Георгий Русафов - Ваклин и его верный конь
— Я, братец Солнышко, знаю только одно: очень мне будет без тебя горько, ты ведь давным-давно заменяешь нам отца и мать… Раз надо, отправляйся в дорогу, да только поскорее возвращайся домой, не то я не вынесу разлуки, помру с горя.
Старший брат отвернулся, чтобы Месяц и Петушок не видели набежавших на глаза слез, и поспешил удалиться: мол, ему нужно собираться в дорогу. А утром встал затемно, когда Месяц и Петушок еще спали сладким сном, украдкой вышел из дома и с тяжелым сердцем отправился в путь-дорогу.
Он уже успел отойти далеко, когда проснулся Петушок. По тому, как заныло его сердечко, как померкло все вокруг, он понял, что любимый брат покинул дом. Петушок очень огорчился, что он уехал не простившись. Бедный мальчик даже заплакал с горя. Но стоило ему вспомнить наказ старшего брата, как он мигом вскочил на ноги и принялся готовить завтрак брату Месяцу, которому велено было гнать звездное стадо на Небесные луга… Завернул в виноградный лист кусок свежей брынзы, насыпал в деревянную солонку соли, красного перца. Отрезал большой ломоть хлеба… Уложив снедь в полотняную пастушью торбу, Петушок подошел к кровати, на которой спал непробудным сном молодой пастух.
— Вставай, братец Месяц! Звезды давно ждут-не дождутся, когда ты погонишь их на пастбище!..
И Петушок легонько потормошил брата за плечо.
— М-м-м-м! — промычал Месяц, но не проснулся, а повернулся на другой бок и захрапел еще громче.
Петушок потормошил его еще раз. Месяц почмокал губами, что-то пробормотал сквозь сон и опять засопел. Так повторилось несколько раз. Тогда Петушок взял и плеснул ему в лицо холодной водой. Месяц вздрогнул и открыл глаза.
— Ты зачем меня будишь, гадкий мальчишка? — сердито вскричал он, увидев над собой улыбающееся лицо младшего брата. — Не видишь разве, что я сплю!..
— Не сердись, братец, — кротко ответил Петушок. — Я видел, что ты сладко спишь, мне было жаль будить тебя, но… Разве ты запамятовал, что наказывал вчера нам братец Солнце?
— Что он наказывал?
— Он говорил, чтобы ты пас звезды, а я хозяйничал… Вот гляди: я положил тебе в торбу хлеба с брынзой… Вставай, братец, звезды-то, бедняжки, небось давным-давно проголодались!
Но Месяц, громко зевнув, вдруг заявил:
— Ну нет! Так дело не пойдет. Будем чередоваться: сегодня ты пасешь звезды, а я буду дома хозяйничать, а завтра ты останешься дома, а я погоню стадо на Небесные луга…
— Но ведь братец Солнце велел иначе, — попытался было возразить Петушок.
Несговорчивый брат от злости покраснел, как вареный рак, вскочил с постели и яростно затопал ногами.
— Замолчи, негодный мальчишка! Чтобы я от тебя и слова не слыхал!.. Я теперь старший в доме, и ты должен меня слушаться! Лучше не отвиливай, не мешай мне спать, а иди выгоняй стадо!
Петушок не стал больше возражать, перекинул через плечо приготовленную для брата пастушью торбу, взял стоявшую в углу крепкую кизиловую палку и побежал к кошаре, откуда доносилось жалобное блеянье проголодавшихся звезд. Петушок распахнул ворота, звезды хлынули, словно золотое просо, и сломя голову помчались на Небесные луга, а он бросился за ними вдогонку.
Ах, как прекрасны были Небесные луга!..
Все там было синее-синее.
Высокая росистая трава, что волновалась, куда ни глянь, словно бурное море.
Пенистые потоки, над которыми вели нескончаемые хороводы голубые стрекозы.
Работящие пчелы, что жужжали, не зная отдыха, среди синих душистых цветов.
Птицы, что щебетали без умолку в густом синем кустарнике.
Все, все на Небесных лугах было синим-синим!..
Но вот по этому синему травяному морю разбрелись пригнанные Петушком звездочки-овечки, — казалось, в росистой траве замерцали сотни светлячков. Их блеск придал лугам новое очарование. Эта дивная картина, птичье пенье, звон колокольцев быстро развеяли грусть Петушка. Печаль по уехавшему брату, что целый день томила его душу, наполняя глаза слезами, незаметно растаяла. Сердце наполнилось радостью, на губах расцвела счастливая улыбка. Он вытянул шею и закричал во все горло Месяцу, будто тот мог его услышать.
— Ку-ка-ре-ку, братец Месяц! Я уже не сержусь на тебя за то, что ты не послушался наказа братца Солнышка и послал меня пасти звездное стадо!.. Если бы я остался дома, то, наверное, умер бы с тоски по уехавшему брату, а здесь мне так привольно, так весело… Ку-ка-ре-куууу!
