Брайан Джейкс - Дозорный Отряд
— Так было славно у огня, а меня гонят в холодную ночь, где можно заболеть и умереть от простуды. Это несправедливо!
Среди ночи Таммо вскочил от леденящего душу крика. Он вскочил и хотел выхватить кинжал, но кинжала на месте не оказалось. Руссы тоже нигде не было видно. Сложив лапы рупором, Таммо громко позвал:
— Русса! Где ты?! Отзовись!!!
Белка тут же оказалась рядом, вынырнув откуда-то из-за ствола, и прошептала, вытирая кинжал о траву:
— Тише ты. Я здесь. Иди спать.
Они вместе нырнули в кусты. Таммо так и распирало от незаданного вопроса, но он молчал, видя, как Русса прислушивается и крутит головой во все стороны.
И вот откуда-то из-за деревьев донесся разъяренный вой. Русса распрямилась и громко крикнула в направлении голоса:
— Твой дружок Большеплох мертв! Проваливай отсюда и помни: я пленных не беру!
В ответ донесся голос Лентяйки, такой злой, что Таммо стало не по себе:
— Не думай, что ты победила, старая ведьма! Мы еще вернемся за тобой и твоим дружком!
Послышался хруст веток, затем все стихло. Русса отдала Таммо кинжал.
— Это были те хитрые хорьки, которых ты отпустил накануне, приятель. Я знала, что они вернутся. Особенно после того, как ты достал при них рюкзак с едой.
Таммо вдруг понял, что он наделал, и у него лапы подкосились.
— Русса, прости меня! Я и не подумал, что им нельзя видеть рюкзак! Если бы не я, они не стали бы нас преследовать!
Но белка отрицательно помотала головой.
— Да нет, дружок, дело не в рюкзаке. Они все равно стали бы преследовать нас, знаю я эту породу. Они весь день шпионили за нами, и я поняла, что нападать будут ночью. Вот я и взобралась на дерево с твоим кинжалом, а когда появился один из них, Большеплох, с огромным острым колом, я застала его врасплох, прыгнув сверху. Пришлось прикончить его, у меня не было выбора. Но я все еще волнуюсь, Тамм.
Заяц удивился:
— А теперь-то о чем волноваться, Русса?
— Ты слышал, Лентяйка кричала: «Мы еще вернемся…»? Именно «мы»! Кого она имела в виду? Сдается мне, их тут целая шайка. То-то мне показалось, что я встречала этих двоих когда-то давно. Они всегда шатались с какой-нибудь бандой головорезов.
Таммо решительно взялся за нож.
— Так, подруга, я готов подчиняться твоим приказам. Что будем делать?
Но Русса лишь ласково потрепала его по ушам.
— Будем спать, вот что мы будем делать. Не думаю, что они еще вернутся сегодня, но на всякий случай будем дежурить по очереди. Вероятнее всего, нападут они завтра, так что выспись как следует — силы тебе потребуются!
Ночь опустилась над маленьким лагерем. Пламя костра тоже задремало на угольках, деревья сонно перешептывались о чем-то с западным ветерком. Таммо снился Лагерь Кочка, родные и любимые лица Осмунда и Рули, их детей, с которыми он когда-то играл… Он даже почувствовал во сне запах стряпни Мудрой Дум, услышал песни, которые пели у камина зимними вечерами у них дома, и на него навалилась такая печаль, словно он потерял все это безвозвратно.
Русса спала на ветке, и, послушный многолетней привычке, один ее глаз был приоткрыт.
ГЛАВА 9
Из записей белки Краклин, летописицы аббатства Рэдволл в Стране Цветущих Мхов:
«О, Тысяча Сезонов! Конечно, я стара, в этом нет больше ни малейшего сомнения. Прекрасный весенний день, солнышко ласково греет стены аббатства и Лес Цветущих Мхов, и все звери от мала до велика высыпали играть на лужайку. Только я сижу здесь и пишу в одиночестве… Ладно, кто-то ведь должен делать и эту работу. Хотя в молодости я никогда не поверила бы, что буду сидеть за печкой с пером в лапах; в молодости вообще с трудом веришь в старость.
Да, немного уж осталось моих сверстников в этих стенах: аббатиса Пижма, моя добрая подруга, первая ежиха-настоятельница Рэдволла; Фиалка Полевка, наша неугомонная медсестра… Кто еще? А, конечно, Перекоп — Кротоначальник да хранительница запасов Порция, два самых высокопоставленных крота в аббатстве. Еще я да Арвин, вот и весь счет.
Арвин — наш Воитель. Кто бы мог подумать, что из этого непослушного бельчонка вырастет такой храбрый и всеми уважаемый зверь, слава о котором разнесется по Стране Цветущих Мхов!
