Автор неизвестен - Эпосы, мифы, легенды и сказания - Туркменские сказки об Ярты-Гулоке
Подняв к небу свою чёрную бороду, порхан тянул во весь голос:
— Эй… эй… эй! Я в небе считаю звёзды, на земле изгоняю духов, под землёй отыскиваю потерянное! Я — гадатель, и предсказатель, и целитель болезней!
Тут Ярты увидал, что и его лепёшка исчезла в огромном мешке порхана. Он погрозил колдуну своим маленьким кулачком, спрыгнул с дувала и побежал вслед за толпой.
В самом конце улицы жил почтенный и трудолюбивый Бяшим-ага.
Колдун подошёл к его дому и стал громко стучать в ворота своей длинной палкой:
— Э-эй, Бяшим-ага! Несчастье, как чёрный ворон, сидит на твоём дувале! Если ты не хочешь, чтобы оно вошло в твой дом, дай мне сейчас же трёхнедельного ягнёнка и полмешка ячменя!
Ворота тотчас открылись, и сам хозяин вышел навстречу гостю. Он поклонился колдуну до земли и повёл гостя во двор. Толпа повалила за ними, потому что каждому хотелось посмотреть, как святой порхан будет изгонять злых духов из Бяшимова дома. Ярты-гулок тоже был тут как тут.
Хозяин расстелил посреди двора свой самый лучший ковёр. Колдун вскочил на него и стал махать руками и кружиться на месте. Он кричал изо всех своих сил, призывая на помощь добрых джиннов:
— Вур-ха-ха-а! Духи мои, живущие в долинах! Пери мои, летающие в горах! Дэвы мои, скрывающиеся в недрах земли! Сюда! Ко мне!
Он кричал всё громче и громче и кружился всё быстрее и быстрее. Он так напугал людей своим криком, что многие убежали со двора, а те, кто остался, не могли шевельнуться от страха.
— На колени! — закричал колдун страшным голосом и поднял руки над головой. — Закройте глаза! Джинны здесь! Я вижу их, они приближаются!
Люди упали на колени и зажмурились, но Ярты-гулок не зажмурился: он продолжал смотреть во все глаза, потому что ему очень хотелось увидеть добрых джиннов, которые сейчас будут драться со злыми духами, забравшимися без спроса в дом почтенного Бяшима.
— Ты здесь — предо мною, могучий всесильный джинн! — кричал порхан на весь двор. — Одной рукой поднимаешь ты горы, одним пальцем убиваешь ты человека!
Люди лежали на земле, боясь поднять глаза на страшного джинна, но Ярты-гулок, сколько ни смотрел, ничего не видел, хотя сидел уже на чалме самого порхана.
— Сейчас вы услышите… — продолжал порхан пугать народ, но в этот момент из огромной чалмы колдуна раздался пронзительный писк:
— Никакого джинна тут нет! Не верьте порхану! Он лжец и обманщик!
Все вскочили с колен и увидели, что и в самом деле никакого джинна нет! А порхан испугался. Он так испугался, что, не сказав ни слова, подхватил свой мешок и опрометью бросился со двора.
Он бежал по улице, зажимая себе уши руками, но всё-таки слышал, как народ кричал вслед ему:
— Он лжец и обманщик! Тут нет никакого джинна!
Пускай народ кричит, а ты послушай, что было дальше с порханом.
* * *Порхан ничего не мог понять. Если бы это кричал враг, он бы видел его. Но голос шёл не со двора и не с улицы, а из собственной чалмы порхана!
Когда порхан был уже далеко от дома Бяшима-аги, он остановился, чтобы отдышаться от быстрого бега, но вдруг тот же голос раздался из его собственной бороды:
— Отдай, обманщик, всё, что награбил!
Порхан подскочил, как укушенный скорпионом или ужаленный ядовитой змеёй, и помчался к своему дому. Он вбежал в кибитку и без сил упал на ковёр.
Но злодею и дома покою нет.
Подошло время обеда.
Жена поставила перед ним большую чашку жирного плова: поверх риса были уложены ломтики куриного мяса, а стрелки зелёного лука дразнили обоняние. Белые пышные чуреки блестели от масла. А такой шурпы — супа из молодого барашка — Ярты-гулок еще никогда не видел. Рядом с казаном супа — на блюде — лежали ломтики мяса, обложенные чесноком и морковью, а сверху блестели ягодки сушёного урюка.
Слюнки потекли у порхана.
Он с утра ничего не ел и очень проголодался, но не успел он захватить пальцами щепотку риса, как из-под скатерти раздался голос:
— Стой! Сейчас же отдай чужое добро, грабитель! Или кусок у тебя застрянет в горле!
* * *Порхан оттолкнул от себя блюдо и бросился на постель.
Но и сон не принёс ему покоя. Не успел он закрыть глаза, как тот же голос назойливо зажужжал у него под самым ухом:
— Верни, верни, верни, сейчас же верни всё, что награбил у добрых людей, бессовестный!
