Ольга Яралек - Сказки комнатных растений
— Не намочи меня, — недовольно сказала Глупость.
Зажмурив глаза, я даже подпрыгнула от радости: «Путешествие! Будет новое путешествие!» Как только появлялась Глупость, начинало происходить что— то сказочное.
— Здравствуйте, девочки, — не заставил себя ждать голос Пальмы.
— Здравствуй, Пальмочка!
— В путешествие?
— Да! — крикнула я.
— Тогда посильней качни мой лист!
Я качнула лист, на котором сидела Глупость, и всё замелькало перед глазами.
— Песочек-то жёлтый! — услышала я бодрый голос Глупости. — Так! Я здесь на пять минут, не знаю, как вы. Не собираюсь тут засохнуть.
Открыв глаза, я увидела голубое небо, которое на горизонте превращалось в белую полосу. А кругом пески, пески, пески. Они громоздились ярко-жёлтыми холмами и обрывались чёрными тенями. Дунул слабый ветерок, песчинки побежали, как живые, перебрались на новое место и замерли.
Жар шёл отовсюду: сверху, снизу, сбоку! Пекло солнце, песок был раскалён, и ветер дул горячим воздухом.
— Фуф! Пустыня! — прошептала я.
— Прячьтесь под мои листья.
— Нам ещё повезло. Смотри, как много пальм вокруг. Они дают тень и спасают от жары.
— Что-то тут не так, — заговорила Глупость, прячась под лист. — Где твои колючки там, утолщения, опушения, чтобы не высохнуть?
— Мне они не нужны. Ведь всё это необходимо тем растениям, которые испытывают недостаток в воде. Вот они её и удерживают разными способами.
— А как же ты? Разве ты в пустыне не испытываешь этот самый, как его… Недостаток воды?
— Мои корни пьют грунтовую воду, которая подходит близко к поверхности. Такие места в пустыне называют оазисами. А меня называют царицей оазисов. Мне не нужна защита от испарения. Я испаряю столько, сколько хочу.
Я стала внимательно разглядывать финиковые пальмы, живущие в оазисе. Они были высокими с красивыми длинными стволами. Веер огромных четырёхметровых листьев раскинулся серо-зелёным шатром на самой вершине ствола. Я решила пересчитать все листья, но вскоре сбилась со счёта. Пальмы царственно выгибались и медленно раскачивались.
— А царицей-то тебя почему назвали? За рост? — спросила Глупость, жуя финик.
— Думаю, всё-таки за дело. У местных жителей, кроме меня и песка, ничего больше нет. В одной старинной книге было написано о восьмистах одном способе использования пальм людьми.
— И как же, интересно? — спросила Глупость.
— Из моей древесины и листьев делают стены, крыши домов. Ствол идёт на мебель и кухонную утварь. Финики и пальмовый сок — на еду, питьё и лекарства. Местные жители научились делать из финиковых пальм одежду, обувь, лодки, луки, гарпуны, верёвки, циновки, мешки, корзины, паклю для набивания матрацев. Нечасто, но используют меня даже как топливо.
Я слушала Пальмочку, а сама смотрела по сторонам. Всё здесь было диковинно. И величественные живые пальмы среди мёртвого горячего песка, почти чёрные тени жёлтых песчаных холмов, но самыми удивительными были, конечно, огромные гроздья фиников под листьями. Никогда ничего подобного я не видела! Гроздья были из крупных, мясистых, полупрозрачных, словно наполненных мёдом фиников!
— Сколько у тебя фиников? Да какие крупные! Вкусные, наверно? — не успела сказать я, как Глупость уже полезла срывать новые плоды.
Я потянулось остановить её, но Пальма сказала:
— Пусть срывает, не жалко. У меня сейчас двести килограммов фиников созрело. С каждым годом фиников появлялось больше и больше. Сейчас их столько, сколько может быть при самом хорошем урожае у нас, пальм.
— А сколько тебе лет?
— Мне уже пятнадцать лет.
— А бабушка говорит, что ты плохо растёшь!
— В комнате я расту медленно. Но здесь, у себя на родине, когда температура тридцать два градуса, я начинаю вытягиваться к солнышку.
— А если температура выше или ниже?
— Тогда расту, но медленнее.
— А когда ты цветёшь? Голова от твоего цветения не болит? — спросила Глупость, запихивая в рот финик.
— Цвету я в феврале, и голова от аромата моих цветов не болит. А почему ты спрашиваешь, Глупость?
— У Глупости сильно голова болела, когда цветочки алоэ появились.
Пальма не успела ответить. Из-за песочного холма вышел верблюд, за ним ещё и ещё! Они шли вереницей, ступали важно. На верблюдах сидели люди и радостно перекрикивались.