Вот и все мои сверстники. Остальные уж давно и счастливо ушли в солнечные луга, хотя память о них и об их добрых делах живет в нас и по сей день. Жаль, что давненько в аббатстве не бывало ни барсуков, ни зайцев. Не то что раньше…
Да, я становлюсь старой брюзгой. В детстве мы шутили и смеялись над такими. Все, хватит! Если я посижу здесь еще немного, я совсем засохну от воспоминаний у этой печки или поджарюсь, как пирожок. Нет, пойду взгляну, как они там играют. Может, еще не поздно присоединиться? Весна все-таки…»
Настоятельница Пижма присела, и мячик, сделанный их мха и бечевки, просвистел над ее головой. Она весело состроила рожицу маленькой мышке, которая его кинула.
— Ага, Слоечка, промазала!
Слоечка топнула лапкой и крикнула в ответ:
— Вы не должны были приседать, это нечестно! Стойте как стояли!
Кротенок позади Пижмы подобрал мячик и уже собирался им запустить, но тут незаметно подкралась Краклин. Она проворно подобрала мячик и сама запустила им в Пижму, попав ей прямо в спину. От мягкого толчка настоятельница обернулась, смешно изображая немыслимую ярость:
— Это что еще такое? Кто кинул мяч, признавайтесь!
Краклин выглядела как сама невинность.
— Это не я, Матушка! Она строго посмотрела на малышей:
— Ну, признавайтесь, шалуны, кто это сделал! Все покатились со смеху, когда совсем маленький несмышленый кротенок по имени Губби показал лапкой на Краклин:
— Это она, хурр-хурр! Я видел, как она брросала!
Краклин сделала вид, что испугалась.
— Нет-нет, это не я, это он! — И она указала на Губби. — Мы все видели, правда? Это повергло малышей в полный восторг. Еще бы, не каждый день видишь, как летописица проказничает наравне с кротятами. Они запрыгали, хлопая лапками и указывая на Краклин:
— Это она! Это она! Ежиха сняла с себя мячик, который прилепился к иголкам, и с серьезным видом принялась отчитывать белку:
— Как не стыдно! Кинуть мячом в саму настоятельницу! Ай-ай! Я лишаю вас ужина, отправляйтесь в постель, уважаемая!
Последняя фраза совсем доконала малышей — они повалились на траву животами кверху, дрыгая лапками и захлебываясь от смеха.
Показались Кротоначальник Перекоп и белка Арвин Воитель в сопровождении еще нескольких кротов. Они направлялись в сторону южной стены и что-то шумно обсуждали, но, завидев настоятельницу Пижму, приостановились и начали перешептываться. Потом, приняв решение, продолжили путь и, проходя мимо, кивнули как ни в чем не бывало:
— Добррый день! Добррый день и вам! Краклин бросила взгляд на Пижму:
— Мне кажется, они что-то задумали. Эй, Арвин! Что за спешка? Куда это вы собрались?
— Да ничего особенного. Прросто пррогуляться! Пижма тут же взяла Краклин за лапу и повела вслед за ними.
— Ты права, они что-то задумали. Прогуляться они идут, как же! Пойдем-ка посмотрим, в чем там дело. Ребята, продолжайте игру без нас! Да смотрите, чтоб без подвохов!
За кустами, растущими по всему периметру стены, Перекоп и другие окружили крота по имени Топотун:
— Так в чем там дело, объясни нам еще раз. Топотун указал лапой на несколько участков в кладке.
— Прриглядитесь, хурр, прристальней, хурр-хурр. Видите?
Краклин и Пижма внезапно выросли рядом с ними. Настоятельница набросилась на Арвина:
— Что здесь происходит? Вы что-то скрываете от меня! Я требую объяснений!
Арвин уже спустился к самому основанию стены и тыкал красные песчаные кирпичи ножом. Он поднял взгляд на Пижму и ответил как можно спокойнее:
— Даже не знаю, как Вам объяснить. Мы и сами еще не разобрались. Топотун говорит, что стена осыпается, но, возможно, он ошибается. Вот мы пока и не стали тревожить Вас зазря, Матушка, потому что у Вас и так много дел…
Пижма возмущенно прервала его:
— Что значит «и так много дел»?! Южная стена осыпается, а вы считаете это недостаточным поводом, чтобы потревожить меня? Да кем вы меня считаете в таком случае — настоятельницей аббатства или глупышкой с мячиком?!
Перекоп с достоинством отдал честь и осторожно произнес:
— Прростите, но несколько минут назад мне показалось, что Вы игррали в мяч, когда мы прроходили мимо, хурр-хурр.
Глаза Пижмы сверкнули.
— Ерунда! А ну-ка, покажите мне стену!
Остаток дня они провели, обследуя южную зубчатую стену по всей длине. Стена осыпалась, более того, она как будто набухала изнутри. Они проверяли кладку; они взбирались на стену и кидали веревку с грузом, а потом прижимались щекой к стене и скашивали глаза, сравнивая степень ее натяжения и изгиб в разных местах; они горячо спорили, обсуждая сложившееся положение. Вывод был неутешительным. Южная стена рушилась.
