Эльдар Ахадов - Сказки. Том 3
— Почему демоны тьмы так поступили с моим отцом?
— До тех пор, пока люди творят на земле зло, ссорятся и губят друг друга, — демоны бессмертны, потому что происходят они из тьмы человеческой: из черной зависти, лютой злобы, горьких обид и беспросветного отчаяния. Но демоны не властны над цветком Чжэнь… Твоя мама была права, Ляо: если у людей появится этот цветок, они перестанут ссориться между собой, и тогда демоны тьмы сгинут навсегда. Ни исполинские силы, ни колдовские чары не способны помочь человеку, разыскивающему заветный цветок, но искренняя добрая душа сама чувствует дорогу к нему, а бескорыстное сердце и несгибаемый дух одолевают любые препятствия…
Не прост цветок Чжэнь, и не каждому кто его найдет, он позволит сорвать себя, но лишь тому, кто хочет сделать это из любви к другим людям и ко всему живущему на земле… Таков твой отец, Ляо. Всё, на что способен один человек, он совершил.
— Могу ли я помочь ему?
— Нет, Ляо. Ни ты, ни кто другой из людей — не в силах поднять скалу Минь — Дао, заклятую демонами тьмы.
— Значит, нет никакой надежды?
— Есть, мудрый Ляо. Цветок Чжэнь рождён любовью и не погибнет до тех пор, пока она есть: любовь матери к своему ребёнку, любовь юноши к возлюбленной, любовь детей к своим родителям, любовь каждого живущего на земле ко всему сущему и ко всем, кто нуждается в любви. А нуждаются в ней все, Ляо. И она будет всегда. Когда все живущие поймут это, демоны тьмы сгинут сами собой. И скала Минь — Дао исчезнет. И зазеленеют, зацветут мертвые горы Тянь — Фэй, и станет ласковым и тёплым озеро Шинь — Цу…
— Ты можешь подождать меня немного, белая птица?
— Да, Ляо. Я подожду.
И тогда Ляо созвал всех своих детей, внуков и правнуков. А когда все они собрались, он поведал им то, о чем рассказала белая птица.
— Я созвал вас, чтобы попрощаться со всеми, — сказал Ляо. — Живите же на земле, заботьтесь о ней и любите всех, кто живет на ней. Если есть у вас враги, простите им и предложите помощь. Откройте ваши сердца миру и сделайте так, чтобы одна лишь любовь была в нем повсюду. И, однажды, в вашу дверь постучится улыбающийся молодой человек, а в руках у него будет невероятно красивый, нежный, благоухающий цветок Чжэнь. Скажите ему, что ваш дедушка Ляо всегда помнил о нем и любил его. Скажите ему это, когда он придёт.
ПРО ФИЛИНА УШАСТОГО
Это случилось за болотом, далеко–далеко, на самом бугре, где скрипели и качались высокие сосны, может быть, даже пальмы, ведь до самого бугра в те времена никто ещё не добирался, а издали плохо видно. Особенно без очков. А тогда во всём лесу очков ни у кого не было. Даже у ушастого филина. Уж, этому–то с его зрением куда без них? Ночью он таращился в темноту и не спал, зато утром — как завалится куда–нибудь в кусты, так и храпит до вечера весь день напролёт, потом проснётся и опять пыжится, головой вертит, ищет кому «с добрым утром» сказать. Ему зайцы отвечают: «Очнитесь, дяденька филин! Какое утро? Ночь на дворе!» А он опять удивляется, как будто вчера было не тоже самое: «Ух, ты! Ух!». Так всю ночь и ухает в лесу. А когда устает ухать, глаза закрывает и снова спит.
«Не может так продолжаться бесконечно!» — решили мыши, — «он и сам не спит и нам не даёт выспаться, гоняется за каждым кого заметит: догонит, спросит «который час», глаза выпучит, мышат напугает и шуршит по кустам и ухает, ухает всю ночь напролёт, с ума можно сойти!» Вызвали мыши врача для филина. Прилетел врач — грач черный–пречёрный, аж перья блестят. Спрашивает филина: «Ты почему зверушкам спать мешаешь?!» Тот отвечает: «А почему они днём спят?» «Они спят ночью, когда темно, а днём, когда светло, никто не спит,» — объясняет ему доктор. «Ну и ну! Ух–ух–ух!! Ох–ох–ох! И ты меня запутать хочешь! Это днём всегда темно, а ночью светло. Вот когда светло, тогда и надо спать». «Не понял,» — подумал грач и спросил, — «А почему, когда светло надо спать, а не когда темно?» «Странный какой–то врач, ничего не понимает,» — подумал филин и не стал отвечать, просто надулся и промолчал.
Тут мимо пробегала умная белка. Она нечаянно услышала их разговор, обо всём догадалась и говорит грачу: «Вы оба странные какие–то, ничегошеньки не понимаете. Я уже давно заметила, что у филина плохое зрение. Днём светит яркое солнце, оно слепит ему глаза. Поэтому днём филин видит очень плохо. Что ж ему, бедному, остаётся делать? Только спать. А раз он сам спит, то и считает, что вокруг него не день, а ночь. Зато ночью, когда света всюду мало, он видит гораздо лучше. Вот и считает, что наступил день. И не верит никому, что всё наоборот».
«Ага!», — воскликнул грач, — «Так ему надо просто глаза исправить, тогда у него всё само пройдёт! День станет днём, а ночь ночью!» Но дело в том, что филин никогда никому не признавался, что у него проблемы со зрением, и больным он себя не считал. На самом деле, он просто очень стеснялся признаться, что плохо видит, только не все это понимали. «Вы смеётесь надо мной!» — закричал он, окончательно обиделся и улетел куда попало. Грач за ним гнаться не стал, потому что плохо видел в темноте и боялся удариться об дерево, их же полно в лесу, — в самых неожиданных местах выскакивают. А белка бежала за филином, бежала, звала его обратно, да бестолку: так и не дозвалась и не догнала, потому что летать не умеет.
Долго летел филин через весь лес, через всё болото. Так долго, что аж до самого бугра долетел. Сел он на дерево. Кругом светло, ничего не видно. Крутит головой, понять не может: как это дерево называется, и что это такое шелестит громко «у–у–у» и опять «у–у–у». «Наверное, это какое–то волшебное место,» — подумал филин, — «тут так странно всё.» Ему вдруг показалось, что всё вокруг шевелится, и он потихонечку сполз с дерева на землю и начал ощупывать крыльями место вокруг себя. Травинки были сухими, а не влажными, как в сыром лесу, где он вырос. И земля была другая — сухая и теплая. Вдруг крыло ушастого филина наткнулось на какие–то непонятные кругляшки с палочками–проволочками, на которых они болтались. Наощупь кругляшек было две. Филину сильно захотелось увидеть свою находку, и он поднёс эту штуковину прямо к глазам, ну, прямо на нос себе нацепил эти штуки: не видит же ничего дальше своего носа. И вдруг… случилось чудо! Филину открылся весь мир! Он сразу всё–всё увидел при ярком солнечном свете!
Перед ним шумел сосновый бор. В ветвях пел ветер «у–у–у», сквозь деревья просвечивало небо с курчавыми облаками, а далеко внизу до самого края болота плескалось большое синее озеро, по которому бежали легкие волны, и высоко над песчаным берегом парили в воздухе белоснежные чайки …
От такой красотищи филин громко заухал: «Ух, ты! Ух, ты, как здорово!»
Больше он никогда не расставался с теми волшебными круглыми штучками, потому что это и были настоящие стеклянные очки. Летает себе филин по лесной чаще и ухает от удовольствия: «Ух, ты! Ах, ты! Очки вы мои, очочки! Всё вижу! Ух, ты!»
А грач вскоре стал выдавать такие же и другим зверушкам. Не всем подряд, конечно, а тем только, которые на зрение жалуется…
Тут недавно про дальний бугор одна мышка сказала, что на самом деле на нём всё–таки растут не сосны, а пальмы. Настоящие… Может, врёт? Не знаю. Уж, если и врёт чуть–чуть, так ведь всё равно — красиво–то как!
ПЛАЧУЩИЙ ЗАЯЦ
Жил–был плачущий заяц. День–деньской: где бы что ни случилось: зайка плакал. Прилетела ворона: «Не плачь, на, возьми морковку». Заяц посмотрел на морковку и пуще прежнего зарыдал. «Да, что ты всё плачешь–то? Это же морковка! Её едят и радуются!» — возмутилась воронья подружка сорока. «Если я съем её, то она сразу закончится. И у меня не будет целой морковки! А если я не стану её есть, то мне будет плохо от голода, а морковка состарится и сморщится, и станет некрасивой! О–о–о-о! Я несчастный! Зачем вы принесли мне эту морковку? Теперь мне ещё хуже!»
«Зая, заюшка, на соседней поляне под берёзкой вырос красивый высокий гриб–подберёзовик. Айда, грибочки искать–собирать!» — протараторила белочка пробегая мимо. А зая опять слезами залился: «Убежала! Она первая соберёт! Я не успею: пойду и совсем заблужусь! А–а–а!»
«Ну, тебя!» — рассердилась ворона и улетела. Сорока потрещала ещё маленько, подразнила вислоухого и тоже куда–то подевалась. Остался зайка серенький совсем один. Ходит по лесу и плачет. Далеко его слышно. Никто к серому не подходит, все издали разбегаются. Только старый кабан пристал к нему и нудит: «Эй, заяц! Ну–ка, перестань хныкать, ты мне аппетит портишь! Перестань сейчас же!» А тот ещё больше расстраивается, и текут заячьи слёзки ручьём. «Нет, вы посмотрите на него!» — не унимается кабаняка, — «Разве это настоящий заяц? Это же посмешище какое–то! Да тебя в цирке показывать надо!»
«В цирке?» — переспросил длинноухий и горько вздохнул: «Ну, что ж… В цирке, так в цирке. Веди меня, дедушка кабан, куда знаешь, хоть в цирк. Мне теперь уже всё равно». И пошли они в цирк. Кабан билеты продавал, а заяц выступал с уникальной концертной программой: «Единственный в мире ПЛАЧУЩИЙ ЗАЯЦ!!!!» Его даже по телевизору показали в рекламном ролике похоронного бюро «Волк и сыновья». Он там так хорошо сыграл роль зайца скорбящего на поминках, что всем зверушкам запомнился.
