Элинор Фарджон - Седьмая принцесса
— Из-за меня и… Тома Кобла?! — обиженно воскликнула Уна. — Том мне не чета! Он же лентяй, каких мало! Ничего полезного в жизни не сделал. Да и колдовать толком не умеет, потому что мой отец дунул ему на прощание в левый глаз. Но, хозяйка, я-то стараюсь! Я так хочу приносить людям пользу!
— Вижу, что стараешься, — ответила Трактирщица. — Но у тебя все наперекосяк выходит, не лучше, чем колдовство у Тома Кобла. Вы с ним одного поля ягода. Нет, дорогуша, не могу я тебя больше держать. Зря я, видно, тебя украла. Прощай! Возьми что-нибудь на память — что в карман влезет.
— Тогда я забираю трактир «Гирлянда», — промолвила Уна. Хозяйка не успела и глазом моргнуть, как стойка и столы, кухня и спальни уменьшились, сжались и весь трактир поместился в кассовый ящик. Уна сунула его в карман клетчатого передника и направилась домой, и волшебную страну.
В тот день, заглянув домой попить чаю, Том застал в избушке хозяйку «Гирлянды». Она сидела у печки и, ломая в отчаянии руки, рассказывала Салли Дрейк о своём горе.
— На что я жить-то теперь буду, госпожа Дрейк? — причитала она. — Герцог мне новый трактир не выстроит! Ой, бедная я, бедная… А у Герцога такой громадный замок на одного да на жалкую сотню слуг! Вот бы мне — хоть чуток, хоть флигелёк… Я бы снова трактир открыла.
— Погодите, — остановил её Том Кобл. — Не волнуйтесь. — Он вынул коричневую книгу и принялся водить носом по строчкам.
Салли Дрейк недовольно сказала:
— Отложи-ка книжку, дядюшка, да садись чай пить.
— Не к спеху, — ответил Том Кобл и, пошуровав кочергой в печке, прошептал над ней волшебные слова. А потом уж сел пить чай.
Вернувшись в деревню, трактирщица увидела на месте «Гирлянды» четверть герцогского замка. У дверей уже толпились завсегдатаи в ожидании пива.
Герцог обычно смотрел на чудеса сквозь пальцы. Не придал значения винограду на буках и примулам на ясенях, даже белкам, болтавшим по-китайски, особо но не удивился. Он так и не понял, отчего забил фонтан вина посреди искусственного озера; не заметил, когда же мраморный Амур, сидевший на бережке, научился петь «К заутрене звонят» и плюхаться в воду голой попкой; он проморгал день, когда белые лебеди обзавелись золотыми коронами, а в распустившихся кувшинках появились румяные пирожки. Однако парком он очень гордился, непременно показывал гостям лебедей да и пирожками угощал на славу. Но, недосчитавшись в замке целого крыла, где он к тому же хранил оружие, Герцог забеспокоился. Его спальня теперь лишилась стенки и стояла, открытая злым восточным ветрам. Герцог решил, что чудеса зашли чересчур далеко и пора положить им конец.
Он повелел дворецкому разузнать что да как. Поговаривают, сообщил дворецкий через неделю, будто четверть замка каким-то ветром занесло в Югопут. Правда, ещё неизвестно, чей это замок…
Герцог повелел оседлать коня и отправился в Югопут, где и в самом деле обнаружил недостающее крыло собственного замка. На нём теперь красовалась вывеска с рисунком и надписью: «Четвертинка». Пиво распивали прямо в Арсенале, а из шлемов получились отличные кружки.
Подозвав трактирщицу, Герцог спросил:
— Где вы стащили этот замок?
Трактирщица смиренно поклонилась:
— Ваша Светлость, это не я стащила, а Том Кобл.
— Гей! Послать за Томом Коблом!
Когда Том явился, Герцог спросил:
— Что, Кобл, твоя проделка?
— Моя, Ваша Светлость.
— Единственная?
— Нет, Ваша Светлость.
— Так, значит, лебеди, кувшинки, фонтан, белки — твоих рук дело?
— Да, Ваша Светлость.
Герцог грозно сдвинул брови и прогремел:
— Какая кара, по-твоему, суждена человеку, который портит герцогский лес и крадёт герцогский замок?
— Полагаю, Ваша Светлость, что ему суждено жениться на герцогской дочке, — ответил Том.
— Нет у меня дочки! — рассердился Герцог. — Получай своё жалованье и убирайся подобру-поздорову. Ты глубоко испорчен, Том Кобл, и в Югопуте тебе не место, нечего народ мутить.
Он бросил Тому деньги и ускакал прочь в ярости и смятении. Лишь одолев полдороги, он заметил, что под ним не лошадь, а большой голубоглазый котёнок…
Том сунул деньги в карман и, распрощавшись со своей племянницей Салли Дрейк и с односельчанами, покинул Югопут навсегда. Невдалеке от деревни услыхал он горькие всхлипы и увидел на обочине, возле кустов, Уну — в серебряном платье и клетчатом фартуке. Том уселся в траве чуть поодаль и спросил:
— Что стряслось-то?
— Ох, Том, — зарыдала Уна пуще прежнего. — Меня и оттуда выгнали. Я им принесла «Гирлянду», все там обустроила, все справно делала — как хозяйка учила. Старалась, чтоб феи каждый день заходили кружечку-другую пропустить, чтоб зажили по-людски. А им отчего-то не понравилось! Говорят, что я, мол, глубоко испорчена и толку от меня в волшебной стране не дождёшься. Подарили напоследок одно желание и велели убираться прочь.
— А где желание? — спросил Том.
— Приберегла. Оно на кончике языка, — ответила Уна.
— Хорошо хоть что-то у тебя за душой есть, — сказал Том. — Пойдём вместе, поищем себе место под солнцем.
И тут, под трубный глас и барабанный бой, из-за поворота показалась торжественная процессия — катил цирк принца Карло: чёрно-белые пони, бело-рыжие клоуны, обсыпанные блёстками красотки, юноши в розовых трико, индийцы в пышных торбанах верхом на слонах, силач с земным шаром на плечах и, наконец, сам принц Карло на золотой колеснице, запряжённой шестёркой белых осликов с плюмажами и красной уздечкой.
— Признавайся, Том, ты наколдовал? — спросила Уна.
— Что ты? Всё настоящее! — ответил Том.
— Неужели! — обрадовалась Уна. — Тогда я ЖЕЛАЮ, чтобы у принца нашлась для нас работа!
Не успела она вымолвить эти слова, как принц Карло натянул поводья и, крикнув осликам «тпру», сошёл с колесницы.
— Вам работа нужна? — спросил он.
— Нужна! — хором ответили Том и Уна.
— Отлично, — кивнул принц, — Дело в том, что мой Силач женится на Наезднице и они уходят из цирка. Если вы, — он повернулся к Тому, — сможете жонглировать миром, а вы, — он повернулся к Уне, — устоите на буланом пони и прыгнете сквозь кольцо, я возьму вас в труппу.
На том и порешили. Том Кобл и Уна отправились дальше вместе с цирком. Вскоре их выступление стало гвоздём программы.
Уна, в серебряном платье и звёздном венце, забывала касаться пони даже носочком туфельки, она почти летела — тонкая и светлая, будто лунный луч. Ребятня на галёрке визжала от восторга.
А Том Кобл, в розовом трико с золотым ремнём, жонглировал миром так лихо, как ни один силач прежде: крутил, вертел, подбрасывал и ловил. А с миром между тем творились невиданные чудеса: из него вылетали жаворонки и ласточки и, взмыв под самый купол, наполняли шатёр весёлым щебетом; на поверхности мира кружились и мерцали разноцветные звёзды, а изнутри сыпались цветы и леденцы. Они попадали точнёхонько на галёрку, в ребячьи руки. Дети восторженно ахали.
Со временем Том Кобл женился на Уне, а принц Карло, состарившись, отдал им свой цирк. Кочевая жизнь пришлась им по вкусу.
— Какое счастье, что на арене можно колдовать сколько душе угодно! — радовался Том.
— Какое счастье, что я наконец-то могу приносить людям пользу! — радовалась Уна.
Если случится их цирку заглянуть в ваши края, непременно сходите на представление.
ЭЛСИ ПИДДОК ПРЫГАЕТ ВО СНЕ
Элси Пиддок жила в Глайнде, что у подножия горы Кейбн.
Жила-поживала, хлеб с маслом жевала. И другие девочки в этой деревушке жили так же. А всё потому, что у их матерей вечно не хватало денег на крендель. Едва Элси научилась различать звуки, она стала слушать, как девчонки по вечерам, после уроков, прыгают через верёвочку на лужайке за домом её матушки. «Сиу-сиу-сиу», — свистела в воздухе скакалка. «Прыг-скок-прыг-скок», — отбивали в такт ножки девочек. «Шу-шу-шу-шу-шу-шу-ша», — нараспев говорили они считалку. Со временем Элси научилась не только слушать, но и разбирать слова, и «шу-шу-ша» превратилось в
Эндель —
Брендель —
Сахарный —
Крендель —
Леден —
цовая Голова —
Намжетолькохлебасмасдомматьнаужинприпасла!
Конец они тараторили вдвое быстрее, и, если Элси слушала считалку за ужином, она жевала свой кусок хлеба с маслом вдвое скорее. Ох, как же хотелось ей пососать леденцовую голову, пока они медленно проговаривали начало считалки, но… Чего нет, того нет!
Когда Элси Пиддок исполнилось три года, она попросила у матери скакалку.
— Ты слишком мала, — сказала матушка. — Погоди, подрастёшь немного, будет тебе скакалка.
Элси надулась, но промолчала. Однако глубокой ночью её родители проснулись от странного звука, будто чем-то били об пол, и увидели Элси в одной ночной рубашонке — она прыгала через отцовские подтяжки. Прыгала, пока вконец в них не запуталась. Тут она упала и заплакала. Но прежде-то она пропрыгала подряд целых десять раз!