Повеселевший Петушок достал из пастушьей торбы серебряную свирель, поднес ее к губам и заиграл. Из тонкой дудочки вырвался целый рой задорных звуков… Они рассыпались по лугам, словно стая шустрых воробушков. Слились с песнями птиц, с рокотом ручейков. Звуки свирели переливались, звенели, вторя перезвону колокольцев звездного стада. Весь день без отдыха над лугами звучал радостный мотив, веселя сердца всех обитателей Небесных лугов…
Уже совсем свечерело, когда Петушок спрятал свою серебряную свирель и погнал стадо домой. Всю дорогу молодой петух подгонял звездочек, а сам думал:
— Братец Месяц уже давно небось накрыл стол к ужину и ждет-не дождется, когда я вернусь… На столе дымится горшок с горячей фасолевой похлебкой, по комнате разносится сладостный аромат мяты и душицы, вкусно пахнет свежеиспеченной кукурузной лепешкой… Я так проголодался, что съем целых три миски похлебки и пол-лепешки!.. А братец Месяц, глядя, как я ем, будет радоваться и приговаривать: «Кушай, кушай, братец Петушок! Ты сегодня поработал на славу, заслужил вкусный ужин!» А потом мы вдвоем выйдем на галерею да как запоем. Соседи услышат, скажут: «Хорошо, дружно живут братья. Счастливые!» А когда братец Солнышко воротится из далекого путешествия, они ему все расскажут. То-то он будет радехонек!
Так думал Петушок, а вышло все по-другому.
Утром, когда младший брат выгнал стадо за ворота, Месяц натянул на голову одеяло и заснул крепким сном. Спал он беспробудно до самого обеда. Потом встал, съел все, что было в доме съестного, и опять улегся в постель. Свернулся калачиком и задал храпака.
Так в безделье скоротал он весь день.
Когда Петушок воротился с звездным стадом домой, он не увидел ничего, о чем мечтал дорогой. Брат его и не думал накрывать на стол. Не было ни горшка с фасолевой похлебкой, ни свежеиспеченной лепешки. А Месяц — ох, уж этот Месяц! — не зная забот, спал таким богатырским сном, словно перед этим он три дня и три ночи трудился не покладая рук!..
Усталый, голодный Петушок опечалился. У него заныло сердце от обиды, что родной брат заставил его пасти звездное стадо, а сам не только не позаботился об ужине, но съел все припасы, какие имелись в доме, и теперь по его милости придется ложиться спать голодным. Но стоило ему улечься в постель, свернуться клубочком, как сон ласково коснулся его отяжелевших век, и добросердечный Петушок простил брата. Засыпая, он прошептал:
— А, не стоит сердиться! Что было, то было, одну ночь как-нибудь переживу, не помру. Зато завтра останусь дома, наемся досыта, да к тому же еще покажу брату Месяцу, как надо встречать пастуха. Когда он вечером вернется со звездным стадом с Небесных лугов, стол будет ломиться от яств!
Но вышло все по-другому…
Утром рано, ни свет ни заря, Петушка разбудили жалобные стоны.
— Ох, помираю! Ой, спасите! — стонал Месяц.
Петушок встревожился, бросился к постели брата.
— Что с тобой, братец? Отчего ты так жалобно стонешь?
— Ой, захворал я, брат Петушок! Очень мне худо… Ой, мамочки, не могу пошевелиться так режет в животе! — запричитал Месяц, увидев над собой озабоченное лицо брата. — Просто ума не приложу, как я доберусь со стадом до Небесных лугов… Ох!..
Жалко стало Петушку брата, он и говорит:
— Раз ты нездоров, оставайся дома, я сам погоню стадо, а ты лежи, поправляйся… На то мы и братья, чтобы помогать друг другу в беде!
Сказано — сделано!
Хотя у бедняги от голода сводило живот, он выпустил из кошары звезды и погнал их на Небесные луга.
По дороге Петушок вдруг обнаружил, что в спешке забыл дома свирель.
— Придется воротиться за свирелью, — решил Петушок, — не то целый день голодному без музыки не выдержать.
Всю дорогу он бежал без передышки, шепча про себя:
— Это хорошо, что я сбегаю домой! Небось мой дорогой братец мается в жару, и некому ему водицы подать!
Добежал Петушок до ворот, и что же видит! Во дворе полным-полно детей. Гоняются друг за другом, катаются по траве, кувыркаются, и такой стоит шум-гам, что хоть уши затыкай. А проворней всех бегает и громче всех хохочет его брат, который накануне не мог встать с постели. Младший брат просто не поверил своим глазам.
— Уж не сон ли мне привиделся? Ведь всего час тому назад братец мой метался в жару, места себе не находил от боли, а сейчас…
Раскрасневшийся Месяц увидел младшего брата, бросился к нему, затопал ногами, закричал:
