну, вцеплюсь в глотку, и всё, мясо моё!
Уже в полёте перед глазами волка мелькнула знакомая тень, тогда он подумал, что бычок за мамкой увязался. Теперь тень прыгнула ему навстречу лоб в лоб.
– Ничего себе, зубы у бычка! Побольше моих будут! – последнее, что успел подумать волк перед ударом.
Бабах! Искры посыпались из глаз зверя, освятили окрестность. В их свете серый увидел большую, чёрную собаку.
– Чего надо, дворняжка?! – завопил волк. – Моя добыча! Пошёл вон!
При слове «дворняжка» собака показала все свои зубы.
– Ого! – подумал волк. – Зря я так! – примирительно добавил. – Хочешь, давай поделимся добычей, всем хватит?!
Собака, не сводя с волка глаз, зарычала:
– Уходи Милка! Беги в стадо. Один с волчарой разбираться буду!
– Не могу я, Шарик, ноги из болотной воды вытянуть, – заныла корова. – Засосало меня!
– А ну, вставай на дыбы! – взревел Шарик. – Большими скачками уходи – бычок тебя ждёт, плачет!
При упоминании сына, Милка сжалась вся, дёрнулась, выскочила из вязкой жижи, не хуже скаковой лошади, побежала из леса. Она неслась по полю, слышала за собой смертельный вой волка, грозный рык собаки. Затем всё стихло. Милка остановилась, прислушалась. Ничего. Тишина густела, ветер замер на лету, птицы угомонились, сова перестала ухать. Милка медленно поплелась в стадо. Всё время оглядывалась, может Шарик догоняет её. В эту ночь собака в стадо не пришла.
Наутро пастух, дед Караган, погнал коров на выпас один, без Шарика. Коровы шли понурые, траву по дороге на поле щипали вяло. Из строя не выходили, помнили правило сторожевой собаки – шаг в сторону считается побег!
Вдруг за пригорком зашевелилось что-то тёмное.
– Живой! – закричала Милка, и помчалась галопом, увлекая за собой всё стадо. Дед Караган едва поспевал.
За пригорком лежал истерзанный, но живой Шарик.
– Чего сгрудились? – едва слышно прошептал Шарик. – Быстро на поле. Траву жевать. Молоко наедать.
– Чего сгрудились? – закричала Милка. – Быстро на поле! Траву жевать! Молоко наедать!
Сама осталась подле собаки, раны ему зализывать, молоком отпаивать.
С той поры коров пасут втроём – дед Караган, собака Шарик, корова Милка.
Милка коровам спуску не даёт. Построже Шарика пасёт. Чуть что, сразу рогом в заднее место тычет. Шаг в сторону – считается побег!
О трёх Тимофеях
Жил-был мальчик шести лет, звали его Тимофей. Папа называл его Тимошкой, а если очень приставал с вопросами Мошкой – прилипалой. Приставал мальчуган часто, особенного, когда любопытничал, а любопытничал он всегда.
– Папка, зачем резиновые сапоги одеваешь? – вопил Тимофей из-под кровати – На рыбалку собрался? И я с тобой!
– Мамуль, а губная помада вкусная? – шептал мальчишка в ухо матери. – Почему одна ешь! Дай попробовать!
– Баб, а баб, где твои вставные зубы? Мне надо проволоку перекусить, своими не получается! – пыхтел Тимофей, выдёргивая кусок проволоки из садовой изгороди.
Вопросы и просьбы у мальчишки были заготовлены на все случаи жизни. Родители не успевали отвечать на один вопрос, а два других уже вываливались из Тимкиного рта.
– Боже мой! – кричала мама под вечер. – Ты можешь помолчать? Хоть минуту помолчать?!
– Надо придумать ему занятие, – однажды сказал папа маме. – У тебя есть мысли на этот счёт?
– Нет! – кричала мама – В моей голове уже нет больше ни одной мысли! Только отче-поче – отче-поче – отче-поче – му-у-у-у!
– Давай купим ему собаку, – предложил отец. – Сосед по даче хороших щенков продаёт, породистых.
– Давай! – неожиданно успокоилась мама. – Только небольшую!
– Конечно, небольшую – французскую породы Сен-бер – нар! – папа был очень доволен тем, что запомнил и смог произнести название такой сложной породы.
– Да! – расплылась в улыбке мама. – Я видела такую собачку французской породы. Прелесть! Прелесть! Берём!
Тимошка стоял за дверью. Слышал разговор родителей. Сердце его тревожно билось.
– Только бы не передумали, только бы не передумали, – повторял он про себя. – Пусть маленькая, но друг. Мой друг!
На следующий день Тимофей с папой поехали за собакой. Тимофей уже знал, как назовёт щенка. Он будет Тимом.
– У нас есть уже один Тимофей, – нерешительно сказал папа. – Может быть, Рексом назовём?
– Моя собака будет Тимом! – сын был непреклонен.
Прежде чем войти в соседскую дачу, мальчишка тихонько приоткрыл дверь, и всунул туда голову
– Если сейчас это будет не Тим, а какая-нибудь Чуча, – подумал Тимошка. – Сразу уходим!
Тим лежал в большой корзинке, грустил. Всех щенков разобрали – он остался один. Ему было скучно.
– Ах! – думал Тим. – Придёт, какой-нибудь маменькин сыночек, начнёт канючить, приплакивать. Хочу собаку, хочу собаку…. Я не бифштекс, чтобы меня хотеть!
Дверь скрипнула, Тим поднял голову и увидел висящую в проёме двери голову.
На её лице сияли два восторженных глаза. Глаза были озорные, любопытные, добрые.
– Тим! – закричала голова. Вслед за ней показался весь мальчик. – Тим! Это – мой Тим!
Тим был доволен, ему понравился мальчуган.
– Так он уже взрослый! – удивился папа.
– Какой он взрослый?! – завопил сосед, хозяин щенков. – Месяц назад родился!
– Как?! – в ответ заголосил папа. – Он огромный!
В корзинке стоял в полный рост и облизывал Тимошкину руку щенок. Ростом он был ровно в пол Тимошки. На могучей бело – коричневой голове горели два огромных черных глаза. Они занимали большую часть собачей морды. Остальная часть морды была носом. На его тёмной мочке искрились маленькие водяные капельки.
– Папа!? – умоляюще выдохнул Тимофей. – Он пойдёт с нами, правда!?
Теперь уже на отца глядели четыре просящих глаза – сына и собаки.
– Мы купили маленький поводок, Тимошка, – отец уверенно посмотрел на сына. – Нести не удастся – тяжёлый! Придётся вести на верёвке. Маму беру на себя, не бойся!
Как папе удалось уговорить маму, никто, кроме папы, не знает. Мама на третий день согласилась. В доме завертелась совсем новая жизнь. Два Тима в компании отца стали пропадать то на рыбалке, то на охоте, то на прогулке. В дом пришла тишина и покой. Первые несколько дней мама блаженствовала. Она могла бесприпятственно почитать книжку. Поболтать с подружкой по телефону. Повязать сыну свитер на зиму. На следующий день она могла почитать книжку. Поболтать с подружкой по телефону. Повязать сыну свитер на зиму. На следующий день она могла почитать книжку. Поболтать с подружкой по телефону. Повязать сыну свитер на зиму. Когда книжка была дочитана, подружка – болтушка надоела, а свитер был довязан, мама заскучала.
