Миядзава Кэндзи - ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ
У троих снежных человечков, которых ведьма притащила из западных пределов, в лицах не было ни единой кровинки. Они молча кусали губы, размахивая кнутами. Ни зги не видно — где холм, где снежный вихрь, где небо… Только носится снежная ведьма. Только слышны ее вопли, свист кожаных хлыстов, да тяжелое дыхание девяти снежных волков, бегущих сквозь снег. И среди всего этого ужаса донесся вдруг тоненький плач мальчишки в красном одеяле. Ураган сбивал его с ног.
Глаза снежного ребенка вспыхнули странным огнем. Несколько минут он о чем-то размышлял, потом вдруг что было сил взмахнул своим кнутом и побежал. Однако ошибся дорогой и наткнулся на черную гору, поросшую с южной стороны соснами. Он снова зажал свой кожаный кнут подмышкой и навострил уши.
— У-у, хватит бездельничать! Сыпьте, сыпьте. У-у! Сегодня четвертый день месяца нарциссов! У-у-у-у!
Среди порывов яростного ветра и шелеста снега слышался жалобный плач. Снежный ребенок устремился на этот звук. Волосы снежной ведьмы хлестнули его по лицу. В этот момент мальчик с красным одеялом на плечах, не в силах вытащить увязшие в снегу ноги, покачнулся и упал. Упершись руками о землю, он плакал, тщетно пытаясь приподняться.
— Набрось на себя одеяло и ляг ничком! Набрось одеяло и ляг ничком! — крикнул на бегу снежный ребенок.
Однако мальчик услышал лишь свист ветра, а увидеть он и подавно ничего не мог.
— Ляг ничком. Не двигайся! Скоро метели конец. Накинь одеяло и не вставай! — вновь крикнул снежный ребенок, возвращаясь к мальчишке.
А тот все боролся с метелью, пытаясь встать.
— Ляг, у-у-у, я сказал, лежи ничком и молчи! Сегодня не так холодно, ты не замерзнешь! — закричал снежный ребенок, проносясь мимо.
Но мальчик упрямо сжал губы и с плачем опять попытался встать.
— Нельзя вставать! — Снежный ребенок толкнул мальчишку в спину — и тот рухнул, как подкошенный.
— У, еще, еще наддайте, хватит бездельничать! У-у!
Это подлетела снежная ведьма. В ее будто разодранной пополам фиолетовой пасти торчали острющие зубы.
— Ого! Какой у нас тут хорошенький ребеночек! Ну, теперь он мой! Сегодня четвертый день месяца нарциссов, славненько будет заполучить человеченки!
— Притворись, что ты умер, — тихо сказал снежный ребенок и снова толкнул мальчишку. — Лежи. Нельзя двигаться. Нельзя двигаться.
Снежные волки крутились, как бешеные, черные лапы мелькали среди снежных туч.
— Да, да, вот так, хорошо. Насыпьте снега побольше! Не лениться! У-у-у, у-у! — Снежная ведьма снова пропала куда-то.
А мальчишка все пытался подняться. Снежный ребенок рассмеялся и еще раз толкнул его. Сгустились лиловые сумерки, хотя было не больше трех часов дня, казалось, что солнце зашло, и наступает ночь. Мальчишка совсем обессилел, он уже не пытался подняться. Снежный ребенок с улыбкой укутал его красным одеялом.
— Поспи пока. Я тебе еще одеял принесу. Ты не замерзнешь. Спи до утра — пусть тебе снятся сны про карамель.
Снежный ребенок пробежался вокруг мальчишки, и насыпал поверх него целый сугроб. Уже и красное одеяло исчезло под снегом, даже не скажешь, что тут лежит человек.
— У этого мальчишки была моя ветка омелы, — прошептал снежный ребенок и захныкал. Вот притворяшка-то!
— Сегодня будем работать до двух часов ночи. Четвертый День месяца нарциссов, нельзя спать. Сыпься снег! У-у-у! — Донесся сквозь ветер крик снежной ведьмы.
Ну, а потом солнце и в самом деле зашло — среди ветра, снега и взлохмаченных серых облаков, и всю ночь падал, и падал, и падал снег. Когда ночь была уже на исходе, снежная ведьма еще раз пролетела с юга на север.
— Ну что, можно передохнуть. Полечу-ка я теперь к морю, можете за мной не следовать. Отдохните, будьте готовы к новой работе. На славу потрудились! Отличное завершение четвертого дня месяца нарциссов!
Во тьме дико сверкнули ее глаза, иссохшие космы взметнулись в вихре, и она улетела на восток.
В долине и на окрестных холмах воцарилась тишина. Только снег сиял чистой незамутненной белизной. Небо совсем очистилось, и высоко в небе, синем, как цветы колокольчиков, замерцали звезды.
Снежные дети собрали своих волков и, наконец, обрели возможность поговорить друг с другом.
— Ну и кошмар.
— Да уж.
— Когда еще встретимся?
