Олесь Бердник - Окоцвет
— Молча. Так до самого села старуха и бежала за ним рысцой. А уже у села мешок остановился и ни с места! И только тогда Семениха оглянулась, обошла мешок вокруг — нет никого. Сидит, бедная, трогает себя за голову — уж не горячка ли у неё, уж не приснилось ли?
— Вот люди, — сказала бабушка Соломия, — не привыкли, чтоб добро невидимо творилось, без благодарности, и удивляются, когда оно даётся им просто так.
— Да какое там добро, — махнул рукой отец. —
Просто старуха в беспамятстве сама дотащила мешок до села. Голова у неё уже не девичья, забывает она всё, спит на ходу. Приснилось ей, что мешок плывет, а на самом деле всё просто…
— Много ты понимаешь, — ответила бабушка. — Ты всё, если бы можно было, охаял. Не только Семениха про чудеса рассказывает. Вон со сколькими ещё людьми чудеса творились. Вчера приехал из района председатель «Заготскота»… не знаю его фамилии… поохотиться на диких кабанов…
— Запрет ведь на кабанов, — сказал Слава.
— В том-то и дело. Кому запрет, а кому и нет. Пошёл он с лесниками, бродили, бродили по лесу, в Карани. Гриша-егерь знает все ходы-выходы, он повёл того председателя в Чёртову долину, а потом аж в Палёное. Видели они диких кабанов или нет, а косулю встретили. Ну, горе-охотник и начал целиться в неё. Косули ведь не убегают, привыкли к людям, потому что люди кормят их сенцом зимой. Егерь просит этого «Заготскота» — не надо, мол, стрелять! Потому что достанется мне, достанется и вам! А он взял да и выстрелил! А косуля, рассказывали лесники, совсем недалеко была, саженях этак в двадцати…
— Ну и что? — поинтересовался отец.
— А то, что косуля жива и невредима, а охотник тот закричал, схватился за живот и упал…
— С чего бы это?
— Потому что дробь попала ему 8 живот. Весь заряд…
— Как же это так? — недоверчиво спросил Слава.
— А так! Чудо! Лесники бросились к нему, взяли ружьё, думали, что вырвало сзади. Так нет. Ружьё целое, а дробь полетела не вперед, а вернулась к тому, кто её послал. Вот как. Не стреляй, куда не следует!
— А что с ним, с этим «Заготскотом»? — тревожно спросила мать. — Не умер?
— Ну и чего бы это он умер? — махнула бабушка рукой. — У него сала на три пальца. Повезли его в район да в больницу, вытянули дробины, уже ходит…
— Гм, — сказал отец, но не смеялся и не комментировал бабушкин рассказ.
— Ещё и не такое случилось, — подхватила мать, неся горшок от печи к столу. — Пошёл Грицько Маркианов рубить ёлки на слеги. Вчера это было.
Взял топор, наострил его, как надо. Пришёл, говорит, нигде никого. Поплевал на руки, замахнулся, а топор из рук вон!
— Как это из рук? Что он — пьяный был? — не удержался отец.
— Да нет! Взял снова, замахнулся, а он — тюк! — в землю!
— Определённо хлебнул!
— Нет, говорит, росинки во рту не было! Ещё раз замахнулся — чуть было сапог не рассёк! Выругался, ещё раз попробовал, ударил-таки по ёлке, а топор так и раскололся!
— Всё это чудо-цветок делает, — сказала счастливая бабушка Соломия. — Чует моё сердце, что сказка возвращается. Вот и сегодня хотели дачницы лилий нарвать, а они не даются…
Отец принялся за ужин, а Слава задумчиво смотрел перед собой, вспоминая и свою, такую необычную встречу с незнакомой девочкой. Не связаны ли все эти чудеса с ней? Ниточка тянется к звёздам, к призрачной старушке, потому что все чудеса начались именно с той воробьиной ночи…
УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ
Слава сидел в бурьяне за покосившимся плетнём, поглядывал на окна и двери, — не выйдет ли Катя, не покажется ли?
Шли часы. Девочка не появлялась. В маленьких окнах было слепо, пусто. Потом из трубы поплыла синеватая струйка дыма, запахло хвоей. Наверно, кто-то растопил печку.
На крыльцо вышла старушка. Слава внимательно посмотрел на неё, разочарованно вздохнул. Это бабушка Дарья. Может, расспросить её о Кате? Да нет, нельзя… Лучше подождать, чтобы не рассердить девочку.
