Кэтрин Ласки - Первый угленос
— Да, — кивнул я. — Такого не было. Я и сам был озадачен.
— Гранк, — очень серьезно сказала Сив, делая шаг ко мне. Ее прекрасные желтые глаза засверкали в сумерках. — Может быть, ты — чародей?
Дрожь пробежала по моему телу.
Вы спросите, чем магия чародеев отличается от магии хагсмаров?
Когда я был молод, на свете не было никакой другой магии, кроме темнодейства. Надеюсь, вы уже поняли, что это была злая магия, чары хагсмаров. Но поговаривали, будто где-то на свете живут чародеи, практикующие добрую магию. Некоторые говорили, будто таким чародеем была первая сова по имени Хуул.
Впрочем, большинство сов считали эти рассказы пустой выдумкой. Все мечтали о доброй магии, да только никто не верил в ее существование. Я не знал, что произошло, когда я поднялся в воздух и произнес непонятные слова, заставившие змею отступить. Когда я вернулся на ледяной выступ, то был словно в тумане. Тем не менее, я попытался честно ответить на вопрос Сив.
— Не знаю. Я не знаю, что произошло. Это было совсем не похоже на огненное зрение. Это было нечто гораздо большее… Но если я владею магией…
И тут я увидел, как они оба отшатнулись от меня и съежились, плотно прижав перья к туловищу.
— Пожалуйста, — прошептал я, — не бойтесь меня! Может быть, я ничем таким не владею…
Я не хотел, чтобы при моем приближении друзья чертили когтями в воздухе защитные знаки, отгоняющие злой глаз.
И тут Сив решительно шагнула вперед.
— Никогда, Гранк, — серьезно сказала он. — Мы всегда будем твоими друзьями.
Следом за ней Храт тоже подошел ближе и коснулся когтями моего крыла.
— Всегда, — повторил он. — И мы никому не расскажем о твоих способностях. Даем слово.
А потом на ледяном выступе, где только что лежал острый меч, возможно, обагренный кровью Хенгена, Сив и Храт ледяным осколком оцарапали свои когти и сжали их вместе. Это была кровавая клятва.
— Я, Храт…
— И я, Сив…
— Клянусь, — хором произнесли они, — никогда и никому не открывать того, что произошло на этом ледяном выступе, и хранить в глубокой тайне магические способности нашего лучшего друга Гранка. Именем Глаукса, мы дали кровавую клятву.
Я был глубоко тронут их преданностью. Желудок мой трепетал. Я растроганно моргал, чувствуя, что мне выпало редкое счастье иметь таких друзей. Но проклятое ощущение обособленности никуда не делось! Я не сомневался в верности Храта и Сив, но, глядя на этих двух замечательных сов, я вдруг с беспощадной ясностью понял, что они всегда будут вместе, а мне суждено неизменно оставаться в стороне. Но может быть, втроем мы будем представлять могучую силу?
Я до сих пор не знаю до конца, что же произошло с нами в тот вечер на ледяном выступе. Кем был тот таинственный воин?
Может быть, под его личиной скрывался хагсмар? Не знаю, да, наверное, никогда уже не узнаю. Я слышал, что очень могущественные хагсмары могут менять свой облик, становясь больше похожими на сову, чем на ворону. Впрочем, даже в этом случае они не могут избавиться от мерзкого вороньего запаха.
После встречи с коварным воином я всерьез начал изучать природу своих видений. Я должен был понять, что такое добрая магия, и чем она отличается от темнодейства. Хагсмары были воплощениями зла и коварства, творившими свои беззакония в беззаконные времена. Но если добрая магия все-таки существует, может ли она противостоять козням хагсмаров?
Или же любое обращение к магии с неизбежностью приводит к нечестивому союзу со злом?
Я узнал, что в наших краях существует небольшое братство сов, называющих себя Глауксовыми братьями. Эти совы полагали, будто хагсмары существуют лишь потому, что мы утратили разум и веру в Глаукса. Глауксовы братья говорили, что потеря веры создала прореху в небесах совиного мира, и будто бы через эту брешь к нам хлынули зловещие порождения зла, темнодейства и черной магии.
Была у меня и еще одна причина для тревоги. Я не знал, что будет со мной, если другие совы каким-то образом узнают о моих способностях. Мысль о лемминге с ядовитой змеей в животе не давала мне покоя. Как я смог увидеть опасность? Я чувствовал, что существует какая-то связь между моим огненным зрением и магией, между видениями и чарами, заставившими змею улететь.
Все эти давние воспоминания проносились у меня в голове, когда я летел в Ниртгар по зову Храта, моего верного друга и короля.
