Джеральд Даррелл - Говорящий сверток (с цветными иллюстрациями)
— Включайте тормоза. Постепенно. Мы прибыли.
Питер и Саймон медленно включили тормоза, и, хрипло отдуваясь и переводя дух, маленький паровозик остановился.
— Конечная остановка — Мифландия. Все сходят в Мифландии! — провозгласил Попугай, и эхо, отдаваясь в туннеле, повторило его возглас.
— Какая мерзкая сырость, — послышался голос Дульчибеллы. — Надо было надеть плащ. Если простудитесь, пеняйте на себя.
Они сошли на полотно и выгрузили свои припасы, пожитки и клетку. Затем сгрудились вокруг мадам Гортензии и принялись прощаться с ней.
— Вы самый замечательный паровоз в мире, — сказала Пенелопа, — Путешествие было просто изумительным. Огромное вам спасибо!
— Пустое, милочка, — откликнулась мадам Гортензия. — Впрочем, оно показывает, на что мы, старики, способны.
— Мадам Гортензия, ехать с вами была для нас большая честь, — проговорил Питер.
— Честь и привилегия, мадам, — добавил Саймон.
— Вы водили меня очень хорошо, — сказала мадам Гортензия, — просто очень.
— Гортензия, — сказал Попугай, — я, мои друзья и вся Мифландия глубоко тебе благодарны. Мы никогда тебя не забудем.
— Дорогой Попугайчик, — прощебетала мадам Гортензия, — ты же знаешь: ради тебя я готова на все.
— А ты сумеешь одна вернуться домой?
— Да, mon brave, мой храбрец, сумею. Обратно я буду… Как это у вас говорят? Буду катиться под уклон. А вы знаете, как идти дальше? Боковой туннель налево, метров пятнадцать отсюда.
— Правильно, — подтвердил Попугай. — Итак, мы двинулись. Досвидания, милая Гортензия, спасибо еще раз.
— До свиданья, Попугайчик, bonne chance, желаю успеха. — И мадам Гортензия испустила чувствительный вздох, окутавшись при этом облаком пара.
Дети зажгли фонарики и прошли по туннелю еще метров пять.
— Вот он, — неожиданно остановил их Попугай. — Вход в Мифландию.
Светя фонариками, ребята увидели щель в каменной стене шириной в метр и высотой около двух метров, щель, похожую на узкую церковную дверку.
— Это пограничный пост, — объяснил Попугай. — Пять минут ходьбы — и мы в Мифландии.
Туннель был узкий, идти пришлось гуськом. Первым шел Питер с фонариком и клеткой в руках. За ним Пенелопа, которая несла продовольствие, медицинскую аптечку и оружие; на плече у нее восседал Попугай. Саймон, тащивший лодку, замыкал шествие.
— Ступайте потише, — хриплым шепотом скомандовал Попугай. — Не уверен, что они до этого додумались — они слишком легкомысленные существа, — но вдруг да они выставили караул на случай, если я вернусь.
Они свернули за угол, и тут Питер так внезапно остановился, что Пенелопа налетела на него, а Саймон налетел на Пенелопу.
— Что случилось? — спросила Пенелопа.
— Ш-ш-ш! — зашипел Питер. — Там впереди свет.
— Дайте-ка я погляжу. — И Попугай перескочил с плеча Пенелопы на плечо Питеру.
Все затаили дыхание, пока Попугай всматривался вперед.
— Все в порядке, — сказал он наконец, — это не свет, это вход. Вы видите зарю.
— Зарю? — повторил Питер. — Ты уверен, Попугай? Для зари чересчур поздно.
— Только не в Мифландии. Заря здесь длится круглый день, ее нет только ночью.
— Как это возможно? Что ты говоришь? — удивилась Пенелопа.
— Видишь ли, — сказал Попугай, — когда Ха-Ха учился на волшебника, он привык вставать с зарей и очень скоро понял, что это лучшее время дня: все вокруг такое свежее, безмятежное, краски такие яркие после ночного сна. Поэтому, изобретая Мифландию, он решил, что в ней всегда будет заря, за исключением восьми ночных часов. Сейчас увидите, что я имею в виду.
Они вышли из туннеля и, моргая, застыли перед открывшейся им картиной. Небо над ними (или то, что казалось небом) было нежно-зеленого, нефритового цвета, местами переходящего в голубоватый. По небу плыли армады маленьких пухленьких уютного вида облаков лимонного, бледно-розового и белого цвета. Солнце (или то, что казалось солнцем) прочно утвердилось над горизонтом, набрасывая на все вокруг восхитительно тонкую золотистую паутину своих лучей. Неподалеку маленький ручеек цвета жидкого чая разветвлялся на множество изящных водопадиков, падающих с красноватых скал. А у подножия каждого водопада в глубоких спокойных омутах лениво плескались голубые рыбины с алыми плавниками и хвостами. Трава под ногами у ребят была лиловая, как вереск, очень мягкая и упругая. Ее, казалось, недавно косили. Она пестрела яркими цветами, лепестки которых казались стеклянными, а между цветами сидели группками грибы с лимонно-желтыми шляпками в черный горошек. Дальше шел лес. Стволы у деревьев были шоколадного цвета и выглядели на таком расстоянии узловатыми и шишковатыми, листья были крупные и синие. Далеко на горизонте, пробиваясь сквозь утренний туман, что-то блестело и играло, словно шампанское, и ребята догадались, что это большое внутреннее море, о котором говорил им Попугай.
— Ой, какая красота! — ахнула Пенелопа. — Я и представить себе не могла ничего подобного.
— Поглядите, какие краски! — проговорил Саймон. — Сразу видно, что сказочные!
— А небо! — подхватил Питер. — Облака как будто специально рассажены.
— Так и есть, — подтвердил Попугай, — их переставляют по пять раз в день, чтобы они нам не надоели. У нас четыре заката, по одному, так сказать, по углам, так что те, кому нравятся красные закаты, смотрят в одну сторону, а те, кто предпочитает оранжевые, или желтые, или зеленые, выбирают себе другие стороны. Очень удобно.
— Как красиво! — воскликнула Пенелопа. — Неудивительно, что вы гордитесь своей страной.
— Как вам сказать… — Попугай смутился. — Видите ли, я живу здесь давно, как-то привязался к месту. Потому я и не желаю, чтобы власть захватили эти жуткие василиски.
— Ты прав, — сказал Питер, — и чем скорее мы примемся за них, тем лучше. Что мы будем делать дальше, Попугай?
— Так, — принялся рассуждать вслух Попугай, — если пойти вдоль ручья до того места, где он впадает в главную реку, дальше мы сможем плыть лодкой. Затем, если память мне не изменяет — а меня убить мало за то, что я не взял с собой карту, — мы спускаемся по главной реке мимо Долины фениксов, пока не достигаем Луннотельцовых холмов и Единорожьих лугов. Таким образом, мы оказываемся прямо под Кристальными пещерами, оттуда вверх до них рукой подать. Однако должен вас предупредить: в Долине фениксов лас ожидают две весьма коварные быстрины и нам их, пожалуй, не избежать. Надеюсь, вы. справитесь со своей лодкой?
— Справимся, — беззаботно отозвался Питер.
— Будем надеяться, что справимся, — поправил его Саймон. — Мы будем грести оба, — может, и проскочим.
— Тогда вперед, — скомандовал Попугай. — Держимся как можно ближе к деревьям на тот случай, если где-нибудь тут подкарауливают василиски. Помните: они выдыхают пламя на расстояние в три метра.
— Три метра! — воскликнул Питер. — Прямо огнеметы какие-то.
— Именно, — подтвердил Попугай. — В прежние времена они еще и убивали взглядом, но Ха-Ха положил этому конец, когда создавал Мифландию. Хорошенького, как он сказал, понемножку. И так они сжигают все подряд из-за неаккуратного обращения с огнем — дышат куда попало. Не хватало еще, чтобы они убивали наповал взглядом всех, на кого ни посмотрят.
— Не понимаю, почему вы вообще разрешили им жить в Мифландии, — возмутилась Пенелопа. — К чему вам такие чудовища?
— Э нет, — возразил Попугай. — Выбирать не приходится. Мифландия была создана для всех мифических животных, и мы не имеем права отдавать предпочтение одним за счет других. Единственно, что в наших силах, — это держать их под контролем и селить там, где они могут причинить как можно меньше вреда. И надо же, чтобы василиски вдруг отбились от рук. Ну ничего, авось с вашей помощью мы прекратим это безобразие.
Разговаривая, они прошли всю долину мимо водопадов и ручейка и теперь добрались до первых отдельных деревьев, росших на опушке густого леса. Ребята разглядывали их с изумлением.
— Ага, — заметил Попугай, — обратили внимание? Я так и думал, что вы удивитесь. Это пробочные деревья. Как известно, в обычном мире способ добывания пробки остался, так сказать, довольно доисторическим, — если мне позволят высказаться критически. Сперва кору срезают с дерева, а потом уже делают из нее пробки. Процедура крайне трудоемкая. Поэтому, когда мы поселились здесь, Ха-Ха решил создать пробочные деревья, чтобы сэкономить время и энергию. Тут, как видите, пробки растут прямо из коры деревьев и сразу разных размеров.
Попугай говорил правду: на стволах и ветках Каждого дерева росли разной величины и формы пробки — крошечные для пузырьков с лекарствами; большие для шампанского и винных бутылок; широкие плоские, какими закупоривают банки с консервированными фруктами и вареньем или, скажем, медом.
