Richard Bach - Чайка по имени Джонатан Ливингстон
Молодые чайки насмешливо поглядывали на него. «Ну, ну, приятель, – думали они, – вряд ли это объяснение поможет нам сделать мертвую петлю».
Флетчер вздохнул.
– Хм. Да… так вот, – сказал он и окинул их критическим взглядом.
– Давайте начнем с Горизонтального Полета.
Произнеся эти слова, Флетчер вдруг действительно понял, что в Джонатане было столько же необыкновенного, сколько в нем самом.
«Предела нет, Джонатан? – подумал он. – Ну что же, тогда недалек час, когда я вынырну из поднебесья на твоем берегу и покажу тебе кое-какие новые приемы полета!»
И хотя Флетчер старался смотреть на своих учеников с подобающей суровостью, он вдруг увидел их всех такими, какими они были на самом деле, увидел на мгновенье, но в это мгновенье они не только понравились ему – он полюбил их всех. «Предела нет, Джонатан?» – подумал он с улыбкой. И ринулся в погоню за знаниями.
Три жизни «Чайки по имени Джонатан Ливингстон»
Послесловие к первому отечественному изданию в журнале «Иностранная литература», 1974 г.
Sua fata habeni librlli1
В недавнем (1973 года) весьма авангардистском фильме американца Ральфа Бакши «В час пик» («Heavy Traffic»), собравшем букет цитат из самых разных модных боевиков, среди пародий и реминисценций из «Бонни и Клайда», «Крестного отца», «Иисуса Христа-Суперзвезды», бардов «Роллинг Стоунз» и прочих знаменитостей мелькнул летящий силуэт чайки на фоне солнечного диска. Значит, владеет еще умами чайка по имени Джонатан Ливингстон, значит, не забыта еще, значит, продолжает свой странный полет…
Легенда о Джонатане-Чайке, «который живет в каждом из нас», окружена легендами же. Уже не раз – почтительно, бесстрастно или глумливо – на страницах периодических изданий история о том, как молодой человек романтического склада – потомок Иоганна Себастьяна Баха, летчик, одержимый своей профессией, но не слишком преуспевший в карьере, автор романов, не имевших успеха, и статей в специальных журналах – этакий американский вариант Сент-Экзюпери, – как он, прогуливаясь однажды по туманному берегу канала Белмонт Шор в штате Калифорния, услышал Голос, который произнес загадочные слова: «Чайка Джонатан Ливингстон». Повинуясь Голосу, он сел за письменный стол и запечатлел видение, которое прошло перед его мысленным взором наподобие кинофильма.
Но история удивительной чайки оборвалась так же внезапно, как и началась. Сколько ни старался Бах досочинить ее своими силами, ничего не получалось, пока лет восемь спустя в один прекрасный день ему таким же образом не привиделось продолжение.
Впоследствии на многочисленные письма и вопросы читателей и почитателей, доискивавшихся метафизического смысла «Джонатана», Ричард Бах всегда отвечал, что в отличие от романов, им самим сочиненных и созданных, ничего к написанному о чайке Джонатане прибавить он не может. Он выполнял в этом случае роль не столько автора, сколько медиума, и идея «Чайки» ему не принадлежит.
Такова вкратце легендарная, мистическая часть биографии «Джонатана», в которой проще всего усмотреть рекламный трюк, хотя «рыцари бедные» встречаются же порой на свете, а на Голоса, как известно, ссылалась еще Жанна д'Арк…
Впрочем, вторая – земная, реальная – жизнь «Чайки» не менее удивительна.
Не очень рассчитывая, по-видимому, на «бестселлерность» своего детища, Бах первоначально предложил рукопись в специальный журнал «Флайнг» ["Flying"], который ее отклонил, а потом в «Прайвет пайлот» ["Private pilot"], который ее принял и опубликовал. Впоследствии «Джонатан» был даже перепечатан в заграничных журналах в Австралии, в Бельгии, кажется, даже во Франции, но замечен не был. Автор пытался издать его отдельной книжкой – хотя бы для детей – но ничего не выходило. Пока однажды…
На этот раз роль провидения приняла на себя заведующая одним из отделов издательства «Макмиллан». Она искала что-нибудь интересное на популярную тему полетов и увидела в «Джонатане» нечто большее, нежели сказочку для детей.
Издательство приняло рукопись. Решено было снабдить ее иллюстрациями, и Ричард Бах нашел в полном смысле соавтора в лице своего знакомого фотографа-анималиста Рассела Мансона. История чайки Джонатан Ливингстон была издана в окружении замечательных по красоте фотографий, следующих за всеми перипетиями фантастического сюжета…
Так кончилось прозябание Ричарда Баха и началась третья и, может быть, самая необычайная жизнь «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» – суперзвезды и мессии.