— В этом году еще пару раз непременно.
— Хочется поскорее на север.
— Да уж.
— Наверное, тот мальчик умер.
— Да нет, он живой. Спит себе. Завтра я там поставлю метку-
— Ну, пора возвращаться. До рассвета надо успеть.
— Хорошо. Но я никак не пойму. Видишь, три звезды созвездия Кассиопеи? Как они ярко горят. Почему же идет снег, если горит огонь?
— А это как с сахарной ватой. Крутится электрический круг — и сахар превращается в воздушную вату. Так что, чем жарче огонь, тем лучше для снега.
— А, вон оно что…
— Ну, бывайте.
— Прощайте.
Три снежных ребенка и девять снежных волков отправились на запад.
Вскоре небо на востоке замерцало, как желтая роза, засверкало янтарным цветом, запылало золотом. Холмы и равнина лежали под снегом.
Снежные волки рухнули на землю без сил. Снежный ребенок тоже уселся и рассмеялся. Его щечки снова алели как яблочки, а дыхание было как аромат лилий.
Яркое солнце величественно поднималось из-за горизонта. Утро было свежим и невыразимо прекрасным. Окрестности заливали лучи персикового цвета. Снежные волки поднялись, широко зевнули, и в открытых пастях затрепетали язычки лилового пламени.
— Следуйте за мной. Как только взойдет солнце, нам нужно разбудить мальчишку.
Снежный ребенок побежал туда, где накануне засыпал мальчишку снегом.
— Ройте здесь.
Снежные волки тут же принялись рыть снег задними лапами. Ветер уносил снежную пыль, словно дым.
Из деревни спешил человек в снегоступах и меховой накидке.
— Довольно! — приказал снежный ребенок, когда из-под снега показался краешек красного одеяла. — Твой папа пришел. Просыпайся! — крикнул он, взлетая на дальний склон, и поднял облако снежной пыли.
Мальчишка зашевелился. А к нему уже что было сил бежал человек в меховой накидке.
АПРЕЛЬ ГОРНОГО ЛЕШЕГО
В кипарисовой роще на горе Нисинэ охотился горный леший. Выгнув спину, как кошка, и выпучив огромные, словно блюдца, золотые глаза, он выслеживал зайцев.
С зайцами нынче не повезло, зато удалось изловить фазана. Потревоженный фазан попытался было взлететь, но леший, сжавшись в пружину и прижав к себе руки, метнулся вперед и упал на фазана, расплющив того в лепешку.
Обрадовался леший, аж покраснел весь, растянул в ухмылке пасть от уха до уха. Небрежно помахивая добычей, он вышел из рощи. Выйдя на южную сторону, сплошь залитую солнцем, он вдруг бросил фазана в сухую траву, поскреб ногтями в красных волосах, свернулся калачиком — и сладко заснул.
Где-то неподалеку распевала свои песенки малая птаха — фюить-фюить — а в сухой траве покачивались только что распустившиеся нежно-лиловые «змеиные язычки».
Горный леший перевернулся на спину и уставился в синее-синее небо. Пестрое, как горная груша, солнце отливало червонным золотом, в воздухе растекался сладкий аромат сухой травы, а на вершинах гор, вздымавшихся прямо за спиною, ярко светились окруженные ореолом белые шапки снега.
«Ох и вкусная, наверное, штука эти солнечные конфеты… — подумал горный леший. — Уж сколько их делает Солнечная госпожа — и не счесть… А мне так ни одной и не досталось…». По синему чистому небу бесцельно плыли на восток легкие влажные облака.
Леший заурчал и лениво подумал:
«Вот ведь, возьмем облака… Летают они по небу по воле ветра — то появляются, то исчезают… Отлично устроились. Верно, это и называется — жить, как "перекати поле"».
И тут его ноги и голова сделались легкими-легкими, лешему даже почудилось, что он повис в воздухе вверх тормашками. И полетел он куда-то, покачиваясь, сам не зная куда. Ни дать, ни взять — «перекати-поле»… А может, и впрямь его несло ветром.
«Сейчас я над Семилесьем. Да, точно, здесь семь лесов. Иные зелеными соснами заросли, а есть совсем лысые, желтые, как одеяние монаха.[15] Раз уж забрался в такую даль, пожалуй, что и до города доберусь, тут рукой подать. Только нужно принять другое обличье, а то в таком виде и насмерть забить могут!» — бормотал себе под нос леший. Раз-два, и готово — вместо лешего появился дровосек. А город был уже совсем близко. Голова у лешего по-прежнему была легкая-прелегкая, как воздушный шарик, да и руки-ноги слушались довольно плохо, а потому он медленно и осторожно вошел в город.
У городских ворот с давних пор стояла рыбная лавка. На прилавке были навалены грязные соломенные мешки с соленой кетой и сплющенные головы иваси. Под навесом крыши болтались красновато-черные щупальца пяти вареных осьминогов. Горный леший внимательно осмотрел их всех.
