Ирина Ставская - Чудесные каникулы
Ребята любили Теофила Спиридоновича. Потому что чувствовали — и по его улыбке, и по шутливому взгляду, — что в душе его еще живет тот мальчишка, о котором рассказывала мама.
Однажды вечером, когда Теофил Спиридонович пришел к их родителям и предложил маме, как сказал он, «высокий пост повара в археологической экспедиции» с правом взять с собой детей, оба в один голос крикнули «ура».
А мама, смеясь, сказала:
— Гениальная мысль. Я как раз все думала, как бы отдохнуть вместе с детьми. Не хочется ехать в санаторий, а их оставлять без присмотра.
— Хотя это тебе не помешало бы, — вмешался папа.
— И так весь год не вижу детей. Я на работе, они в школе. Даже поговорить некогда с ними. Хоть теперь буду видеть их целый день, а вечером отдохнем вместе. Принимаю предложение.
До отъезда оставалось еще несколько дней, и Лина стала лихорадочно готовиться. Брала книги для чтения у друзей и из библиотек, — что еще делать на отдыхе, если не читать?
Мама только улыбалась, а папа изредка говорил:
— Дай бог!
Миликэ и Тинел думали, что отъезда ждать — не дождаться, но оставшиеся несколько дней пролетели быстро…
И вот они сидят в машине, асфальт струится под колесами, а навстречу им уже наплывает оргеевский лес.
Вдруг Тинел увидел на опушке леса медведя. В следующее мгновение он понял, что медведь каменный.
— Миликэ на прогулке, — заметил Тинел с притворным безразличием и попал в точку: Миликэ рос коренастым круглолицым крепышом.
Брат обиделся, но постарался не выдать обиды, только подумал: «Если встретится каменный дикий кабан, я скажу: «Тинел на прогулке».
Кабана не было, среди зелени возник олень с ветвистыми рогами, — он величественно смотрел на машины, сновавшие по шоссе. Миликэ притворился, что не заметил его. Не сравнивать же ему Тинела с эдаким красавцем! Не дождется!
Дорога была очень красивая — из-за каждого поворота открывался новый, неожиданный вид. Но вот ребята оказались на берегу Днестра…
Солнце давно взошло, но еще не вынырнуло из-за леса. Чувствовалось, как оно медленно и упрямо поднимается с ветки на ветку, вот-вот вскарабкается на косматую гриву — бросит с ее высоты свой обжигающий луч на спрятанный в зеленой прохладной долине лагерь.
Мальчики толкались в очереди у умывальника.
Лина помогала маме: подкладывала хворост в плиту.
Теофил Спиридонович, сидя перед своей палаткой на чурбане, приводил в порядок бумаги, делал какие-то записи.
Не замеченная и не увиденная никем, возле плиты появилась Аникуца, держа в руке голубой бидон.
— Доброе утро! — раздался ее тоненький голос. — Я принесла вам молока, Валентина Александровна!
— Вот спасибо, хлопотунья!
Мама, переливая молоко из бидона в кастрюлю, велела мальчикам:
— Бегите к колодцу, принесите свежей воды для чая. Только быстренько!
Мальчишки уже схватили ведро.
— Чай из колодезной воды? — заметила девочка удивленно. — Родниковая лучше. Слаще.
— А откуда взять родниковой? Мы не знаем, где родник, — сказала мама.
— Знаем! — Тинел с ходу остановился, выдернув в руки Миликэ ведро.
— Далековато, — заметил Миликэ.
— Есть другой, поближе, — вмешалась Аникуца. — Могу доказать. Вон там! — и чиркнула пальцем вверх по тропинке, что терялась в гуще леса. И пошла вперед.
Мальчики заспешили за ней.
Аникуца шла быстро и легко, словно ее нес ветер.
«Настоящая коза!» — подумал Миликэ с досадой. Он шел за девочкой, чуть не задыхаясь.
— Что ты так торопишься, Аникуца? — крикнул Тинел, опередил Миликэ и догнал Аникуцу. Ему, тоненькому, было легко поспевать за ней. Черные глаза его озорно блеснули:
— Не так быстро! А то Миликэ похудеет!
Миликэ зыркнул на него сердито, протянул руку, чтобы дать щелчка, забыв, что время щелчков миновало: Тинел вырос и стал быстроногим. Миликэ опустил руку и подумал: «Ладно, все равно я тебя догоню, когда будем возвращаться. Вниз мне будет легче…»
Вскоре перед ними открылась солнечная поляна, ровная, вся поросшая травами и цветами. В центре ее возвышались два дерева. Одно было с круглой, как шар, кроной, другое — высокое, стройное.
— Как оно называется? — показал Тинел на круглое дерево.
— Кизиловое.
— А, вот оно какое, — проговорил мальчик, разглядывая диковину.
— Да, и растут на нем желуди, — пошутила Аникуца.