Колдун схватил одеяло и закрылся им с головой. Но и это не помогло; кто-то дёрнул его за бороду:
— Проснись! Если ты не вернёшь награбленное, я так тебя разукрашу, что ты и глаз в аул не покажешь!
Порхан вскочил и хотел бежать из дома. Он схватился за сапоги, но сапог сам подпрыгнул и засмеялся. Он хотел накинуть халат, но халат пополз от него, как змея. Порхан заплакал.
— Плачь не плачь, а придётся тебе раскаяться, или будет ещё хуже! — раздался голос из-за пазухи колдуна. Колдун заткнул пальцами уши и выбежал во двор.
А во дворе у порхана работали крестьяне. Так уж было заведено в ауле, что сам порхан никакой работы не делал, а каждое утро приходили к нему помогать крестьяне. В этот день они раскладывали на крыше кишмиш для просушки. Увидев хозяина, они громко засмеялись.
— Негодные! Что смеётесь?! — рассердился порхан.
Но крестьяне засмеялись ещё громче. Порхан начал их бранить. На шум выбежала жена и всплеснула руками:
— Не срами себя, хозяин! На что похожа твоя борода?!
Колдун схватил себя за бороду, но не нашёл её: полбороды было отрезано.
— Вах! — завыл колдун. — Всю свою жизнь я пугал крестьян злыми джиннами, а сам в них никогда не верил. Но сегодня я вижу, что злые духи вселились в мой собственный дом!
Он упал на колени перед крестьянами и дал им слово никогда больше не обманывать народ и вернуть беднякам всё, что он награбил за долгие годы, — лишь бы джинны оставили его в покое.
Проворный Ярты незаметно выбрался со двора порхана и не спеша пошёл к своему дому, напевая весёлую песню:
Я мал, да удал,
Нет никого проворней меня!
Не успел он войти в свой двор и допеть свою песенку, как в калитку постучали.
Мать открыла калитку.
— Возьми, хозяйка, свой чурек обратно! — раздался из-за калитки жалобный голос: — Возьми ради всех духов, и злых, и добрых. Избавь меня от несносных джиннов.
Так сказал порхан, потому что это был именно он, и отдал матери чурек вместе с сыром.
Мать удивилась.
Порхан ушёл.
А Ярты-гулок весело засмеялся.
ЯРТЫ-ГУЛОК И РАЗБОЙНИКИ
Однажды к отцу Ярты-гулока пришёл гость из далёких краёв. Это был его старый друг — знаменитый караван-баши, проводник караванов. Отец Ярты-гулока расстелил посреди двора свою самую мягкую белую кошму и усадил на неё дорогого гостя.
Гость сказал:
— За долгие годы моих странствий я не накопил ни золота, ни имений. Есть у меня только одно богатство — мой белый ишак. Это мой друг и помощник. Вместе с ним я прошёл все караванные тропы от славного Хорезма до древнего Хорасана, и он так хорошо их запомнил, что сам находит теперь пути среди песчаного моря пустыни. Накорми его досыта, хозяин, и привяжи на ночь в надёжном месте.
Отец ответил:
— Будь спокоен. В нашем ауле никто не обидит твоего друга. Я привяжу ишака за дувалом и прикажу сторожить его своему единственному сыну.
Ярты-гулок стал сторожить белого ишака, а ишак стал щипать траву возле дувала.
* * *Ярты-гулок был очень доволен тем, что ему доверили сторожить такое сокровище. Он важно уселся на высоком дувале и даже болтал ногами от гордости. К тому же было перед кем погордиться! Со всего аула сбежались ребята к дому Ярты-гулока. Они любовались бархатной попоной белого осла и не могли отвести глаз от нарядной уздечки с резными серебряными пряжками. Такие пряжки умели делать только славные мастера Ургенча.
Очень понравился ребятам осёл. Они наперебой предлагали Ярты-гулоку постеречь осла вместе с ним, — но куда там! Ярты только покрикивал на ребят и ни с кем не хотел делиться своей честью:
— Эй, Дурды-клыч, куда лезешь! У тебя грязные руки, не тронь уздечки!
— Эй, Гюль-Джамал! Не подходи близко к ослу, — он лягнёт тебя!
Долго стояли ребята на дороге, любуясь ослом. Но всему бывает конец; насмотрелись они и на уздечку, и на попону — и разошлись. Остался Ярты один караулить осла. Скоро ему стало скучно, а чтобы не скучать, он знал верное средство — он затянул песню. Что видел, — о том и пел:
Вот пасётся белый ишак.
Смотрите, какой учёный ишак, —
Он прошёл много дорог,
Его караулит Ярты-гулок…
Так пел Ярты, а солнце садилось всё ниже и ниже. Стало смеркаться, но Ярты и этого не испугался: он стал петь ещё громче.
И вдруг — совсем близко — мальчик услышал нежный голос: