Карл Сэндберг - Страна Рутамята
«Вот удача», – сказал Ясон Пьянчужка, вытирая пальцы о зеленовато-желтые волосы. Потом он положил золотистый замшевый притягуч в жилетный карман и снова произнес: «Вот удача».
Вечером, в шесть с минутами, Ясон Пьянчужка переступил порог своего дома и поздоровался с женой и детьми. А они в ответ как рассмеются, да таким преобидным смехом.
«Что такого смешного?» – спросил он.
«Да ты сам», – ответили они и снова рассмеялись, да как преобидно.
Что же их так рассмешило? Да то, что на нем теперь была кукурузная шляпа, кукурузные рукавицы и кукурузные башмаки. Он-то не знал, что золотистый замшевый притягуч обладает силой и все время действует. Он не знал, что притягуч скомандовал из жилетного кармана: «В твоем имени буква „я“ и за счастье и удовольствие иметь в имени букву „я“ пусть будут у тебя кукурузная шляпа, кукурузные рукавицы и кукурузные башмаки».
На следующий день он надел другую шляпу, другие рукавицы и другие башмаки. Как только он их надел, они тоже стали кукурузными.
Он перепробовал все шляпы, рукавицы и башмаки, но стоило ему их надеть, как они тут же становились кукурузными. Тогда он отправился в лавку и купил новую шляпу, новые рукавицы и новые башмаки, но только он их надел, как и они стали кукурузными.
Тогда он решил отправиться на работу, чтобы чистить цистерны в кукурузной шляпе, кукурузных рукавицах и кукурузных башмаках.
Когда он показался на улице, жители Крем-Торт-тауна пришли в восторг от этого зрелища. Его кукурузная шляпа, кукурузные рукавицы и кукурузные башмаки видны были за пять кварталов.
Когда он влезал в цистерну, в нее с восторгом заглядывали дети, чтобы посмотреть на него за работой. Пока грязь и тина не заляпывала шляпу и рукавицы, он был весь как на ладони – сверкающая кукуруза заливала светом всю цистерну.
Иногда, конечно, черная тина и черная-пречерная грязь пачкали белую кукурузу, и тогда по дороге домой Ясон Пьянчужка выглядел уже не так блестяще.
То-то смеху было Ясону Пьянчужке в ту зиму.
«Преступление, форменное преступление, – говорил он сам себе. – Я не могу теперь даже побыть наедине со своими мыслями. Стоит мне показаться на улице, как все начинают на меня глазеть.
Если мне навстречу идет похоронная процессия, при виде моей кукурузной шляпы начинают смеяться даже носильщики. Если я встречаю свадьбу, меня посыпают рисом, как будто я – жених и невеста одновременно.
Куда бы я ни шел, мою шляпу пытаются съесть лошади. Я скормил им три шляпы за зиму.
Стоит мне случайно уронить рукавицу, ее тут же начинают клевать цыплята».
Он грустил, грустил, а потом изменился и даже возгордился.
«Мне всегда хотелось иметь такую прекрасную белую шляпу, как моя белая кукурузная, – говорил он сам себе. – Мне всегда хотелось иметь такие прекрасные белые рукавицы и прекрасные белые башмаки, как мои белые кукурузные».
Когда мальчишки вопили: «Снежный человек! Йо-хо-хо, снежный человек!», он так величаво поводил рукой, как будто хотел показать, что гордится тем, как он выглядит.
«Все на меня смотрят, – говорил он сам себе. – Я такой выдающийся – не правда ли?»
Тут он со словами: «Вы прямо-таки отлично выглядите» пожимал себе правой рукой левую.
Однажды он решил выкинуть свой старый жилет, а именно в жилетном кармане был золотистый замшевый притягуч, обладающий силой, которая командовала: «В твоем имени буква „я“ и за счастье и удовольствие иметь в имени букву „я“ пусть будут у тебя кукурузная шляпа, кукурузные рукавицы и кукурузные башмаки».
Да, он выбросил жилет, он забыл, что в жилете лежит золотистый замшевый притягуч.
Он отдал жилет старьевщику. Старьевщик положил жилет с золотистым замшевым притягучем в заплечный мешок и ушел.
Тут Ясон Пьянчужка снова стал как все люди. Больше никогда его шляпа не превращалась в кукурузную, и кукурузными не становились ни рукавицы, ни башмаки.
Теперь, когда он шел по улице или чистил цистерну, узнать его можно было только по блестящим зеленовато-желтым волосам.
Итак, найдя золотистый замшевый притягуч, будь осторожен, если в твоем имени буква «я». А еще помни, у других притягучеи – другая сила.
Старьевщик Хабакук отправился домой. На сегодня он работать кончил. Солнце зашло. Зажглись уличные фонари. На ночную работу вышли воры-домушники. Честному старьевщику не след в такое время стучаться в дом, говоря: «Старье берем» или «Старье берем, бутылки, кости», а может быть даже «Старье берем, бутылки, кости, старое железо, медь, латунь, старые башмаки, все, что сносилось, все, что не нужно, старое тряпье, куртки, брюки, жилеты, всю поношенную рвань».
Да, старьевщик Хабакук шел домой. В мешке за спиной он тащил кучу старья, а поверх всего тряпья лежал старый жилет. Это был тот самый жилет, что Ясон Пьянчужка выбросил за дверь, а в его кармане притаился золотистый замшевый притягуч, обладающий силой.
Старьевщик Хабакук, как обычно, пришел домой, промочил глотку и съел целую тарелку рыбы – все как обычно. Потом он отправился в лачугу на заднем дворе, открыл мешок со старьем и вывалил из него все, чтобы разобраться, что к чему, как делал каждый вечер, когда открывал мешок со старьем и вываливал из него все, чтобы разобраться, что к чему.
Наконец он добрался до жилета с золотистым замшевым притягучем в кармашке. «Надену-ка я его – добрая вещь, – сказал он, разглядывая жилет, – удачное приобретение». Он сунул правую руку в правую пройму, левую руку в левую пройму, и вот он уже в старом жилете, который может еще сойти за новый.
На следующее утро старьевщик Хабакук. поцеловал на прощанье жену, поцеловал на прощанье восемнадцатилетнюю дочь, поцеловал на прощанье девятнадцатилетнюю дочь. Он поцеловал их как всегда в спешке – и целуя, приговаривал: «Я буду скоро, если не еще скорее, а когда приду назад, то вернусь».
Вот он отправился на улицу, но стоило ему выйти из дома, как случилось нечто: на правом плече у него оказалась голубая крыса, а на левом – другая. Как он узнал об этом? Посмотрел – и увидел.
Они были прямо тут, у самых его ушей, и слегка щекотали их кончиками усов.
«Сколько лет уже старьевщик, а такого со мной не случалось, – сказал он. – Две голубые крысы сидят у самых моих ушей и ничего не скажут, хотя знают, что я только и жду, не промолвят ли они хоть словечко».
Косясь правым глазом на крысу, сидевшую на правом плече, а левым – на крысу, сидевшую на левом, старьевщик Хабакук прошел два квартала, три квартала, четыре квартала.
«Если бы я сидел у кого-то на плече, щекоча его ухо своими усами, я бы что-нибудь сказал тому, кто хочет послушать», – бормотал он.
Конечно, он не понял, что дело в золотистом замшевом притягуче и его силе. В глубине жилетного кармашка золотистый замшевый при-тягуч говорил: «В твоем имени два „к“, поэтому У тебя на плечах будут две крысы, одна голубая крыса у правого уха, другая – у левого».
Хорошенькое дельце – никогда раньше старьевщик Хабакук не получал столько старья.
«Заходите снова – и ты, и твои счастливые голубые крысы», – говорили ему люди. Они рылись в кладовках и на чердаках и выносили ему бутылки и кости, медь и латунь, старые башмаки и одежду – куртки, брюки, жилеты.
Каждое утро, когда он выходил на улицу, на его плечах сидели две голубые крысы, они подслеповато щурились и шевелили усами, так что те слегка щекотали уши старого Хабаку-ка. Навстречу ему из парадных дверей выбегали женщины, они смотрели на него и восклицали: «Что за странный и таинственный старьевщик и что за странные и таинственные голубые крысы!»
Золотистый замшевый притягуч действовал все время: «Пока старый Хабакук носит крыс на плечах, удача его не покинет. Но стоит ему продать одну крысу, его дочь выйдет замуж за таксиста, стоит ему продать другую крысу, вторая дочь выйдет замуж за киноактера».
Настал ужасный день – появился циркач. «Я дам тебе тысячу долларов наличными за одну голубую крысу, – начал он уговаривать старика. – Я дам тебе две тысячи долларов наличными за двух голубых крыс разом.»
«Покажи мне, сколько это – две тысячи наличными, одной кучей, такой, чтобы человек мог отнести их домой в мешке для старья», – вот что ответил старьевщик Хабакук.
Циркач отправился в банк и вернулся с зелененькими бумажками.
«Зелененькие делаются из лучшего шелкового тряпья правительством страны для того, чтобы дела процветали», – продолжал уговаривать циркач.
«Л-у-ч-ш-е-е ш-е-л-к-о-в-о-е т-р-я-п-ь-е», – разглагольствовал он, размахивая пальцем под носом у старьевщика.
«Я их возьму, – сказал старьевщик Хабакук, – я их возьму. Целый мешок зелененьких бумажек. Я скажу жене, что они напечатаны правительством страны для того, чтобы дела процветали».
Потом он поцеловал голубых крыс, одну в правое ухо, другую в левое, и передал их циркачу.
Потому-то в следующем же месяце его восемнадцатилетняя дочь вышла замуж за таксиста, который был так вежлив с пассажирами, что ему просто не хватало времени быть вежливым с женой.
