Ева Лисина - Лопоухий Илюк
— Пока к тебе не придёт мой хобот.
— А твоему хоботу можно доверять? Ты сам сказал, что в горах, в самый нужный момент, он вдруг взял и исчез.
— А потом нашёлся. Прячься! Нельзя терять ни минуты!
Недовольно бормоча про тех, которые пропадают в неурочное время и возвращаются, когда уже слишком поздно, Острый Зуб перебрался под Илюково ухо.
— Что бы ни случилось, не потеряю сознания! — сказал Илюк самому себе. Но, подойдя к воде поближе, пробормотал: — Легко сказать, да трудно сделать!
Но есть на свете Младший!
— Сегодня надо думать только о Младшем! — сказал Илюк и бросился в воду.
Спина слонёнка на миг показалась над бурунами и снова исчезла. Прошло много-много времени, и наконец Илюка прибило к другому берегу.
Он тяжело дышал. На беду, что-то случилось с левым ухом, оно затрепыхалось, а потом закричало истошным криком:
— Тону! Тону!
Илюк тряхнул головой, и тот, кто собирался утонуть, теперь завопил:
— Ой, падаю! Падаю!
— Ай-ай! — усмехнулся Илюк. — Обычно сначала падают, а уж потом тонут. У этого всё наоборот — сначала тонет, а потом уже падает.
Бешено грохочут воды Вахша. Темно в узком глубоком ущелье. Ничего не видно. Где же кустик?
— Острый Луч! — позвал Илюк. — Ничего не видно!
Маленькая звезда спустилась в ущелье. Три луча собрались в один и пронзили тьму. В ущелье посветлело, и высоко над собой прямо в скале Илюк увидел куст с маленькими круглыми листьями. Сквозь тёмную зелень просвечивали ягоды — вот оно, Алое Сокровище!
Хорошо, когда есть хобот! Тянется хобот, старается изо всех сил, однако дотянуться до зелено-розового кустика не может. Слишком высоко растёт куст!
Ещё лучше, когда есть маленький друг! Поднимаешь ухо, хоботом подсаживаешь маленького ненаглядного друга повыше на скалу, он бежит по стене вверх… и вот он уже возле куста.
Глядите, бежит обратно! Мордочка у него стала круглой, как надутый шар. Значит, то, за чем они шли три дня и три ночи, уже в надёжном месте, в защёчном мешке.
Илюк схватил насквозь промокшего суслика и спрятал под ухо. Надо торопиться!
— Что бы ни случилось, нельзя терять сознания! — ещё раз подбодрил себя Илюк и во второй раз бросился в бешеный поток.
Прошло много времени, звёзды уже сменили свои места. Маленькая звезда, словно искала кого-то, опустилась совсем низко.
Наконец Илюк выкарабкался на берег. Встал. Глаза его были закрыты. Он шатался, казалось, вот-вот рухнет.
— Ты что? На качелях качаешься?! — заверещало неугомонное ухо. Оно не хотело больше висеть, словно вывешенное на просушку. Ухо зашевелилось, приподнялось, и оттуда выполз Острый Зуб. И сам на себя рассердился: «Ну что за голова! Твой друг еле стоит на ногах, не в силах даже открыть глаза, а ты о каких-то качелях подумал!»— Илюк! — позвал Острый Зуб. — Илюк! Илюк! Открой глаза!
— Млад-ший! — прошептал Илюк и, шатаясь, тронулся в обратный путь.
— Слон и суслик вернулись!..
— Ах, они опоздали!
— Немного бы пораньше!..
— А сами-то! Страшно глядеть… В ранах, в ссадинах! Видно, целебными ягодами придётся лечиться им самим!
Орлы, сидевшие вокруг умирающего, расступились. Распластав одно крыло, а другое прижав к себе, лежал Младший.
Илюк поднял хобот, и раздался мощный рёв. Так кричат индийские слоны, когда приходит беда и отвести эту беду нельзя ничем. Потом Илюк от горя стал колотить хоботом по земле. Задрожала земля, затрясся Острый Зуб на спине Илюка. Алые ягоды выкатились из его лап и упали прямо на Младшего.
И все увидели, как орлёнок медленно открыл глаза…
От радости Острый Зуб засвистел, спрыгнул на землю и обошёл вокруг Илюка.
Вдруг он застыл с открытым ртом и в ужасе уставился на орлов. Дрожащими лапками он вцепился в кончик Илюкова хобота:
— И-и… Илюк… Я… я… Орлы — наши исконные враги. Знаешь, они нас на лету хватают… П-п-пропал! П-п-погиб!
Но Старший Орёл склонил перед ним голову:
— До тех пор, пока орлы не разучатся летать, для нас не будет родных дороже тебя и слонёнка! И пусть отныне весь твой славный род Откуси-с-первого-раза не боится никакой птицы: ни орлов, ни соколов, ни кречета, ни даже ночных охотников — филина и неясыти.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой грызут, поют и ногами подписывают письмо
Бывает же так: целый день, с утра до самого вечера, — и весь счастливый!
Таким и был для Илюка этот день. Утром он стоял у подножия горы, смотрел в небо и ему хотелось петь: Младший летал! Взлетит — и медленно кружит. Илюк может считать, покуда не собьётся со счёта, а Младший парит, даже крылом не шевельнёт. Потом зайдёт против ветра, поднимется ещё выше — и вдруг сложит крылья и косо падает вниз. Опустит Илюк взгляд на ближние холмы — и тоже хочется петь. Там живёт род Откуси-с-первого-раза, туда побежал Острый Зуб — проститься с дядей и дать наказы родичам, как тем жить в его отсутствие-Наказы его слышны отсюда.
— Сони! Неисправимые сони! — кричит Острый Зуб. — Небось не успею я отъехать, как вы снова завалитесь спать? А я тороплюсь в Чувашию! Меня ждут! Спите, спите, сони! Вы только во сне и можете увидеть Чувашию и Хеведусь!
И Острый Зуб запел:
Появился новый друг,
Стало вдвое больше рук,
Стало вдвое больше ног.
Я теперь не одинок!
Стало вдвое больше нас, Стало вдвое больше глаз, Стало вдвое всё видней, Сам я втрое стал сильней.
Воспою я подвиг наш!
Дам себе я прозвище:
С этих пор я — Грозный Страж
Алого Сокровища!
Песни Острого Зуба перевёл на русский язык Юрий Кушак
С этой песней он уселся верхом на Илюка.
Проводы вышли торжественные. На земле их провожала толпа сусликов, в небе — стая орлов. Илюк помахал орлам хоботом. Острый Зуб обежал всех родичей и всем пожал лапы.
…Они уходили всё дальше и дальше, но ещё долго в небе стояла чёрная точка — это Младший провожал их.
В полдень перед ними показалось селение — кишлак. Во дворе крайнего дома лаяла собака, лязгала железная цепь. Им нужно было совсем в другую сторону, но Илюк повернул к дому.
На воротах было написано:
«Стой! Во дворе — злая собака! Она разорвёт тебя на сорок частей!»
Илюк прочитал громко, чтобы и Острый Зуб узнал, что здесь написано. Потом внимательно посмотрел на собаку, которая со свирепым лаем рвалась на цепи.
Острый Зуб с опаской глянул вниз. Собаки — ужасные существа, они любят обнюхивать сусликовые норки и разгребать их! Вдруг что-то большое, серое бросилось прямо на суслика. Острый Зуб даже не успел позвать на помощь своего дядю. «Ай, набросился! Ай, душит!» — пискнул он. Оставалось только в последний раз взглянуть на белый свет и попрощаться с ним. Острый Зуб открыл глаза — и чуть не лопнул от досады на самого себя. Он, Доблестный Племянник и Грозный Страж Алого Сокровища, сидит на слоне, высоко-высоко, далеко-далеко от собаки! А большое, серое — это просто Илюково ухо! Острый Зуб зевнул, потянулся, легонько пригладил свой лоснящийся мех и уселся, выпятив грудь.
— Что, что, что с вами? — растерянно затявкала собака. — Вы, вы, вы что? Вы что, слепые? А-а, вы, наверное, неграмотные! Вот тут всё написано! Я — злая-презлая собака! Мимо меня положено мчаться во весь опор и без оглядки!
Илюк молча смотрел на собаку и что-то обдумывал. Тогда собака принялась за Острого Зуба:
— Ты что, суслик? Ведь суслики, стоит им увидеть собаку, с писком бросаются в бегство! Ты почему не пищишь? Почему не бежишь?
Острый Зуб ещё раз оглядел себя, встряхнулся, пригладил мех и лишь потом с жалостью посмотрел на собаку:
— Ты, дорогой друг, болен, да? Я слышал, есть такая страшная болезнь, когда всё видится наоборот! Ты всё перепутала: не суслики от собак, а собаки от сусликов бегут без оглядки во весь опор, визжат и молят о пощаде! А сцапает суслик собаку — как та жалобно скулит, бедняжка! Я всё понял! Ты увидела меня — и от ужаса сошла с ума! Вот беда! Что же делать? Не бойся! Вижу, у тебя от страха подкашиваются ноги. Наверное, думаешь: «Ай, набросился! Ай, душит!» Успокойся! Я совсем не одобряю своих могучих родичей, когда они травят собак. Это несправедливо, нельзя обижать маленьких и слабых!
Собака медленно опустилась на задние лапы и ошалело огляделась по сторонам.
— Ты совсем не злая собака! — сказал Илюк. — Злая собака сразу кидается на прохожего и не спрашивает, грамотный он или нет. Нет, ты не злая собака.
— Ты, ты… откуда знаешь? — спросила собака. — Я была знаменитой пастушеской собакой…
Илюк ещё раз внимательно посмотрел на неё.
— Я что-то не пойму тебя, — сказал он. — Глаза у тебя круглые и ясные — всякому понятно, что они видят насквозь! Ноги у тебя длинные и сильные! Уши твои стоят торчком! Хвост твой как новый веник. Такому хвосту позавидует каждый! Значит, ты и СЕЙЧАС знаменитая пастушеская собака! Но что ты делаешь со словами? Как ты с ними обращаешься? Перед бодрыми и надёжными словами «пастушеская собака» ставишь «была» — и великие слова становятся пустыми и печальными.