Тинел предпочел не ответить.
— А то, другое?
— Вяз.
— Вяз, — повторил Тинел. Он не помнил, чтобы видел когда-нибудь вяз.
— А где родник? — спросил Миликэ.
— Вот он! — Аникуца сделала несколько шагов в сторону кизилового дерева и наклонилась над какими-то камнями, поросшими травой и зеленым мхом.
И мальчишки наклонились и увидели перед собой небольшой, не очень глубокий колодец, с такой прозрачной водой, что, казалось, в нем воды и нет вовсе: каждый камушек на дне и все камушки, из которых были выложены стены, ясно виднелись, а у самой неподвижной поверхности воды, среди камней, рос водяной цветок с гладкими, полными сока листьями, на которых просвечивали прожилки.
Колодец дышал покоем и прохладой.
— Это что за цветок? — спросил Тинел шепотом.
— Цветок родника, — ответила Аникуца тоже шепотом. Посмотрела Тинелу в глаза и добавила: — или, может быть, Родниковой Феи.
— У родника есть фея?
— Каждый родник должен иметь фею.
— И она приходит пить родниковую воду?
— Ну да.
— Когда? Ночью, что ли?
— Зачем ночью? Что она — привидение?!
— А когда?
— Утром, до восхода солнца, думаю…
— Мама тебе сказала?
— …Мы разве не по воду пришли? Нас ждет мама! — Рядом с ними появился Миликэ. Он ходил проверить, не созрели ли кизиловые ягоды. Теперь без лишних слов наклонился к колодцу, намереваясь окунуть в воду ведро. Достаточно было наклониться, чтобы зачерпнуть воды.
— Нельзя! — запротестовала Аникуца. — Смотри, здесь есть кружка. Возьми, пожалуйста, кружку.
Миликэ подчинился, взял кружку и принялся лить воду в ведро. Ему, конечно, больше пришлось бы по душе, если бы Тинел наполнял ведро, а он, Миликэ, разговаривал с Аникуцей, послушал, что она еще расскажет. Но вышло как раз наоборот.
«Ладно, завтра заставлю тебя наполнять ведро, не волнуйся!» — подумал Миликэ и немного успокоился.
— А куда течет родниковая вода? — спрашивал между тем Тинел.
— К вашему лагерю. Смотри-ка, проходит вот здесь, в этих кустах, потом течет между деревьями, потом попадает в ложбинку и идет как раз мимо вашего умывальника…
— А я-то думал, откуда такая пропасть воды? — удивился Тинел наивно.
Миликэ наполнил ведро.
— Пошли!
Аникуца направилась в другую сторону поляны: она шла домой.
— Завтра придешь? — крикнул Тинел вслед девочке.
— Конечно! Я же принесу вам молока! — Она быстро оглядела их, словно что-то взвешивая, и добавила: — Надо было вам прийти с двумя бидончиками, а не с ведром, — и скрылась в лесу.
«Много ты знаешь», — подумал Миликэ.
Они взялись за ведро с двух сторон и пошли по узкой тропинке, спотыкаясь о кочки, скрытые густой травой.
«Когда остановимся, чтобы передохнуть, я дам тебе щелчка», — подумал Миликэ, заранее радуясь своей проделке.
Пока шли по ровной поляне, было еще терпимо, когда же начали спускаться по тропинке, поняли, что влипли.
Спуск был крутой, тропинка — извилистая, вода из ведра выплескивалась, и нельзя было остановиться, чтобы перевести дух.
— Иди ты первый, — предложил Миликэ, потому что, только он сделал несколько шагов по тропе, как его сандалии оказались полными воды. Вода к тому же была холодная, как лед.
Тинел подчинился и пошел первым. Но скоро оба убедились, что стало хуже и тяжелее нести. Особенно для Миликэ: вся тяжесть досталась ему. Единственным утешением было то, что и у Тинела сандалии тут же промокли насквозь.
«На таком склоне, наверно, хорошо спускаться на салазках, а не нести полное ведро», — подумал Тинел.
Им казалось, что руки у них отрываются от самых плеч: правда, чем ближе лагерь, тем легче становилось ведро.
Когда они очутились перед мамой мокрые, грязные пуще вчерашнего, воды в ведре оставалось чуть на донышке!
— Молодцы, ничего не скажешь! — сказала мама. — Чай я вскипятила из колодезной воды. Быстро умойтесь и идите к столу.
«Знала Аникуца, что говорит», — подумал Миликэ и сказал маме:
— Завтра принесем воды в бидончиках. Увидишь, как быстро.
Как настоящие землеоткрыватели, Миликэ и Тинел пошли не в ту сторону леса, где побывали вчера, а в противоположную: по тропинке, вьющейся к обрывистому берегу Днестра, между скал, которые возвышались то тут, то там в тени лесных опушек.