Я уже знал, что хагсмары вновь обрели могущество и обрушили свою ярость на Ниртгар.
Странно, что это произошло вскоре после того, как я принял участие в охоте на леммингов и успешно провел переговоры с лордом Аррином.
Что могло случиться в столь короткое время? Какую коварную сделку неверный лорд заключил с силами темнодейства? Неужели это зло распространиться по Северным Царствам, подобно эпидемии? Что будет со всеми нами, если все вероломные лорды, мятежные князья и злопамятные военачальники объединятся с хагсмарами? Будет ли это означать конец привычного нам совиного мира? Значит ли это, что мы будем отброшены в дремучую древность, во времена соворон? Неужели эти древние птицы возвысятся над нами, и наступит царство зла?
И тогда темнодейство станет властвовать над миром, и хаос поглотит воздух, ветра, облака и само небо.
Пьяное дерево
Петлять туда-сюда между деревьями, пытаясь укрыться от порывов ветра, оказалось делом утомительным. Я совсем выбился из сил, поэтому, добравшись до границы Темного Леса и Серебристой Мглы, решил передохнуть на «пьяном» дереве.
Как оказалось, внизу меня ждало на редкость буйное веселье. Всему виной были наемники, возвращавшиеся из военных кампаний в Ниртгар. Некоторые из них были сильно под мухой, другие и вовсе потеряли разум от сока созревших пьянящих ягод. Но я опустился сюда не только ради отдыха, меня интересовали новости.
На пьяном дереве всегда можно услышать самые свежие сплетни, слухи и истории из жизни всех совиных царств. Подлетая к дереву, я предусмотрительно спрятал несколько углей в пояс, который Фенго искусно смастерил для меня из рогов и сухожилий лося, убитого его кланом. Такой огнеупорный пояс отлично подходил для переноски углей и горячих материалов. Но сейчас мне не хотелось привлекать к себе излишнего внимания, не говоря уже о том, чтобы рассказывать каждому встречному, кто я такой и куда направляюсь.
Разумеется, не успел я присесть на ветку, как мне тут же задали эти два сакраментальных вопроса. Изрядно пьяная бородатая неясыть свалилась с ветки и чуть не шлепнулась мне на голову. В следующий миг молодца обильно вырвало, после чего он отрыгнул такую гигантскую погадку, какой я за всю жизни не видел.
— Ха-ха-ха! — закричал кто-то у меня за спиной. — Вот так принц!
Я едва удержался, чтобы не улететь. Меньше всего на свете мне хотелось быть узнанным на полпути к дому. К счастью, я быстро сообразил, что невидимый собеседник обращается к захмелевшей неясыти.
— П-прости, милашка, — виновато опустил голову гуляка, и тут же рухнул клювом вниз на землю.
— Вот пьянчуга! — воскликнул голос, принадлежавший на редкость хорошенькой пестрой неясыти. — Хорош, не правда ли? — повернулась она ко мне. Ее желтые глаза были слегка затуманены выпитым. — Как тебя зовут, красавчик, и куда ты летишь?
Разумеется, я не собирался давать ей честный ответ.
— Меня зовут Фален, — сказал я, назвав первое имя, которое пришло мне в голову. Представься я Гранком, Рагфиром, Ифгаром, Бравиком или любым другим громким именем, согласные звуки в которых со скрежетом трутся друг о друга, она бы сразу догадалась, что я из Ниртгара. — Лечу в пустыню, — добавил я.
— Что тебе там делать, миленький? Глупое место, ни деревьев подходящих, ни сов приличных, одна шваль бессмысленная! Ты слышал, что тамошние совы роют норы в земле и живут в них, как черви?
Любезный мой читатель, надеюсь, ты уже догадался, что моя собеседница, которую, как выяснилось, звали Мэйзи, сама не принадлежала к высокородным совам и не могла похвастаться благородством происхождения.
— Выпей со мной, красавчик, — предложила она.
На мой взгляд, она и так уже выпила предостаточно, но возражать не следовало. Мы вскочили на ствол поваленного дерева, и одноглазый виргинский филин протянул нам по ореховой скорлупке, каждая из которых была до краев наполнена кашицей из мятых ягод и перебродившего сока.
— Как жизнь, Мэйзи?
Мэйзи тяжело навалилась мне на левое крыло.
— Как всегда. Она тихо икнула.
— Извини, — пробормотала она, издав вульгарный звук, который, по ее мнению, должен был изображать кокетливый смешок. Затем она попыталась еще теснее прижаться ко мне, но опрокинулась наземь и громко рыгнула, с трудом поднимаясь на ноги.
Виргинский филин украдкой подмигнул мне.
