Юзеф Крашевский - Там, где Висла-река (польские сказки)
— Не горюй, сынок! Другую полюбишь.
— Нет, матушка. Была она красавица из красавиц. Век бы глаз от неё не отвёл, всё бы смотрел да смотрел… Не найти другой такой в целом свете.
Потускнел ликом месяц, затуманился. Вздохнул, укрылся облаком и заснул.
Старушка превратила опять челнок в Тремила и говорит:
— Слыхал, что месяц сказал? А теперь на землю живо ступай. Не то ветер налетит, сдует облако, сын озябнет и проснётся.
Поклонился Тремил старушке, на Жар-птицу сел и полетел вниз, на равнину, где его конь поджидал. Опустилась Жар-птица на землю, Тремил на коня пересел и в замок поскакал, а чудо-птица над ним летит, крыльями шумит.
Узнал король, отчего месяц за щит схоронился — возгордился, возрадовался. Ещё бы! На всей земле он один эту тайну знает. А Тремил?.. Вот незадача! Надо от него поскорей избавиться.
Да как это сделать? День и ночь стережёт его Жар-птица. А у Жар-птицы когти, точно крючья железные, клюв, точно молот бьёт, свет от неё идёт, как от солнца в зной.
Пока король голову ломал, как от Тремила избавиться, новость весь дворец облетела. А дело было так.
Затворился король с Тремилом за семью дверями, на семь замков замкнулся, а придворный притаился за занавеской и разговор подслушал.
Хитёр король, а придворные ещё хитрее.
Вот приходят они к королю и говорят:
— Всемилостивый государь, Тремил похваляется, будто со дна морского может достать красавицу панну.
— А красоты она невиданной…
— Коли сам месяц от любви померк, побледнел и с той поры еле светит, значит, так оно и есть.
— Месяц в красоте толк знает. Кто больше него красавиц повидал?.. В корчме ли веселье, в усадьбе ли пир, во дворце ли бал или свадьба, он тут как тут, в окошко всю ночь до рассвета глядит. А облюбовал себе одну, значит, и впрямь она красавица из красавиц.
— Пускай Тремил со дна морского её добудет и в замок приведёт.
На все лады расхваливали красавицу, и вот вдовый король решил на ней жениться. Обрадовались придворные. В первый раз от Тремила не удалось избавиться, во второй не удалось, авось в третий раз он себе шею свернёт.
Наутро зовёт король Тремила и говорит:
— Хочу я на красавице, на панне морской, жениться. Достань её со дна морского и привези в замок.
Опечалился Тремил. Идёт в конюшню и говорит коню:
— Конь мой быстроногий, друг мой верный, приказал мне король панну со дна морского достать.
А конь в ответ:
— Вот когда беда пришла. Море по доброй воле панну не отдаст. Ну, да делать нечего, или погибнем, или с добычей назад воротимся. Кликни Жар-птицу — да в путь!
Вот отправился Тремил в дорогу. Верный конь под ним копытами стучит, Жар-птица над ним крыльями шумит.
Ехали они три дня и три ночи и приехали на берег синего моря.
Возле берега на волнах лодка качается. Взошёл конь с седоком в лодку. Лодка от берега сама отчалила, а Жар-птица поверху летит, море золотым светом освещает.
— Ты, — говорит конь Жар-птице, — поверху лети и нам свети. А ты, Тремил, морскую панну зови. Девять раз кликай — не отзовётся она на девятый раз — погибли мы. Лодку волны захлестнут, а Жар-птица с горя утопится.
Вот приплыли они на середину моря. Жар-птица над ними летит и так ярко светит, что на дне каждый камешек, каждая рыбка видна.
Разглядел Тремил морскую панну и позвал её.
Море синее разгневалось, панну ещё глубже спрятало, лодку закачало, зашумело грозно.
Вот в другой раз находит Жар-птица панну, в третий, в четвёртый. И так восемь раз: Жар-птица её найдёт, Тремил позовёт, а море в глубину спрячет — панна не отзывается, не слышит.
Бушует море синее, ревёт, волны до неба вздымает, лодку, как скорлупку ореховую, швыряет — вот-вот опрокинет.
Собрался с силами Тремил и закричал в последний, в девятый раз, да так громко, что синее море перекричал.
Услышала панна, поднялась со дна на коралловой лодочке и говорит:
— Ты чего меня звал?
— Король приказал тебя в замок привезти — хочет он на тебе жениться.
— Королевский приказ мне не указ, — говорит панна. — Сперва я с ним силами померяюсь. Кто победит — тот и приказывать станет. Вот тебе мой перстень и меч. Поезжай к королю и слова мои передай.
Успокоилось море, улеглись волны и прибили лодку к берегу.
Проходит день, другой, а на третий приезжает в замок морская панна. Доспехи на ней серебряные, конь под ней, как ночь, чёрный, стяг над ней, как пламя, алое.
— Выходи, король, на бой! — кричит панна. — Будем силами мериться. Кто победит, тот и приказывать станет.
Выходит король, посмеивается. В два счёта, думает, её одолею.
Сверкнули мечи, со звоном ударились — поздоровались.
Панна взмахнула мечом — король наземь упал.
Ступила она ногой на грудь ему и говорит:
— Недостоин ты быть королём! К тебе в замок герой пожаловал, вещий конь его носит, Жар-птица ему служит. А ты его мощь не народу на пользу обратил, а на прихоти свои. Погубить его задумал, вместе с придворными завистниками со света сжить. Ступай прочь с глаз моих! Отныне королевством твоим Тремил будет править.
Прогнали короля со двора, и пошёл он скитаться по свету — где ночь переночует, где две, а на третью и ночевать негде.
Так стал Тремил королём, а морская панна — королевой.
Месяц хоть и засматривается на красавицу королеву, но Тремил на него не сердится. Пускай глядит, всё равно на землю не спустится.
Дар чёрного лешего
Жил-был бедный крестьянин в одной деревне. Как ни бился он, ни трудился, а не мог с семьёй прокормиться. Вот и прозвали его соседи Горемыкой.
Достался ему от отца земли клочок, да какой от него прок? Слева — болото, справа — песок, вереск даже и тот не растёт, только посерёдке узенькая полоска землицы вся в ямах да каменьях. Какой уж тут достаток!
Вот отправился как-то осенью мужик свою полоску под озимые пахать. Конь — кожа да кости, еле тащится, выщербленный лемех по камням скрежещет. У мужика по лбу пот градом катится, словно в знойный июльский полдень. А на дворе мелкий холодный дождик моросит, даль мглой затянуло, как по осени бывает.
Пашет мужик и пашет. Умаялся, живот совсем подвело. Отдохнуть бы да хлебушка пожевать, что за пазухой спрятал. «Нет, — думает, — поработаю до полудня без отдыха».
Хорошо работа спорится, когда сила есть. А у бедного мужика сил мало, и голод его донимает. Куст шиповника отдохнуть манит, от дождя укрыться. Приостановился мужик, краюшку из-за пазухи вынул, оглядел, понюхал. «Может, съесть? — думает. — Хлебушек добрый, из чистой ржи, хоть и чёрствый, а корочка вкусно пахнет… Только солнышко ещё низко, до полудня далеко… Съем краюшку сейчас — до вечера не дотяну. Нет, обождать надо. Положу-ка я лучше хлеб на межу под куст: пускай не соблазняет».
Обернул краюшку льняной тряпицей, чтобы сырость осенняя не пропитала, и с тяжёлым вздохом положил под куст на межу.
Пашет он и не глядит по сторонам: ни налево, ни направо — ни на болото топкое, ни на песок бесплодный.
А за болотом и вовсе трясина бездонная, и водилось там леших видимо-невидимо.
Зелёный Леший к себе в топь заманивал. Ухватится жабьими лапищами за колёса — они по ступицу в трясине увязнут. Большущей зелёной жабой запрыгает перед конскими мордами — кони в сторону шарахнутся, упряжь порвётся, телега сломается, а измученные, перепуганные люди плутают до рассвета, дорогу ищут.
Жил там и Синий Леший. Этот по протокам, по ручейкам из болота в реки и озёра выплывал. Сети у рыбаков рвал, рыбу распугивал. А то плотину прокопает, воду спустит, и водяная мельница остановится.
Рыжий Леший болотную лихорадку на людей напускал.
Но отчаянней всех Чёрный Леший был. Только он отваживался средь бела дня из болота вылезать, по окрестным полям скакать, в хаты заглядывать да высматривать, что бы ему натворить, как навредить людям, горе-беду наслать на них.
Вот как-то вылез Чёрный Леший из трясины, за кустом шиповника притаился. Луп-луп глазищами, озирается, что бы такое выкинуть, себя, лешего, потешить.
Видит, мужик из-за пазухи хлеб достал, со всех боков оглядел, в тряпицу льняную завернул и со вздохом под куст положил на межу. А сам опять за соху взялся.
Только мужик спиной к лешему повернулся, леший краюшку схватил и шмыг в кусты. Сидит и ждёт, что будет. Мужик покражу обнаружит, ругаться небось станет, вора проклинать да их, чертей, поминать. Вот потеха!
Тут солнышко из-за туч выглянуло, весь свет позолотило, короткие тени легли на мокрую землю от деревьев и кустов.
Пахарь из-под ладони на небо глянул, вздохнул с облегчением: вот и полдень, время червячка заморить. Вывел он коня на межу: пусть попасётся малость, а сам к кусту зашагал, где хлеб спрятал.
Подходит, а хлеба-то нет, одна тряпица на земле белеет. Мужик глазам своим не поверил. Что за напасть?