Нет ничего труднее и неблагодарнее, нежели пытаться предсказать успех книги или фильма, и ничего проще, как объяснять его задним числом. И, однако ж, я чувствую себя в некотором недоумении перед воистину феноменальным триумфом «Чайки по имени Джонатан Ливингстон» Ричарда Баха, появившейся отдельным изданием на исходе 1970 года. Многие читатели этой истории, даже будучи предупреждены заранее о коммерческом буме, последовавшем за выходом «Чайки» в свет, останутся, вероятно, в том же недоумении. Некоторые воспримут ее просто как мистификацию в духе «королевского жирафа» Гекльберри Финна, когда уже уже обманутые и «вовлеченные» склонны скорее вовлечь остальных, нежели самим остаться в дураках. Самое дотошное исследование «Джонатана» – суперобложки, полиграфии, текста, – как феномена «массовой культуры» с помощью самых эффективных структурных методов, в лучшем случае говорит о том, почему его читают, но ничего не говорит о том, почему его хотят читать.
Между тем зигзаги удачи довольно причудливы: так, церковные власти в Штатах, например, остались не довольны притчей, усмотрев в ней «грех гордыни».
Так или иначе, но жанр «Чайки» не традиционен для американской литературы, и – при всей тривиальности авторских приемов – не тривиален для литературы массовой.
Притча, философская сказка, вернее всего, поэма в прозе обращена автором к тем, как писали прежде, «немногим избранным», кто готов предпочесть ежедневной драке за рыбьи головы бескорыстное совершенство полета.
Таких оказалось много. очень много, наконец, великое множество. Увы, я не могу уже с должной мерой убежденности перевоплотиться – труд, обязательный для всякого литератора (в том числе критика), – в того молодого потребителя духовных благ, который создал авторитет «Чайке Джонатану». И не хочу, подобрав quantum satis2 подходящих к случаю цитат, пройти с читателем по кратчайшей прямой от информации к выводам. Такие понятия, как «молодежное движение», «хиппи», очень многое могут объяснить в феномене «Джонатана» – многое, но не все.
Я думаю, вещь эта, столь не похожая, казалось бы, на то, что обычно вызывает интерес широкой публики, соприкасается тем не менее с самыми разными явлениями, по разным поводам попадающим в фокус общественного внимания. Поэтому, заранее извинившись перед любителями информации и поклонниками эрудиции за отсутствие звонких цитат, я рискую предложить вниманию читателя всего лишь гипотезу, основанную на наблюдениях самого общего свойства, притом наблюдениях издалека.
Можно очертить несколько сфер, по касательной к которым успех той или иной вещи, столь не похожей на обычную популярную литературу, станет понятнее.
Первую из этих сфер, как ни странно это может показаться, я обозначила бы термином «истории о животных».
Ныне, с возникновением понятия «экология», человек, выделившийся из природы и еще так недавно исходивший из концепции коренной и немедленной ее переделки, попытался вновь ощутить себя ее частью и приобщиться ее тайн. В этом пункте, как нигде, наука сомкнулась с беллетристикой, и описание поведения животных – этология – почти без перевода со специального языка на популярный стало всеми излюбленным чтением. Романтизация единоборства с природой – еще недавняя, еще вчерашняя – сменилась пафосом единения с ней. На смену охотничьим подвигам явились подвиги естествоиспытателей, занимающихся спасением редких видов животных; взамен ружья появилось фоторужье, и ныне ни один из массовых иллюстрированных журналов не обходится без фоторассказов о представителях фауны разнообразных уголков земли. Я не говорю уже о прекрасных и читаемых наравне с художественной литературой книгах Даррела, Джой Адамсон, Гржимека и прочих.
Все это, разумеется, имеет мало общего с Джонатаном, осваивающем технику высшего пилотажа и достигающим бессмертия. Но когда этология, бионика, психология животных становятся в порядок дня, то кажется естественным, что следом за научными изысканиями Джона Лилли возникает фантастический роман Лео Сцилларда «Голос дельфинов», что авторы «Хроники Хеллстрема» – научно-популярной ленты о жизни насекомых – не довольствуются простой демонстрацией удивительных натурных съемок, но стремятся придать своему фильму черты своеобразной и зловещей «антиутопии», противопоставив неразумию человеческой цивилизации суперрациональную «цивилизацию» муравьев и пчел.