— Это караван. Люди радуются возможности передохнуть в тени моих листьев, напиться воды и отведать вкусных плодов.
Караван важно зашёл в оазис. Люди начали спрыгивать с верблюдов и располагаться под широкими листьями пальм. Они разворачивали ковры, доставали еду. Один смуглый мужчина взял закруглённый нож и полез по стволу нашей пальмы вверх. Сначала я испугалась. Но, приглядевшись, увидела, что мужчина улыбается и что-то напевает себе под нос:
«Если финики добыть,
Можно голод утолить!
Силы всем они дают,
И верблюд мой тут как тут!
Хлеб пустыни, хлеб пустыни —
Самый главный ты поныне.
Вкус твой сладкий всем известен,
Буду я с тобою честен,
Не сорву я все плоды,
Нет для этого нужды.
Хлеб пустыни, хлеб пустыни —
Самый главный ты поныне.
Путникам другим поможешь,
Утолить их голод сможешь.
Самый вкусный в мире плод,
Так и просится он в рот».
Мужчина срезал большую гроздь фиников и спустился вниз. Передохнув, караван скоро вновь пустился в путь, а мы с Глупостью улеглись на гладких листьях и стали пить удивительно вкусный голубовато-белый сахарный сок, которым нас угостила пальма.
— А вот интересно, — заговорила Глупость, — сколько литров такого сока ты можешь дать?
— Литров триста.
— Батюшки! А сколько килограммов плодов?
— Килограммов двести.
— Ну, да. Ты же уже говорила. А почему тот мужчина спел «и верблюд мой тут как тут»?
— Потому что финики здесь едят не только люди, но и верблюды, и лошади, и даже собаки.
— Что же получается? Ты тут всем даёшь всё необходимое! И пищу, и питьё, и кров!
— Так и получается, потому что я в пустыне одна. Есть финиковая пальма в пустыне — есть жизнь.
Раздался скрип песка. Из-за холма снова показался верблюд.
— Ещё один караван, — важно сказала Глупость.
— Возможно, — ответила Пальма. — Караванщики все знают мой оазис. Но нет, это не караван. Это одинокий путник. Я его знаю, это лекарь.
— А ему здесь что нужно?
— Тоже, что и всем. Финики.
— Покушать?
— Лечить людей.
— Как? Ты тоже лекарственная?
— Нет, я не лекарственная, но мои плоды обладают лечебными свойствами.
— И какими?
— Финики помогают при сильном кашле, укрепляют зубы и кости, ведь они содержат много кальция. Если сахара в крови мало, начинается головокружение, а финики сразу повышают содержание сахара!
— Ну, ещё бы. Это ведь сам сахар и есть, только с косточкой, — со знанием дела повторила я бабушкины слова. Мне здесь очень нравилось.
«Не то, что на алоэ. Когда некуда было спрятаться от палящих лучей, и мы изнывали от жажды. А здесь! Красота. Жарко, конечно, но под широкими листьями пальмы палящие лучи солнца не беспокоят. Напиться можно вдоволь. Так хорошо, что даже спать хочется», — думала я.
И действительно слабый жаркий ветерок убаюкивал, поглаживая щёки. Лист плавно качался вниз-вверх. Тишину нарушало лишь сухое перешёптывание листвы. Веки закрывались сами собой. Глупость посвистывала на соседнем листе, она уже давно заснула. Прищурив глаза, я смотрела на небо и думала о караванах, которые медленно движутся по пустыне и …
ТУК-ТУК-ТУК.
Мои глаза открылись. Оказывается, я тоже заснула. Кто стучит? Наверное, Глупость опять что-нибудь придумала. Но нет. Глупость сидит на соседнем листе и смотрит на меня.
ТУК-ТУК-ТУК.
Значит, это не сон? Мы свесились вниз. Молодую пальмочку, что стояла рядом с нашей Пальмой, рубили. Новый караван вошёл в оазис. Люди уже сидели на коврах, пили из кувшинов и ели с подносов.
— Что это? — с тревогой спросила я.
— Так добывается особое лакомство, — вздохнула Пальма. — Сердцевина молодых пальм очень вкусная. По вкусу напоминает миндаль. Но такое удовлетворение желаний путников для нас смертельно.
— Молодая пальмочка погибнет?
— Уже погибла.
— Как же так! — расстроилась я. — Им мало сладких фиников?
— Люди часто бывают неразумны.
Мужчины начали сворачивать свои ковры. Они уходили из оазиса, который осиротел, потеряв одну молоденькую пальмочку.
— Иногда люди ведут себя странно. А ведь они знают, к каким страшным последствиям может привести гибель оазиса.