Небо между вершинами вызвездило, низом покатился холодок. Слава съёжился, у него начали неметь руки. В сердце нарастало нетерпение: и чего это он должен мучиться в бурьяне? Подкрадётся, заглянет в окно. Может, Кати нет дома? Может, она пошла гулять — тогда и ждать нечего…
Мальчик подкрался к окошку избушки — эту половину покойный лесник всегда сдавал дачникам, наверное, Катя поселилась здесь. Отклонив ветку одичавшей розы, Слава заглянул в окно. В комнатке плавал голубой свет. Что такое — неужели у бабушки Дарьи завёлся телевизор? Мальчик прислонился лбом к холодному стеклу, замер от неожиданности. Он увидел посреди комнатки маленькую сгорбленную фигуру старухи. Вот она шевельнулась, повернулась к нему лицом. Он чуть не вскрикнул: так это же знакомая баба-яга из Чёртовой долины! Значит, ему не приснилось, он на самом деле видел и волшебную избушку, и удивительный огненный клубочек?! И Катя тоже от неё! Мальчик хотел уже было постучать в окно, когда посреди комнаты появилась Катя. Она, сложив руки на груди, остановилась перед старушкой, что-то сказала. Старушка коснулась пальцем её груди. И сразу же на этом месте загорелась ярко голубая звёздочка. Вокруг огненного пятнышка вспыхнула спираль, начала разворачиваться. Шире, больше! Спираль захватила лицо, руки. Фигура девочки таяла, исчезала. Слава застыл от неожиданности: что же это происходит? Катя умирает? Её не станет?
Спираль сплелась в тугой клубок огнистых нитей, уплотнилась, превратилась в нежный, жемчужно-голубой шар. Мальчик едва не подпрыгнул от догадки: так это же Нанти, огнистый клубочек!
Клубочек, ритмично помигивая, плавал над земляным полом. В красном углу в голубых лучах, лившихся неведомо откуда, Слава увидел большой трёхлепестковый цветок. Чудо-цвет, который встретился ему вечером в Чёртовой долине! Ой! Значит, Катя умеет превращаться во что угодно?
Мальчик зашевелился от возбуждения, куст за-трещал. Старуха взглянула в окно, увидела его. Но на лице её не отразилось ни тени удивления. Она подошла ближе, толкнула оконную раму, та легко поддалась. Слава не знал, вставать ему или сидеть. Было неудобно, стыдно, страшно…
— Ну, старый знакомый, — пропела старушка, улыбаясь таинственно и немного насмешливо. — Добрый вечер!
— Здравствуйте! — прошептал Слава, продолжая сидеть в бурьяне.
— Неужели тебе тут удобно? — удивилась старушка. — Уже несколько часов ты мёрзнешь на дворе, тебя жалит крапива, а ведь так просто — подойти, попросить разрешения войти…
— Катя запретила, — смущённо сказал мальчик.
— Она не запрещала, а просила, — укоризненно сказала старушка. — Ты не послушал. Знаю — полюбил её. Никто на тебя не сердится. Наоборот, ты славный паренёк. Я понимаю, что привело тебя не простое любопытство. Вставай, иди сюда. Не бойся…
Слава быстренько обежал избушку, вошёл в комнату, несмело остановился у стола. Цветок покачивался в воздухе, источал волны тонкого аромата, в нём было дыхание весенних цветов, первой грозы, днепровского луга.
— Это — Катя? — проглатывая сухой комок в горле, прошептал мальчик.
— Нанти, — сказала старушка. — Для Земли — Катя. Ты ведь встречался с ней, когда она была в таком образе. В лесу…
— Я помню…
— Тогда мы испытывали тебя. Сначала сомнения. Потом — вспышка веры. Хорошо, что сказка победила. Только потому Катя и подошла к тебе…
— Там… на речке?
— Да. Ты, наверное, удивлялся… мучился… кто да что? Правда?
— Я… догадывался… но только и теперь я не пойму…
— Чего, мальчик? — ласково спросила старушка.
— Зачем вы её сделали… цветком?
— Она и есть цветок, — сказала старушка.
— Цветок? — Мальчик раскрыл от удивления рот. — Как это?
— Тебя удивляет, что цветок — разумное существо? Ты снова забываешь, что встретился со сказкой…
— А как же тот её образ? — грустно спросил Слава. — Девочка Катя?
— Ты дал цветку такой образ…
— Я?!
— Ты. Помнишь — ты рассказывал нам сказку о спящей царевне. Нам очень понравился твой рассказ. И красота царевны, которую ты описал. Нанти решила для Земли избрать образ той царевны…
— Почему? Почему именно его?
— Чтобы быть близкой тебе, Славик, — ласково ответила старушка. — Эта сказка твоя любимая, значит, ты должен полюбить и того, кто вышел из твоей сказки…
— А зачем… снова цветочек? Пусть бы вечно была девочкой, — печально сказал Слава.
— Ты всё хочешь узнать сразу, — укоризненно произнесла старушка. — Даже сказка не сразу молвится, на всё нужно время… иногда страшное время, тяжкое! Не всякая сказка весёлая, мальчик… Будь терпелив! Скажи честно — тебе понравилась Катя… не только такая, как была она девочкой, а вот такая, как Нанти?
Слава кивнул, нежно посмотрел на цветок. Старушка заметила этот взгляд, довольно улыбнулась.
— Ты принимаешь её такую, как есть?
